– Может, именно он и заставлял Тимотэ ишачить на него дилером и поставлять ему дурь… Они начали с него, думая, что все прекратится. Но все продолжалось… – Ты что, действительно думаешь, что эти двое способны вот так вот убить? Одного заморозить на льду озера, а собственного сына сунуть под водопад? И что за камушки с символами? Ты их видела, родителей? Два пенсионера… И мать ты видела… А отец ростом намного ниже сына. Нет, что-то тут не складывается. И потом, их сын был наркодилером и в деньгах не нуждался. Я уж не говорю о взрыве, который нас всех тут держит в капкане. – Пожалуй, ты прав. Получается, что он идиот. – Нет, – сказал Сервас. – Здесь надо еще подумать. И воздержаться от самоцензуры. Вернулся Ангард. – Для совещания все готово. Белая доска, программа «ПауэрПойнт», низкий потолок и большой разборный стол, на котором уже лежали айпады и ноутбуки: все решили, что оказались в зале заседаний предприятия средней руки. Войдя, Ирен первым делом подошла к окну и задернула шторы, чтобы какому-нибудь фотографу не пришло в голову обессмертить совещание. – Уберите от меня этот «ПауэрПойнт», – бросила она, указывая на логотип на доске. – Правильно кто-то сказал, что он делает из нас дураков. Я не хочу, чтобы наши рассуждения были сведены к упрощенным схемам и базовым таблицам, и я против установки искусственной субординации, которая приведет к тому, что все мы вслепую пойдем в неверном направлении. Вокруг стола разместились шесть человек: Циглер, Ангард, двое офицеров из следственного отдела По, которые расследовали убийство Камеля Эсани и прилетели сюда на вертолете, и двое жандармов из Эгвива, проводивших обследование окрестностей, которое ничего не дало. Ближайший населенный пункт находился в километре от водопада, а его обитатели в ночь убийства Тимотэ Хозье крепко спали. Сервас уселся вместе с ними, не представляясь: ему хотелось, чтобы все о нем позабыли. Да и Циглер не стремилась его представить: он вообще не имел права здесь находиться. – Теперь по поводу компьютера, – продолжила она. – Исследование компьютера Хозье что-то дало? – Мы обнаружили список клиентов, – ответил один из жандармов, – и указание, сколько кому было продано, а также уплаченные суммы: восемьдесят евро за двадцать пять граммов гашиша, пятьдесят евро за грамм кокаина… Всего около пятидесяти контактов. В общем, самый настоящий мелкий торговец. Беда только в том, что все клиенты зашифрованы под псевдонимами. – Например? – Например, Tinderland, elcolombiano57, swaggglife, lunealphane, ubik31, harmony31 – зачитал жандарм, сверяясь со списком. – Это псевдонимы для «Снэпчата», – послышался чей-то голос. Ирен с безнадежным видом пожала плечами: то, что наркодилеры пользуются для своих дел мессенджерами, далеко не новость. Это дает им много преимуществ: возможности вести зашифрованную переписку, посылать фото и видео, которые самоуничтожаются через несколько секунд, и сообщения, самопроизвольно исчезающие с сервера получателя, если он их не откроет в течение 24 часов. В Тулузе сделки происходили среди бела дня: на рынках под открытым небом продавали доступ к «интернет-магазинам с самовывозом», где каждый мог найти нужное ему «меню», как в фастфуд-забегаловках. Клиент получает в «Снэпчате» скриншот экрана программы Google Earth, где обозначен выход из метро, наличие наркоты на сегодняшний день и навигатор – как проехать или пройти к означенной станции метро. На месте он ориентируется по стрелам, нарисованным на стенах домов, и по ним выходит на дилера. Разжиться кокаином никогда еще не было так легко. Но это считалось нормальным в стране, которая стала одним из главных потребителей марихуаны в Европе и которую даже колумбийские наркодилеры считали будущим Эльдорадо для сбыта кокаина. – Мне нужно, чтобы вы идентифицировали все псевдонимы один за другим, – потребовала Ирен, – и нанесли визиты всем, кто под ними скрывается. В старых кварталах Тулузы за последние два года колоссальное увеличение наркотрафика привело к солидным проблемам для жителей: разрушения, насилие, самовольный захват холлов жилых домов. В некоторых случаях дилеры просто перегораживали лестничные клетки металлическими барьерами, и съемщики жилья не могли попасть домой. А потом появились чеченцы. В «Эмпало» в Мирее, в «Семи Денье» в Труа-Кокюс, на площади Фаон в Рейнери появилась новая категория агентов безопасности, которых вербовал главный арендодатель города. Никаких слезоточивых газов, никаких телескопических дубинок, но, когда на чеченцев нападали, они, вместо того чтобы спасаться бегством, бежали навстречу нападавшим. Все или почти все прошли через военные действия в Грозном. Появление этих неуязвимых