Кровли горели в магическом огне, в полной тишине слышался треск горящих перекрытий. Всех заворожили языки голубоватого пламени и в этот миг в каждом из трех горящих домов раздался громкий вой, в фейерверке багровых искр прямо из пламени, высоко вверх взвились три огромные фигуры и рухнули вниз, на стоявших в оцеплении людей. Грозно зарычали рекарды, защищая людей, бросаясь навстречу тварям. Зазвенели разбитые стекла, из окон и дверей домов полезли ужасные существа. Окровавленные, с разорванными глотками, в лохмотьях рваной одежды, с глазами, полными животной ненависти, безумно скалящиеся длинными, острыми зубами. Громко закричали мужчины, стоящие в оцеплении, грязной бранью припоминая всех родственников и богов, полетели заклинания, засвистели мечи, отсекая головы и конечности нападавших. Анна отправляла один за другим смертельные заклинания, но они бесследно исчезали в телах измененных, не принося им вреда. Из крайнего дома выскочила бодрая старушка, скаля огромные зубы. Следом за ней мужик в расшитой рубахе, залитой кровью, дурно завывая, метнулся к одному из рыцарей. — Брат! Брат Петер! — потрясенно выдохнул староста. — А я то думал, он не приехал… А он здесь, а они его… Младенец месяцев девяти отроду, шустро перебирая окровавленными ножками, направился к высокому гвардейцу, тоненько вопя и открывая рот, полный редких, острых зубов. — Марик, малыш… — простонал староста и рухнул на землю, потеряв сознание. К Анне скачками, приволакивая ногу, приблизился старик со странно сдвинутой на бок головой и оторванной по плечо рукой, тоже в крови и каких-то багровых ошметках на одежде, в бороде и волосах. Он злобно щерил черные, острые зубы и рычал, изо рта его свисала нитка тягучей, желтой слюны. Навстречу старику кинулся Эшен, Анна почувствовала движение воздуха и увидела, как летит в сторону оторванная голова с седыми, свалявшимися волосами. Старик словно запнулся на бегу и рухнул на землю. Его место тут же заняла женщина, когда-то молодая и красивая, теперь же безобразно разорванная шея, окровавленная грудь и вырванный из бедра кусок мяса, оставивший на своем месте кровавую рану, делали ее облик невозможно ужасным. Выставив впереди себя руки с темными ногтями, она тяжело стонала и рвалась к Анне, которая не успевала ничего сделать, а Эшен, ставший вдруг видимым, уже терзал страшную женщину, сворачивая ей шею. Та не сдавалась, с бешеной силой раздирая рекарду грудную клетку и пытаясь добраться до его глаз и шеи. Они упали на землю одновременно, недвижимые и безмолвные. Крики, ругательства, рычание и вой постепенно стихали. Анна бросилась к рекарду, боясь, что верный друг может быть мертвым. Тонкой нитью пульсировала кровь в венах грозного зверя, сердце билось чуть ощутимо. Она принялась вливать в Эшена Силу, одновременно закрывая страшные раны, нанесенные острыми когтями. Рекард с трудом приоткрыл черные глаза, нежно проворчал: — Ани, моя Ани… Эшен любит, Эшен хороший… И снова закрыл глаза. Анна обвела глазами поле боя. Кучами рваного тряпья валялись трупы измененных людей, крови почти не было, ее оставалось немного в телах выпитых монстрами бывших жителей поселения и их гостей. Догорали дома, охваченные магическим пламенем. Кто-то из гвардейцев пожелал подойти поближе к ним, но резкий окрик Корвина пресек эту попытку: — К домам не подходить! Могут быть сюрпризы! Анна добавила мощности огню, пламя взвыло и принялось лизать каменные стены. В развалинах среднего дома раздалось громкое рычание и, объятый огнем, оттуда вывалился монстр, кинувшийся на Императора. Тот вскинул руку с мечом, бросая в чудовище сверкающий амулет. Чудовище отбросило в сторону амулет с заклинанием и шагнуло к Натану Андервуду, но внезапно проявившийся один из рекардов неуловимым прыжком повалил измененного на землю и принялся рвать его острыми когтями. Затем он взлетел, не выпуская монстра из своих лап и сверху к ногам Императора