– Пока не знаю, – горько вздохнула принцесса. – Но одно обвинение признаю неправильным. Можно ли ждать от мужчины букетов, если в замке в каждой комнате стоят прекрасные цветы, и срезанные, и живые? И парк – одна сплошная клумба. Любой посчитал бы глупостью дарить еще один букет девушке, окруженной таким количеством цветов. Но вот признаний и нежных слов почти не было. Так нравится тебе моя идея с незабудками? «И васильками. Пойду готовить раствор», – написала алхимичка и направилась в умывальню. * * * – Ну и куда ты нас привел? Кадерн только раздраженно отмахнулся. Хотел бы он сам знать, почему не сработала точная привязка и он сидит не на торговом островке, определенном дриадами для всяких сделок, а посреди заваленной буреломом и сучьями крохотной полянки в дремучем лесу. Причем точно не дриадском, у них таких непролазных дебрей не бывает. – Как ни удивительно, – ошеломленно пробормотал крутивший какие-то амулеты Даурбей, – но я не нахожу прохода в дриадские чащи. Словно сплошная стена… и это очень странно. – Скорее тревожно, – процедил Изрельс. – Чем дольше я размышляю над поступком Рандолиза, тем больше нахожу его нелепым. Если не сказать глупым. А ведь я знаю его лет двадцать, с тех пор как он зеленым отроком поступил в академию. Немного обидчивым, в меру амбициозным и ветреным, но не подлым и не вопиюще тупым. – Люди со временем меняются, – желчно фыркнул Тодгер. – Я тоже не мог и представить, на какие гнусности способны некоторые хорошо известные мне личности. – Это он о ком? – изумленно поднял бровь Даурбей. – Обо мне, – мрачно вздохнул магистр академии магов Айгорры. – Я недооценил его влюбленности в принцессу. – Это не влюбленность, – скрипнул зубами Тод. – Влюбленность – нечто легковесное и ветреное. А о других чувствах тебе говорить бесполезно, ты толстокож и никогда ничего не поймешь. – Раньше ты уже связал бы его корнями и засунул вон в то болотце, вытаскивая каждые две минуты, чтобы дать вздохнуть, до тех пор пока он не раскается в своей грубости, – понаблюдав за мрачно сопящим зятем, задумчиво произнес Кадерн. – Он верно сказал, люди меняются. Только еще не понял, что в любую сторону, а не только в худшую. А я уже очень хорошо осознал, как не прав был, уводя Дарелетту, хотя до сих пор считаю, что самому Тоду никогда бы не удалось с ней договориться. – Эти слова дались Изрельсу нелегко, черные маги не любят вот так чистосердечно признавать свои ошибки, но о своей откровенности он не жалел. Если сейчас этого не скажешь, ученик затаит злобу надолго, возможно, навсегда, и это станет большим подводным камнем в семейной жизни самого Изра. А он теперь желает сделать все возможное, чтобы у его Леты не было никаких причин для волнений и обид. – А мне она показалась очень неглупой, – заметил Даурбей. – Впервые за все время моей службы в Дугрее девушке удалось за пять минут полностью расположить к себе султана. – Ты что это имеешь в виду? – разъяренной коброй поднялся с коряги Тодгер, и над его головой зазмеились зеленые вихри. – Вовсе не то, о чем ты подумал, – ледяным тоном осадил его придворный маг дугрейского султана. Сделал многозначительную паузу и веско добавил: – Она передала ему привет от родителей и доказала, что они в родстве. – Дарочка очень сообразительная, – мгновенно успокоился Тодгер, – и смелая. Не каждая принцесса решится пришить темного мага к дивану. А еще очень добрая – покупала сласти и игрушки и сама относила в приют. И мечтала придумать, как избавить сирот от приютов. – Все это очень интересно, – робко перебил влюбленного коллегу Мальгис, – но