бойцов, которые не боялись менее опытных и обстрелянных бандитов, было равноценно удару сапогом по муравейнику, уже и так разворошенному в ходе операций антикриминальных бригад. Сработал старый добрый закон пищевой цепочки: зебры и антилопы гну – добыча хищников, а гиены и шакалы услужливо уступили свои места львам и леопардам. Как только самый жадный и свирепый хищник стал на сторону закона, возникли подозрения, что новые «ангелы-хранители» каким-то образом связаны с наркодилерами. Помнится, Рим незадолго до падения позвал на помощь наемников, чтобы обеспечить безопасность удаленных районов империи. – Вы можете воспользоваться вертолетом в любое время, если того требует расследование, – подчеркнула Ирен. – А также туристическими тропами, – съязвил кто-то из присутствующих, – это приобщит нас к спорту. Послышалось несколько сдержанных смешков, но разрядить напряжение не удалось. Все понимали, что ставки высоки и теперь с них не будут спускать глаз. Да еще вся эта история с оползнем, когда жители долины оказались в западне, отрезанными от мира, может быть, в компании с убийцей… Вот вам все составляющие сценария, который будет занимать внимание публики и всех СМИ на протяжении недель. – Учитывая личность убитого, первой гипотезой вполне могло бы стать сведение счетов между наркодилерами, – сказала Циглер. – Однако очень уж мудрено обставлено убийство, со странной мизансценой у водопада… Кроме того, здесь есть много общего с убийством Камеля Эсани, которое тоже не подходит под первую гипотезу. На этом этапе расследования, наверное, будет правильным не делать поспешных выводов. И надо еще посмотреть, что скажет отдел по борьбе с наркотиками и их «барабаны»: вдруг кто-то что-то да и услышал… Затем она в общих чертах обрисовала клиническую картину, установленную доктором Драгоман. – Машину Хозье нашли в ста метрах от водопада на обочине дороги, – доложила она. – Это говорит о том, что у него с кем-то была назначена встреча… Он не случайно приехал в этот заброшенный уголок долины в два часа ночи. Все задумались над таким выводом. – А возле машины есть какие-то следы? Жандарм, который занимался машиной Хозье, втянул голову в плечи. – Она… она была припаркована вне ограничительной зоны, – произнес жандарм. – А это значит, что вокруг нее было полно других машин, и там топталось много народу. Если и были какие-то следы, то их… гм… затоптали. Циглер послала ему убийственный взгляд. – Но автомобиль отправили в лабораторию прежде, чем произошел оползень, – поспешил он с виноватым видом выложить все, что знал. – Его там сейчас осматривают. Ирен хмуро кивнула. Уже второй раз случайные улики были утрачены из-за того, что неудачно поставили ленту заграждения. – Что еще известно насчет Хозье? – спросила она, обернувшись к молодому жандарму с веснушчатым лицом. – По отзывам тех, с кем он работал в мэрии, у него почти не было друзей, он был одиночка. Говорил мало и не прислушивался к разговорам коллег, большинство из которых его либо ненавидели, либо презирали. – А был ли такой, кто ненавидел его больше других? Попробуйте порыться в этом направлении. – Думаю, с нашей стороны кое-что есть, – сказал Ангард, сидевший в торце стола. – Слушаю. Элюа прокашлялся. – Шесть месяцев назад на Тимотэ Хозье напали. Кто-то избил его так сильно, что его положили в больницу. Разумеется, он жалобу не подал, но из больницы в полицию сообщили. Нет заявления – нет расследования. Но в городе говорят, что его избил некий… Жильдас Делайе. Делайе преподает французский в коллеже Эгвива, – прибавил он. Циглер взглянула на Ангарда с уважением. – А известно, за что этот Делайе его избил? – Видимо, его сын был одним из основных клиентов Тимотэ. Он сейчас проходит детоксикацию в больнице. Но повторяю: он о расследовании ничего не слышал. Циглер быстро взглянула на Серваса. – Очень хорошо, – сказала она. – Надо нанести учителю визит. Есть что-нибудь еще? – Почему рядом с первым трупом нашли только два символа, а рядом со вторым – четыре? – неожиданно громко осведомился молодой жандарм с густой, аккуратно остриженной бородой. – Что нам хотел этим сказать убийца? Может, это зашифрованное послание специально для полиции? Так сказать, вызов? Что-то вроде криптограмм знаков зодиака? Сервас сразу распознал в этом парне зубастого волчонка, который жаждет признания и славы, мечтает быстро прорваться в высшие эшелоны иерархии и которого мало интересуют неприметные и неблагодарные стороны сыскного ремесла. – Криптограммы знаков зодиака, говоришь? – саркастически повторила Циглер, смерив всезнайку взглядом, начисто лишенным малейшей теплоты. – А почему не Джека Потрошителя? Вокруг стола раздались смешки. Сервас