МАРТЕН Сервас поднял глаза к верхнему окну. Он был окончательно сбит с толку. Кто-то написал на стекле его имя… Краской… Кровь стучала в горле, и было такое впечатление, что сердце выросло вдвое. Могло ли это быть еще одним совпадением? Может, надпись относилась к другому Мартену, а вовсе не к нему? Или кто-то, знавший его, пришел сюда и оставил ему послание? Но зачем? Может, это написала сама Марианна? Он с трудом мог представить такое, тем более что она убежала среди ночи. Или она написала это раньше? Но ее ведь похитили, как же тогда ей удалось? А если не Марианна, тогда кто? В самой чаще на прогалине торчит одинокое здание, и именно там, внутри, написано его имя… Это явно не совпадение: кто-то знал, что он прочесывает лес, и хотел удостовериться, что послание получено. Кто же в этой долине настолько хорошо его знал, чтобы обратиться с посланием? И что он хотел сказать? Мартен ничего не понимал. Значит, его заманили сюда, чтобы задержать вместе с остальными, устроив для этого взрыв в горах? Он методично обыскал ангар, открыл каждую дверь, осветил темные, засыпанные мусором комнаты фонариком. Потом вернулся к вертолету. Гора уже погрузилась в тень, воздух на прогалине посвежел. Вертолет поднялся над верхушками деревьев, и Сервас содрогнулся при мысли, что Марианна много лет провела в одиночестве в этом заброшенном месте, где само время, казалось, остановилось. Они миновали лес, череду долин, водопадов, речек и дорог и приземлились в Эгвиве. Едва они коснулись земли, как из шале жандармерии выскочила Ирен Циглер и направилась к ним по взлетному полю. – Кто тебе разрешил брать вертолет? – набросилась она на Мартена, не заботясь присутствием пилота. – Эта машина зарезервирована для неотложных нужд следствия! Какого черта ты ее взял? – Я кое-что нашел, – сказал он. Она бросила на него злой и в то же время вопросительный взгляд. Он показал ей фото на экране мобильника, где на грязном оконном стекле виднелась надпись: МАРТЕН. – Где ты это снял? – В каком-то заброшенном ангаре, в горах, километрах в четырех от аббатства. – И как думаешь, что это значит? В голосе ее сквозило раздражение. – Понятия не имею. Разве что кто-то хочет привлечь мое внимание. – Может, это касается совсем другого Мартена… – Не думаю. – Кому понадобилось писать на стекле твое имя? Думаешь, это она? – Не знаю… Не вижу, как ей это удалось… Ирен помолчала. – Я бы не хотела, чтобы впредь ты брал вертолет, – решительно заявила она, – или привлекал ресурсы жандармерии для своего мелкого частного расследования. Ты меня понял? Но все-таки нужно с этим местом познакомиться поближе. Я пошлю туда своих ребят… Мы тоже кое-что нашли. Они вошли в здание жандармерии и прошли по длинному коридору в кабинет Ангарда. Ирен достала прозрачный конвертик со стихотворением и протянула Сервасу. – Жильдас Делайе утверждает, что получил это послание накануне взрыва. И отрицает, что когда-то избил Тимотэ Хозье. Взгляд Серваса остановился на фразе: Тот, кто насилье ближнему нанес – Есть мысли, к кому обращены эти строки? Ирен покачала головой. – Что ты об этом думаешь? – спросил Мартен. – Может быть, тот парень на совещании был прав: убийца или убийцы словно хотят с нами потягаться. Они послали эти стихотворные строки Делайе, потому что знали: рано или поздно мы станем его допрашивать. Не исключено, что это послание больше касалось нас, чем его. Сервас не смог сдержать улыбки. – Вот видишь, и заносчивому молодняку в голову приходят хорошие мысли… Но улыбка быстро исчезла с его лица. Если он или они намереваются затеять игры с полицией, они скоро снова заставят заговорить о себе. И кто знает, не обратятся ли они в следующий раз к средствам массовой информации? – Идите-ка