вон то болотце, по-моему, растет. – Бросить туда пару боевых фаерболов, и сразу перестанет, – заявил Изрельс, вовсе не спеша доставать амулеты. Да он даже не оглянулся. – Может, просто пустить суховей? – кровожадно предложил Кадерн и тоже не пошевелил и пальцем. – И никогда не узнаете, куда делись ваши девушки, – едко квакнула, вынырнув из болотца, жабья морда кикиморы. – А ведь вы за этими шалуньями бегаете. – Узнаем, – с мрачной ухмылкой пообещал Тодгер, и кикимора вмиг взмыла над полянкой вместе с шаром болотной жижи. Над буреломом поплыло зловоние, но ни один из магов не обратил на него внимания и даже не поморщился, наблюдая, как сорвавшаяся с неба тучка поливает зеленую шутницу струями яростного ливня. – Ну хватит! – взмолилась та, когда грязь вернулась в бочажок и всем стали видны лягушачьи лапы и поросшее водорослями пузатое тело. – Не люблю я вашей чистоты. – Рассказывай, почему хочешь открыть нам секреты дриад? – ласково улыбнулся ей Даурбей, но его взгляд был холоден и насмешлив. – Так ведь выгнали… – всхлипнула вдруг зеленая нечисть. – Выгнали из чащи-то! И за что – за подсказку! – Так подсказка небось была ядом пропитана? – От обиды, только от обиды! – злобно затрясла перепончатой лапкой кикимора. – Гостья им велела ловить всех подряд и превращать в прекрасных дев, они и побежали. Белок, зайчих, лис, рысей… кого только не поймали! Только нас не взяли, как мы ни старались! Под ноги бросались! – Даже представить боюсь, что там у них после творилось. – Даурбей покосился на помрачневшего Изрельса. – А девушки куда делись? – потряс кикимору Тодгер. – Откуда мне знать? Только и видела, как они с дриадами разъезжали по лесу, а оборотни им ручки целовали, – хихикнула кикимора и тотчас тонко взвизгнула, захлопала лапами по опаленным бокам. – Подлые! Я по-хорошему, а вы! Теперь нипочем не скажу, с какой стороны остался открытый вход в пущи! – Ну и сгоришь, – равнодушно пожал плечами Изрельс, создавая над поляной огромный, с медвежью голову, огненный шар. Он постреливал ослепительно-белыми молниями, распространял яркий свет и сухой жар и, несомненно, был очень опасен. Кикимора невольно сжалась, выцвела, став пепельного цвета. – Конечно… нас всем можно обижать, мы же не маги! Пользуйтесь своей силой и подавитесь! Проход на южном склоне холма, в том месте, где границу Маржидата пересекает звериная тропа. – Похоже, не врет, – прищурился Даурбей, глянув на артефакт поиска, и тут же создал под своими ногами любимый ковер. Как широкой лопатой, подхватил им спутников и, прикинув, что здесь проще долететь, чем строить портал в незнакомое место, поднял ковер над лесом. * * * Кикимора шлепнулась в свою грязь и сердито залопотала, но тут же притихла, наблюдая за сгустившимся посреди бурелома облачком мглы, напоминающим очертаниями человеческую фигуру. Нелюдь ждала заслуженной награды, точно зная, что этот заказчик не обманет, не в первый раз они на него работают. И платит он всегда щедро не в пример другим. Награда, десяток молочных поросят, высыпалась на нее из набежавшей тучки, и кикимора, радостно сопя, поспешно сбросила добычу в бурое жерло примитивного прохода, ведущего в ее тайное гнездо. Покончив с работой, прыгнула следом и сама, так и не заметив притаившегося за ближней кочкой клочка черного тумана. И никак не ожидала, что в самый последний момент он сделает стремительный рывок и прилепится к ее зеленой мохнатой спине. Магический путь тотчас дрогнул, размазался некрасивой кляксой, из последних сил всосал болотце и лопнул с громким чавканьем, обдавая все вокруг