упала лохматая голова, а затем и туша чудовища. Заваливаясь на одно крыло, пытаясь лететь, рекард Кресс свалился на землю. Анна бросилась к нему, прикладывая ладони к коричневой, шерстистой груди и поняла — верный зверь был мертв. Корвин, подошедший к ней, остановился рядом и хрипло проговорил: — Он спас моего сына. Эшен спас тебя. Элла тоже ранена, а Клара погибла, защищая одного из гвардейцев. Он наклонился и подхватил на руки жену. — Пойдем, тебе нужно немного передохнуть. Потом поможешь всем, кто в тебе нуждается. Пока первую помощь окажут рыцари. Ты знаешь, они умеют. Глава 15 Ужасная ночь подходила к концу. Уже окрасился нежным розовым цветом край небосвода, воздух стал прозрачным и прохладным. На месте домов, когда-то стоявших на окраине селения, чернел выжженный круг, засыпанный темным пеплом. Гвардейцы проверили погреба в каждом доме. Все тела измененных, погибших в ночном бою, тоже были брошены в магическое пламя и сожжены. Ненадолго оставлены были лишь останки трех монстров, призванных мстительной фрейлиной Императрицы-матери. Их внимательно изучили, описали, срисовали и только потом сожгли. Так и осталось неясным, из какого мира они пришли. Никто из присутствующих никогда не встречал упоминаний о подобных чудовищах. Допрошенные под заклятием Истины Джели Керст и Сиена Манели рассказали, что артефакт был куплен ими у городского артефактора Ариуса Мерта. Весьма талантливый маг изготавливал запрещенные законом вещицы и продавал знакомым аристократам, имея приличную прибыль. С ним познакомил Джели ее любовник, Джент фон Тир, который скупил у столичного умельца десятки разных артефактов на все случаи жизни. Правда, это не спасло его от заслуженной кары. Селянам было разрешено покинуть свои жилища. Об этом им сообщил староста, за прошедшую ночь поседевший и уже ничем не напоминавший того бодрого и крепкого мужчину, что встречал их вчера днем. Жители Голубков тоже явно не спали спокойно, притихшие, они боязливо оглядывались по сторонам, шепотом пересказывая друг другу ходившие слухи. Чтобы избежать ненужные толки, Император Натан приказал собрать сельчан на площади и рассказал о событиях прошлой ночи. Изумленные, испуганные возгласы жителей сопровождали его рассказ. Отныне все случившееся стало историей поселения, спустя многие десятилетия состарившиеся свидетели вторжения монстров будут рассказывать своим правнукам об ужасной ночной битве. Перед уходом из селения Анна решила пройтись по нему, на всякий случай проверить, не остались ли в нем незамеченные измененные. Проходя мимо одного из дворов, она резко остановилась, услышав странные звуки. — Ы-ы-ы… Ым-м-м — доносилось из-за невысокого забора. Анна не обладала высокой степенью эмпатии, но в этих звуках ей послышалось страдание и она без колебания открыла калитку и вошла во двор. Невысокого роста женщина подметала крыльцо жестким веником. Она выпрямилась, услышав скрип калитки и торопливо сошла с высоких ступенек навстречу гостье, приветливо улыбаясь ей полными, розовыми губами. — Кто это у вас? — нетерпеливо спросила Анна, показывая рукой в сторону доносящихся тоскливых звуков. С лица хозяйки тотчас же сошла улыбка, она поджала губы и нехотя ответила: — Младшенький мой, неправильный родился, вот и мучаемся. — Покажите. — коротко бросила Анна. Она пошла вслед за женщиной и за небольшим сараем увидела ребенка лет трех, привязанного веревкой, обвитой вокруг худенького тельца к железной скобе, вбитой в высокий столб. Ребенок, одетый в грязные лохмотья, сидел на куче старой соломы рядом с пустой грязной миской и тоскливо причитал. Увидев Анну с хозяйкой, он замолчал, испуганно тараща на них большие голубые глаза, выделяющиеся на замурзанном личике. — Я забираю его. — Анна одним движением ладони заставила веревку осыпаться кучкой пыли, подошла к ребенку, набросила на него свою куртку, взяла дитя на руки и пошла с ним со двора. Малыш