Я снова протер глаза и моргая посмотрел на странную улыбку доктора Масаки. — То есть я… Итиро Курэ? — Да. С точки зрения логики и даже с точки зрения действительности ты не кто иной, как юноша по имени Итиро Курэ. Даже если тебе это кажется странным, все это обосновано и ничего тут не поделать. Поэтому… Если воспоминания о прошлом вернутся к тебе в полной мере, а не в виде сна, который ты видишь сейчас, то, к сожалению, эксперимент окончится победой Вакабаяси и моим поражением… Но пока нет результатов, рано делать выводы… Ха-ха-ха… Я умолк. — Все это загадочно, причудливо, необычно и странно. Однако лишь до тех пор, пока не дано теоретическое объяснение. Так часто бывает и у обычных людей при умственной усталости или нервном расстройстве, однако куда в меньшем масштабе. Например, человек бродит средь бела дня, вспоминая, как прошлым вечером он пользовался успехом у женщин, и улыбается. Или же, идя по безлюдным улицам, вдруг представляет, как его чуть не сбили прямо вот здесь, и внезапно останавливается. Или женщина, которая смотрится в зеркало, доставшееся ей когда-то в качестве приданого, видит в отражении девушку в свадебном платье и удивленно замирает. Или же, преследуемая воспоминаниями юности, она, сама того не замечая, оказывается у ворот школы. И тому подобное. То же происходит и с теми, кто видит себя в будущем на собственных похоронах: два изображения — воображаемое и реальное — накладываются друг на друга. Однако в твоем случае сон мозга крепче обыкновенного, отчего иллюзия, которую ты наблюдаешь в «Клинике свободного лечения», необыкновенно детальна и реалистична. Поэтому ты не в состоянии отличить сон от яви. Точнее, сон так глубок, что он замещает реальность. Вдобавок не исключено, что та часть мозга, которая пребывает сейчас в глубоком сне, показывает тебе видения, начиная с самых близких воспоминаний, поэтому, вероятно, пробуждение не близко… В любом случае, пробудившись, ты осознаешь, что человек в кабинете и человек за окном — это один человек. Тогда ты вскрикнешь от удивления или потеряешь сознание и проснешься. Может даже оказаться, что и эта комната, и я — все начисто исчезнет, и ты обнаружишь себя в непонятном месте и в непонятное время… На самом деле, когда ты чуть не упал в обморок, я подумал, что вот оно, пробуждение… Ха-ха-ха… Я закрыл глаза и теперь только слышал доктора Масаки. Непостижимый двойной смысл его слов запутывал меня все сильнее и сильнее, и я изо всех сил пытался устоять на ногах. Я нервничал, не зная, не исчезнет ли все, когда я открою глаза, и вращал языком во рту. И вдруг… невольно прикоснувшись правой рукой ко лбу, я ощутил резкую боль, которая даже отозвалась в позвоночнике. Из горла моего вырвался крик, я еще сильней зажмурился и стиснул зубы, затем снова аккуратно дотронулся до того же места и, кажется, нащупал шишку, но вроде не очень большую. Похоже, я с чем-то столкнулся или меня стукнули… Но до этого момента я не ощущал боли и не помнил, чтобы с утра я ударялся обо что-то головой. В таких случаях говорят «сон во сне». Я приложил руку к больному месту и, по-прежнему жмурясь, резко помотал головой. Затем я распахнул глаза с ощущением, будто прыгаю с отвесной скалы, и внимательно огляделся… Все было так же. Только большой коршун, что кружился над «Клиникой свободного лечения», пролетел над песком. Заметив это, я понял: все, что вижу, существует на самом деле! И сколько бы мне ни твердили, что дело в загадочном, страшном наложении психических феноменов, для меня это не было сном или грезой. Я хотел убедиться в реальности происходящего. И это желание больше не вызывало ни малейших сомнений. Теперь я мог хладнокровно, не испытывая страха, смотреть на юношу за окном, на того Итиро Курэ, сходство с которым заставляло верить, будто мы — один человек. Затем я медленно оглянулся на доктора Масаки. Профессор разом сощурился и ухмыльнулся так, что стали видны все его искусственные зубы. — Ха-ха-ха-ха! Что, даже после этих намеков все еще непонятно? Ты уже не считаешь себя Итиро Курэ? Я молча уверенно кивнул. — Ха-ха-ха-ха… Молодец, молодец… Все, что я тебе сейчас наговорил, чистейшая ложь! — Ложь?! — я невольно отнял ладонь ото лба, руки мои бессильно повисли. Разинув рот и выпучив глаза, я слушал доктора Масаки как круглый идиот. При виде