вонючей жижей и лохмотами побуревшего от крови мха. Но предательской тьмы на полянке уже не было, она исчезла за пару мгновений до взрыва. * * * – Ну как? – Завернутая в полотно Дарочка с несвойственной ей робостью смотрела на наставницу, напрочь убивая этим взглядом всякое желание шутить. И та сдержалась, хотя очень хотелось съехидничать. Да и вовремя припомнила, что разговаривает теперь весьма своеобразно и смысл шутки придется растолковывать на бумаге. – У! – Алхимичка показала одобрительный жест и заметила скатившуюся по щеке принцессы слезинку. – Спасибо. Мне всегда был омерзителен обычай рисовать на лицах всякие знаки и клыки к осеннему равноденствию. Лет десять назад нам привезли в подарок большую книгу с картинками про обычаи различных рас. Вот тогда мы и выяснили, что в древности на рожах рисовали нечто подобное только орки и гоблины. С того момента у всех сестер от красок и париков с рогами начинается икота… и даже Тодгер не мог с ней справиться. – Неужели ты всерьез так думаешь? – усмехнулась Летуана и потрясенно замерла. Потом сунула под накидку руки, похлопала себя по щекам и, рывком отбросив шляпу прочь, ринулась к зеркалу. – Получилось! Дарочка, все получилось, он снял с меня лягушачий облик… – Последние слова Летуана произнесла как-то неуверенно, потом жалобно застонала и обернулась к ученице. Та уже сидела на краю дивана, рядом с расцветшей голубыми незабудками летучей мышью, и заинтересованно смотрела на лицо наставницы, на котором все четче проступал изящный узор из васильков. – Очень красиво. Молодец, Кео. – Дарочка осторожно погладила питомца по спине и огорченно вздохнула, как жаль, что не бывает летучих котят! – Мне тоже нравится… – как-то невесело пробормотала алхимичка. – Тем более что узор – мой собственный. Жаль только, это не фиалки. – Неужели ты уже простила своего Изверга? – съехидничала принцесса. – Нет, пока не простила, – задумчиво сообщила Летуана. – Зато начала лучше понимать. И себя тоже, и теперь могу уверенно сказать – я его обязательно прощу. Если он тоже хоть что-то понял и готов извиниться. И сама тоже попрошу прощения… В случившемся есть доля и моей вины, а несправедливой, самоуверенной дурочкой я никогда не была. Мне присуще умение мыслить логично, а я им не воспользовалась, не поговорила с мужем, а, ослепленная обидой, придумала план мести. Женский, мелочный и совершенно недостойный магистра алхимии. – А может, он как раз привык жить рядом с магистром алхимии и хорошо вымуштрованной женой, потому и перестал видеть в тебе нежную и слабую женщину? – буркнула ее ученица. – Иногда ты говоришь как старушка, – огрызнулась Летуана, но тут же, покосившись на Кео, смолкла. А потом примирительно добавила: – Хотя во дворце, как я теперь ясно понимаю, можно было и не такому научиться. Все-таки толпа изнывающих от безделья фрейлин и камеристок – это страшная сила. – Это ты думаешь, что они бездельничали, – стало по-настоящему весело принцессе, – а фрейлины искренне считали, что работают как каторжные. Утром одеться и причесаться к завтраку, потом погулять с королевой, посетить уроки танцев принцесс, выпить чаю и обсудить новости, переодеться к обеду… целый день вся толпа куда-то спешит, что-то обсуждает, кого-то уговаривает. А вечером еще прием или бал, и к ночи все несчастно вздыхают, что уже ног не чуют. – Не понимаю, как вы выживали в этом аду, – пожалела подругу Летуана. – Я бы выгнала их на третий день. – С ума сошла! И тогда развлекать гостей и женихов, кривляться, улыбаться и танцевать напыщенные контрдансы нам пришлось бы самим.