молчал, прижимаясь к ней дрожащим тельцем. — Ну как же, госпожа! — запричитала женщина, семеня следом за ней. — Что же я мужу скажу? Анна вынула из кармана небольшой мешочек и бросила его женщине. — Отдадите ему это. Думаю, он не станет возражать. Несколько часов гости Голубков собирали шатры, Анна с Алариком продолжили лечение раненых, приводили в порядок малыша, принесенного ею из селения, наскоро умыв и накормив его. Уже в полдень из портального перехода на площадь перед дворцом в Фалети, немало напугав стражу, вышли Император и все его сопровождение. Как только удалось привести себя в порядок, Император пригласил в свой кабинет наиболее приближенных людей. — Мы считали, что полностью зачистили Империю от заговорщиков. — начал он. — Оказалось, что многие второстепенные фигуры остались на свободе. Те, о ком не упомянули арестованные аристократы, спокойно отсиделись во дворце и своих имениях, чтобы позднее ударить нам в спину. Пример — вчерашние ужасные события. Нам повезло, что не погибли наши люди, но одиннадцать тяжело раненых — это много. Еще больше нам повезло, что с нами были наши гости. Натан повернулся к Корвину и Анне. — Благодарю вас, отец, Анна. Если бы не вы и ваши рекарды, нам пришлось бы гораздо тяжелее. Мы сожалеем о том, что вы потеряли в битве двух рекардов. Они погибли, спасая людей, и мы благодарны им за это. Анна, вы своим даром исцеления дважды спасли нас. Первый раз — когда избавили нас от наведенной болезни, второй — когда излечили наших людей от ран, полученных в бою с чудовищами, очистили их кровь и не дали превратиться людям в монстров, против которых магия оказалась бессильна. Ну а нам придется заново провести расследование по раскрытому заговору. — Император развернулся к брату. — Морис, бери людей и заключай под арест всех, кого назвали подружки-фрейлины. В первую очередь — городского артефактора, этого гениального злодея Ариуса Мерта. Корвин и Анна не стали дожидаться окончания нового следствия. Рекарды Эшен и Элла выздоравливали медленно, яд от клыков монстров плохо выводился из их вен, Анне необходимо было доставить раненых домой, в Софию. Четырех раненых гвардейцев она излечила за один день, рыцари счастливо избежали ранений, действуя больше мечами, чем магией. На следующий день после совещания они попрощались с семьей Корвина и шагнули в портал. Вымытый, одетый в чистое и накормленный ребенок, оказавшийся мальчиком, был назван Анной Эриком и внимательно осмотрен ею совместно с Нейтоном Закари. По всем признакам, малыш получил родовую травму. Возможно, роды были тяжелые и ребенка тащили за головку, от чрезмерного сдавливания повредив головной мозг. Дальнейшее его состояние усугубилось небрежным уходом, вернее, полным его отсутствием. Сам факт того, что ребенок до сих пор был жив, внушал оптимизм — это обозначало, что мальчик обладал от природы завидным здоровьем. Нейтон постановил, что исправить последствия травмы возможно, но лечение займет долгое время и должный результат невозможен без воздействия мощных потоков Силы. Он предложил забрать ребенка к себе в клинику, но Анна решила, что у них с Корвином ему будет лучше, а сам Нейтон станет приходить с лечебными процедурами три раза в неделю, Анна же станет ассистировать ему. Все остальное время с ребенком она стала заниматься самостоятельно. Массаж, чтение книг, прогулки, игры — все свое свободное время она уделяла подопечному, а вечерами, уложенный в кровать, укрытый мягким, теплым одеялом, мальчик засыпал, держась своей маленькой ручкой за ее ладонь. За всеми хлопотами Анна чуть не упустила состояние собственной дочери. Мария долгое время не приходила в замок, после занятий в Академии оставаясь во дворце. Алекс и Диана любили девочку, но плохо знали ее, не замечая, как вянет она. Для всех окружающих Мария надевала маску, изображая хорошее настроение и легкий нрав и никому не приходило в голову заглянуть под