увидел, как побледнел парень. – Но мысль интересная. И в самом деле: что убийца пытается нам сказать этими камешками? Круг, треугольник, квадрат и буква X, то есть косой крест… Написаны красным маркером… Что они означают? Напрягите извилины. Идите в своих гипотезах до конца. Не пропускайте ни малейшей детали. И вы поймете: это дело требует невероятных усилий. С такими расследованиями, как это, вам, может быть, и не придется больше столкнуться за всю карьеру. Оно станет расследованием вашей жизни… И вы еще долго будете о нем помнить и думать, даже когда уйдете на пенсию. Будете рассказывать о нем внукам и друзьям, чтобы они поняли, каким увлекательным делом вы занимались. Ну же, сделайте это усилие. Работайте. Копайте. Не довольствуйтесь первой мыслью, пришедшей в голову. Идите дальше. Через страдание к радости, как говорил Бетховен. Или, как говорят спортивные тренеры: no pain no gain, без боли нет победы. Сервас медленно обвел взглядом сидящих вокруг стола мужчин и женщин, только что с почти религиозным восторгом выслушавших маленький спич Циглер. Надо обязательно найти способ использовать их знания в поиске Марианны. Его неодолимо тянуло вернуться в лес. Где она? Успела ли уйти из долины до оползня? Или осталась здесь в ловушке, как все? Она где-то здесь, совсем близко, но я не вижу и не слышу ее… Она мертва? Или выжила? Или все еще у похитителя? Вопросы не давали ему покоя. У него снова возникло ощущение, что дело это не терпит отлагательств. Что время истекает и надо действовать быстро. Но как действовать? И с чего начать? 24 Он вернулся в лес. Поставил машину на залитой солнцем стоянке и направился в чащу. Надо попытаться рассуждать по-другому. Он внимательно вгляделся в карту, в те квадраты, что были помечены буквой R, выбрал ближайший квадрат, метрах в ста от него, и зашагал дальше. Надо представить, что кругом ночь и нет никаких ориентиров. Он шел наугад, как человек, который заблудился, вглядываясь в края тропинки, в надежде найти хоть какой-нибудь след: кусочек ткани, капельку крови… Назад он пришел примерно через час, так ничего и не обнаружив. Задыхаясь от июньской жары, он взял курс на второй квадрат с маркировкой R. – Да? – сказал Жильдас Делайе, обнаружив Ирен и Ангарда на пороге своего дома. Делайе оказался высоким худым человеком лет пятидесяти. На его костистом носу сидели очки в роговой оправе, длинные седые волосы спускались на шею. Он походил на ощипанную голенастую птицу. – Капитан Циглер, следственный отдел жандармерии По. Можно войти, господин Делайе? Крошечный сквер за их спинами загораживали кирпичная стена, витражи и колокольня церкви Эгвива, над которой кругами летали стрижи. Сквер прятался в середине переплетения улочек, куда выходили окна дома, зажатого между двумя другими фасадами. Жильдас Делайе посторонился, и им пришлось нагнуться, чтобы ступить за порог, не ударившись о плиту перекрытия над головами. Они вошли в тихое и темное нутро дома, в длинный, как пещера, коридор, заставленный старинной мебелью и увешанный фотографиями в рамках. Эта часть дома находилась ниже уровня улицы. Ирен двинулась вперед. В коридоре повис затхлый запах одиночества, затворничества и ухода в себя. Она пробежала взглядом по фотографиям. Везде одно лицо. Светловолосая женщина, запечатленная в разном возрасте, в разных ракурсах, крупным и общим планом. И на всех фото она занимается каким-нибудь домашним делом. Фотограф словно хотел увериться, что время не сможет прервать ее жизненный путь. Циглер заметила, что женщина знала, что ее фотографируют, и иногда смотрела прямо в объектив. Но ни на одном снимке она не улыбалась. – Входите, – сказал Жильдас Делайе, указав на дверь справа. В тесной гостиной, такой же темной, как коридор, были задернуты шторы, и в стенных шкафах ровными рядами стояли книги. Стопки книг громоздились и на низком столе, и на креслах. Хозяину пришлось снять несколько стопок с просиженного дивана, чтобы гости могли сесть. На дворе стоял июнь, а на Жильдасе Делайе был шерстяной коричневый кардиган, и Ирен уловила в комнате запах пота. Гостиную явно надо было проветрить. – Мы не отнимем у вас много времени, – начала она, усевшись. – Скажите, где вы были в ночь с понедельника на вторник? – Мое время не так уж и драгоценно, – ответил он. – Когда я не веду уроки, то трачу время на чтение, прогулку или на проверку тетрадей учеников. Бергсон[28] говорил, что время можно удержать двумя способами: с помощью сознания и с помощью техники. Я вдовец. В моем возрасте, поскольку я живу один, субъективное ощущение времени гораздо важнее, чем время на часах. Могу ли я узнать, по каким странным соображениям вы сделали из меня подозреваемого?