сюда, посмотрите, – вдруг позвал Ангард, сидя за компьютером. Они обошли стол и склонились над экраном. – Это еще что такое? – удивилась Циглер. Страница «Фейсбука»… наверху – маска в капюшоне, которую она, в отличие от Серваса, узнала сразу: лицо Сальвадора Дали с лихо загнутыми усами и огромными удивленными глазами. Такую носили грабители в испанском сериале «Бумажный дом». Современные робингуды, анархо-гангстеры, подвергавшие сомнению легитимность полиции, равно как и государственной власти. Модная идея. И еще один вариант маски, более старый: из комикса «V – значит вендетта», то есть кровная месть. Эту маску в прошедшие десятилетия снова использовали такие движения, как «Захвати Уолл-стрит», «Анонимус» или молодежь из «арабской весны»[30]. По социальным сетям символы революции и анархии циркулировали с той же скоростью, что исполненные негодования высказывания или самые карикатурные изображения. Страница называлась «Милиция[31] самообороны долины Эгвива». «Призыв не то чтобы к анархии, – подумала Ирен, – но к установлению нового порядка». Дальше шло множество постов. Они вчитывались в такие строки: Жандармерия и полиция не способны нас защитить. Мало того, что закрыли дорогу, так мы теперь еще и в западне. Мэрия ничего не станет предпринимать, она в подчинении у властей и толстосумов, которым наплевать на народ. Кто защитит наших детей? Кто защитит нас? Ответ прост: мы сами. Или еще: Присоединяйтесь к Милиции самообороны долины Эгвива, МСДЭ. Никто не помешает нам вершить справедливость и обеспечивать безопасность наших детей. Когда государство покидает народ, народ должен взять власть в свои руки. Присоединяйтесь к нам! Сервас отметил, что страница набрала уже больше 5000 лайков, то есть больше, чем обитателей в долине. А ведь пост был запущен всего три часа назад. Это означало, что те, кто жил за пределами долины, решили поддержать эту инициативу, которая совсем их не касалась и о которой они просто только что прочли в интернете. – Не нравится мне все это, – сказала Циглер. – Вот-вот могут возникнуть проблемы… Она резко выпрямилась. – Запросите отдел Технической службы уголовных расследований и документации жандармерии. Мне нужно знать, кто запустил в сеть эту штуку, пока дело не вышло из-под контроля. Сервас узнал прежнюю Ирен, с которой когда-то работал бок о бок: всегда прямую и честную, не склонную к пустой болтовне и всегда готовую восстать против бесконечных проявлений человеческого скотства. Она нервно теребила пирсинг в ноздре. – Если мы быстро не найдем убийцу, все это рискует перерасти в крупные неприятности. Надо серьезно подумать, какими силами мы располагаем, и всех уведомить о том, что здесь происходит… Ангард схватился за телефон. Ирен взглянула на Серваса. – Может, по стаканчику, а? Как ты на это смотришь? Мне надо сменить обстановку. Заодно и узнаем градус возбуждения в городе… Они вышли из жандармерии и пешком отравились в центр, вдоль улиц, обрамленных павильонами. Немного погодя появились приземистые дома и показались первые витрины. Вечер выдался жаркий: на часах девять, а в воздухе двадцать девять по Цельсию. Мимо с треском промчался скутер, и Ирен подумала о Жильдасе Делайе. По дороге она пересказала Сервасу свой разговор с учителем. Он заметил, что центр города, очень приятный на вид, выглядел утомленным и поблекшим, как и во всех маленьких городках в этом районе Пиренеев. Просевшие тротуары, пустующие жилые дома. Не то что на стороне Испании, где деревни были нарядными и ухоженными. Откуда такое различие? Из открытых окон доносились звуки футбольного матча. Комментаторы говорили сдержанно, из чего Сервас заключил, что сегодня вечером французская команда не играет. – Посмотри, – сказал он вдруг.