эту маску и увидеть, как юная девушка, совсем еще ребенок, мучается, не в силах справиться со своими чувствами. Разговор с отцом на какое-то время помог ей успокоиться, но вскоре ее чувства, ее безнадежная влюбленность снова захватили ее. Анна в первую же их встречу насторожилась, ей показались искусственным, наносными веселье дочери и ее радостное и беспечное настроение. Мария всегда была ребенком ласковым и добрым, но в ней не было такого усердно взращенного, показательного жизнелюбия. И Анна чувствовала боль и растерянность за маской игривости и счастья. Она поделилась своими беспокойными наблюдениями с Корвином и тот рассказал ей о прошлом разговоре с дочерью. — Я было решил, что она пережила все это. Все-таки первая любовь для многих бывает безответной, но люди справляются с этим и живут дальше. — озадаченно проговорил он. — Неужели она однолюбка и это чувство останется с ней на всю жизнь? Тогда сейчас она переживает настоящую трагедию. Анна навела справки о Мартине Лавольском и ей доложили, что парню восемнадцать лет, он заканчивает Академию, весьма успешно обучаясь на факультете боевой магии. Один из лучших курсантов, умен, обладает сильным даром. О нем отзываются, как о юноше, получившем хорошее воспитание. В любой компании ведет себя легко и непринужденно. Очень нравится девушкам, а юноши дорожат дружбой с ним. Похоже, их с Корвином дочь полюбила достойного человека. Анна своим ненавязчивым интересом добилась от Марии откровенности. Дочери, похоже, очень тяжело было переживать свою сердечную боль в одиночестве и она открылась матери, как прежде, в детстве, рассказывая о том, что ее мучает. Обнимая дочь, прижимая ее к себе, поглаживая по голове, Анна находила слова, которые могли успокоить юную девушку, совсем еще ребенка, впервые в своей недолгой жизни столкнувшейся с проблемой, которую никто не мог помочь ей решить. А почему не мог? Хорошо подумав, Анна прибыла к ректору Академии Альберту Дюфрэ с предложением злоупотребить служебным положением. Выслушав ее, прапрадед возмутился: — И кто этот негодяй, которому могла не понравится наша девочка? В итоге, после мозгового штурма, было принято решение провести командное соревнование по пересечению особого полигона длиной в несколько десятков километров. Пять команд, каждая из которых состояла из шести курсантов, по два курсанта от третьего, четвертого и пятого курсов. Победителем станет та команда, которая быстрее пересечет полигон и как можно полнее сохранит свой состав. Возглавил одну из команд пятикурсник Мартин Лавольский, из курсантов третьего курса в нее вошла Мария Андервуд. Неделю до начала игры Анна тренировала дочь, давая ей не только новые магические знания, но и рассказывая о мужчинах и женщинах, об их сложных взаимоотношениях, о чисто женском подходе в борьбе за мужское сердце. Аптечка с необходимыми препаратами, нужные артефакты и приборы для сложных расчетов — каждая команда должна быть совершенно автономна и призыв о помощи мог обозначать выбытие из игры. Команда Мартина Лавальского первой преодолела полигон, обойдя все ловушки и препятствия, не потеряв ни одного бойца и вышла к ожидающим судьям и родственникам на девятый день после начала игры. Мартин Лавольский шел впереди, держа за руку Марию Андервуд. Уже дома, разглядывая дочь, Анна видела не только ее усталость, но и то, что девочка явно повзрослела и стала более уверена в себе. Она рассказывала родным о том, как они проходили маршрут, как преодолевали препятствия и ловушки и оказывались в сложных ситуациях. Несколько раз благодаря знаниям и умениям Марии их группа с честью выходила из сложных ситуаций, а несколько курсантов быстро излечились от полученных ран. Мария старалась не только держаться самой, но и приободрять других, рассказывать веселые истории на привалах, составлять разные отвары для укрепления сил. И в случаях, когда кто-нибудь ставил под сомнение решения