этой картины доктор Масаки схватился за живот. Из его небольшого тела раздались громкие раскаты смеха. Он захлебнулся сигарным дымом, поправил галстук, расстегнул пуговицу, спустил пенсне на кончик носа и снова разразился хохотом. Казалось, все в кабинете замерцало в такт его судорогам. — Уа-ха-ха-ха! Как хорошо-то! Ты такой честный, что это даже весело. А-ха-ха-ха! Ох, как смешно! Не могу больше… Ты только не возмущайся, но все, что я рассказал тебе, — ложь! Чистейшая, покрытая сусальным золотом брехня! Ха-ха! Но я не хотел тебя обидеть… В действительности этот юноша… Итиро Курэ, который, как и ты… Я использовал его, чтобы проверить твой разум. — Чтобы проверить мой разум?.. — Именно. На самом деле я собираюсь рассказать тебе все-все про наследственную психологию Итиро Курэ, но непонятного там будет выше крыши. И для того, кто слаб мозгами, это может закончиться не лучшим образом. Если же ты продолжишь верить, что вы с этим юношей близнецы, то все объяснения покажутся совсем запутанными и ты перестанешь хоть что-нибудь понимать. Поэтому я сделал тебе своеобразную прививку. А-ха-ха-ха-ха… Я глубоко вздохнул, будто по-настоящему проснувшись. И трепеща от силы красноречия доктора Масаки, снова потрогал больное место на голове. — Но почему у меня так резко заболело здесь? спросил я и замолчал, робко моргая. Я боялся, что доктор Масаки опять начнет надо мной смеяться, однако этого не произошло. Он как будто заранее знал, что и где у меня заболит, и спокойно сказал: — Хм… так у тебя болит? От этих слов мне стало хуже, чем от насмешки. — Эта боль была с тобою с самого утра, просто ты ее не замечал. — Но… с утра к моему лбу прикасались, — и я начал загибать дрожащие пальцы, — парикмахер… медсестра… я сам… определенно больше десяти раз! И ничего не болело! — Тут дело не в количестве. Пока ты веришь, что являешься иным человеком и не имеешь никакого отношения к Итиро Курэ, боли нет. Но стоит тебе осознать поразительное сходство с этим юношей, как боль возвращается. Здесь вступает в силу непостижимая рациональность психической науки. Поскольку все во Вселенной есть объект изучения психической науки, которая занимается исследованием духа, так называемая материалистическая наука абсолютно и совершенно не в состоянии объяснить некоторые феномены. Такая вот шишка. К примеру, твоя головная боль непосредственно связана с пиком психического приступа у Итиро Курэ. Вчера вечером этот приступ достиг апогея и пациент, пытаясь покончить с собой, несколько раз ударился головой об стену. Вот эту боль ты сейчас и ощущаешь. — То есть я… Итиро Курэ? — Нет, нет… не стоит так торопиться. Ведь оса не знает, что у слепня на душе. Собака не знает, что на душе у свиньи. Если простого Вана ударить по голове, у Ли ничего не заболит. Это обыденная логика. То есть способ мышления материалистической науки. С этими загадочными словами доктор Масаки выпустил несколько струек сигарного дыма. Затем, пока я пытался понять смысл сказанного, он прикрыл один глаз и зловеще расхохотался… — И все-таки… каким же образом, благодаря какому психическому эффекту боль некого Итиро Курэ перекинулась к тебе на лоб? Я не мог сдержаться и не поглядеть в окно на Итиро Курэ, который стоял улыбаясь в углу площадки «Клиники свободного лечения». Однако в этот момент боль в голове снова дала о себе знать и как-то странно запульсировала. Доктор Масаки, стоявший передо мной, опять выпустил большой клуб дыма. — Что ж… Кажется, ты можешь разрешить эти сомнения… — Не могу, — четко проговорил я и схватился за голову… Мне было так же паршиво, как и утром, когда я проснулся. — Ты должен их разрешить. Иначе никак. Или останешься безымянным бродягой. Меня переполняли чувства. Это была печаль ребенка, оставленного отцом в незнакомом месте. Я невольно отнял ладонь от головы и, сцепив руки, почтительно заговорил. — Профессор, прошу вас, скажите, пожалуйста… Если со мной случится что-нибудь страшное, я точно умру… — Ну, не будь слабаком! Ха-ха-ха-ха. Не надо так меняться в лице, я тебе все расскажу. — Прошу, откройте, кто я… — Погоди… Прежде чем ты это узнаешь, пообещай одну вещь… — Что… пообещать? Доктор Масаки сделался серьезным, сглотнул дым, который собирался выдохнуть, и посмотрел мне в лицо. — Точно обещаешь? — Точно. Обещаю все что угодно! На лице доктора Масаки снова появилась присущая ему ироническая усмешка. — Ну-с, обещай, что выслушаешь меня в полном спокойствии и убеждении, что не являешься Итиро Курэ. В общем, тут нет ничего сложного. Просто будь в этом уверен — и все. А я расскажу тебе совершенно восхитительную историю о психической наследственности Итиро Курэ. Но обещаешь ли ты дослушать ее до конца, каким бы пронзительным, каким невозможным ни показалось тебе ее содержание? — Обещаю. — Потом, по окончании моего рассказа, ты должен будешь, отринув всякие сомнения, записать его и опубликовать вместе с завещанием. Таков твой долг перед человечеством! Понял ли ты это и поступишь ли так, даже если моя история покажется тебе ужасной до трепета? — Клянусь! — Хм… И еще кое-что. Если все пойдет как надо, тебе, разумеется, придется жениться на девушке из палаты № 6. Освободишь ли ты ее от проклятия, которое терзает ум и душу несчастной? Исполнишь ли ты этот долг? — А это… мой долг? — Решай уж сам, когда придет время… В общем, для того чтобы объяснить, каким образом боль из головы Итиро Курэ перекинулась на твой лоб, потребуется пять минут. — Всего лишь?! — Да. В основе этого принципа лежит такая простая логика, что тут и младшекласснику все ясно! Мне и разъяснять ничего не потребуется. Ты просто отправишься в определенное место и пожмешь кое-кому руку. Тогда, согласно моему прогнозу, молниеносно сработает замечательный психиатрический эффект: ты вымолвишь «Ого… вот кто я такой!» и сразу же упадешь в обморок. Или, быть может, это случится еще раньше, до рукопожатия… — А нельзя ли так сделать прямо сейчас? — Нельзя. Ни в коем случае! Узнав правду теперь, ты запутаешься еще больше, и весь мой эксперимент пойдет прахом. Как я и говорил, этот опыт не следует проводить до того, пока я собственными глазами не увижу, что ты усвоил все факты и готов записать их, а затем опубликовать. Ну как? Понял меня? Обещаешь? — Да, обещаю… — Хорошо. Тогда начнем. Разговор, впрочем, стал непростым… Подойди-ка сюда. Доктор Масаки подтащил меня за руку к большому столу и усадил за него. Сам он расположился в кресле с подлокотниками, что было напротив. Затем достал из кармана халата спички и зажег сигару. Окурок он сунул в пепельницу-даруму. Сцена за окном скрылась из поля моего зрения, и я будто избавился от тяжелой ноши, однако мрачных сомнений в голове возникало все больше, и сомнения эти запутывались… — Что ж… Дело становится чертовски сложным… — сказал доктор Масаки и развязным движением поставил локти на стол. Он оперся подбородком на ладони и, зажав сигару в зубах, с хитрецой глянул на меня. — Кстати, отложим пока вопрос о твоей персоне. Скажи, что ты думаешь о девушке, которую видел сегодня утром? Я захлопал глазами, будто не понимая смысла вопроса. — Что я думаю? — Красавица, не правда ли? Этот неожиданный, словно удар под дых, вопрос не мог не привести меня в замешательство. В голове, словно мошки, зароились большие и маленькие вопросительные знаки, а когда они исчезли, перед глазами замелькали черные влажные глаза… маленькие алые губки… темные длинные брови полумесяцем… покрытые нежным пушком уши… Я ощутил теплоту в затылке и машинально отер платком лицо. По телу разливалось послевкусие виски, которым меня напоили, когда я чуть не грохнулся в обморок. Лицо мое пылало. Доктор Масаки кивнул, все так же с хитрецой улыбаясь. — Хм… Ну-ну. Только пресыщенный развратник, импотент из «Восьми псов» или «Речных заводей»[113], остался бы равнодушным при упоминании такой красавицы. Расскажи, какие у тебя возникают мысли? Признаться, записывать то, о чем я тогда думал, совсем не хотелось бы, однако кривить душой я не могу, ведь благодаря этому вопросу я заметил, что с утренней встречи мои чувства к той девушке совсем не изменились. Меня лишь поразила ее невероятная красота и зловещая невинность. Я хотел, чтобы она пришла в себя, хотел вызволить ее из больницы, хотел, чтобы она встретилась с тем, кого так жаждала увидеть. Являлось ли это метаморфозой прежней любви? У меня не было времени подумать. Нет… В глубине души я считал, что подобные мысли могут оскорбить ее, и старательно отгонял их от себя. Похоже, доктор Масаки указал на то, чего я стыдился больше всего… Залившись краской и словно окаменев, я прерывисто ответил: — Ну… мне ее жаль… всего лишь.