командира, Мария всегда была на стороне Лавольского, неизменно находя веские доводы для поддержания его авторитета. В один из вечеров, сидя у костра, Мартин, незаметно разглядывая Марию, спрашивал себя, как он мог не замечать такую яркую, такую необыкновенную девушку? Спустя два года, после окончания Марией Академии, он сделал ей предложение, через месяц они поженились и с тех пор никогда не расставались. Три сына и две дочери стали вершиной их любви. Рекарды, отправленные на излечение в Императорский Госпиталь, смогли улететь оттуда лишь через неделю. Нейтон Закари, Сатори Хельманс и Анна круглосуточно дежурили возле них, применяя все свои умения. Их помощники и сиделки с опасением относились к зверькам, которые, несмотря на тяжелое состояние, исправно употребляли в пищу принесенных им кур и много спали, укрывшись собственными крыльями, словно одеялом. Элла искренне пыталась подружиться с персоналом Госпиталя, несколько раз очаровательно, по ее мнению, улыбнувшись. Однако же обнаженные в улыбке острые зубы придавали ей вид настолько хищный, что сиделки и помощники целителей начинали безостановочно икать и как можно быстрее покидали комнату с необычными пациентами. Эшен же пользовался любой возможностью, чтобы взять Анну за руку, припасть к ней шерстистой щекой и нежно ворковать: — Ани, моя Ани… Эшен любить, Эшен хороший… Порой они с Эллой вспоминали ночную битву с монстрами, начинали то злиться и говорить о гадах, то печалиться и жалеть погибших Клару и Кресса. Анна впервые могла убедиться, насколько быстро развиваются рекарды умственно и эмоционально, находясь в тесном контакте с людьми. Именно люди стали их подопечными, потребность защищать людей впечаталась в кровь магических созданий, дальнейшая их эволюция, возможно, ускорится еще больше. Корвин, обнимая жену в первую ночь после их прибытия в замок, сокрушенно повинился: — Насыщенно мы сходили в Андервуд. Полечили, что называется. Печально, что тебе досталось столько ужасных впечатлений. Еще и Лиона была не слишком любезна, могу только извиниться перед тобой за ее холодность. Анна прикоснулась тонкими, теплыми пальцами к его вискам и с ехидным смешком ответила: — Зато у меня на многое открылись глаза, мой хороший. Ты, оказывается, совершенно слеп. За тридцать лет совместной жизни не разглядел, что женщина любит тебя. — Любит? — Корвин удивленно приподнялся на локте, заглядывая в синие глаза жены. — Ты не знаешь, а между тем Лиона воспитана так, что не умеет любить. Так воспитывают многих принцесс — долг, а не любовь должны руководить их поступками. Надо иметь слишком пылкую натуру, чтобы бунтовать против этого. Лиона не из числа бунтовщиков, а наши родители с детства заключили договор помолвки между нами. Она просто выполняла свой долг, какая тут любовь! — Такая, милый мой. Она женщина. Сама того не осознавая, она заранее приняла тебя и полюбила. Ты был молод, красив, добр и ласков с ней и она была счастлива — брак для нее оказался большой удачей. Могло случится так, что в мужья ей достался бы старый тиран, отравивший бы ей жизнь. А так — она любила и молчала, боялась признаться себе и тебе, а с нашим приездом увидела, что ты сам можешь быть влюбленным, но твоя любовь не принадлежит ей. И она была полна сожаления, а я ей потому и не нравилась, что оказалась соперницей, хотя мы и не спорили за твое сердце. Я понимаю Лиону, не сержусь на нее, она в своем праве. Надеюсь, она еще устроит свою жизнь. Ей понравился Альфред Минкус, например. Он — достойный выбор для женщины. — Это Герцог-то? — ревниво переспросил Корвин, прижимая к себе обнаженную супругу. — Тебе он тоже нравится? — Нравится. — невинным голоском пропела Анна. — Он хорош собой, умен, решителен и смел. Она рассмеялась, увидев свирепое выражение на обычно спокойном лице мужа. Несколько быстрых поцелуев смягчили Корвина, а затем она совершенно ошеломила его, впервые признавшись: