– Ну, началось, – констатировала Ирен. – Старый добрый трюк об элите против народа… Это всегда проходит на ура… – А еще мы хотим знать, когда откроют дорогу, – заявил он. – Передайте мэру, что нам надо ездить на работу. Кто решает, чье право пользоваться вертолетом? Мы хотим решать это сами. Здесь полно людей, которые могут вообще потерять работу. Есть те, кто еле держится на плаву, а с каждым потерянным днем тонет все глубже. Есть те, кто нуждается в лечении, и те, кому надо оформить документы в супрефектуре. Ирен держалась непреклонно. – Перелеты расписаны только на случаи срочной медицинской помощи и на случаи доставки необходимых лекарств. Но я передам мэру все ваши просьбы. – Этого недостаточно, – вскинулся Уильям. Ирен смерила его взглядом. – И что вы собираетесь делать? – Передайте мэру, что отныне ни одно решение не будет принято без нас или против нас, иначе… – «Мы» – это кто? – спросила Циглер, скользнув глазами по маленькой толпе. – «Иначе» – что? Сервас увидел, как она спокойно обогнула стоящего на пути колосса и, решительно вклинившись в толпу, двинулась к отелю, не обращая внимания на свист и протестующие крики. Он пошел следом. Поднимаясь под аккомпанемент этих воплей по ступеням, он думал о том, что говорил психолог на одной из конференций, где ему довелось побывать. «Вот таким толпам нравятся простые ответы, слова вроде «справедливость» или «свобода». Нравятся лозунги. Они предпочитают ирреальное реальному, а слепую веру – фактам. Неповиновение предпочитают весу и авторитету, ярость предпочитают здравому смыслу, а упрощенные понятия – сложным. Требования толпы могут быть вполне легитимными, и чаще всего так оно и есть. Однако такие психологи, как Ле Бон, Фрейд, Фестингер или Зимбардо, изучавшие психологию масс, установили, что большинство индивидуумов, составляющих толпу, – это люди здравомыслящие, но, попадая в толпу, они утрачивают не только волю к противостоянию, но и здравый смысл, и способность к рассуждению, и независимость характера, а зачастую – и личностные ценности. В психологии это называется растворение личности в группе». Сервасу тогда эта формула очень понравилась. «А вследствие этого, – прибавил психолог с гурманской улыбочкой, – толпу привлекает кровь: гильотина, пожары, побивание камнями, линчевания, разрушения, а также козлы отпущения…» А на экране за его спиной проплывали кадры событий в Индии, Пакистане, Центральной Африке, а также в Гарж-ле-Гонесс[45]. А разве сегодня социальные сети не окунают граждан, еще недавно вполне здравых и самостоятельных в суждениях, в пучину, где растворяется личность, в море фактов и фантасмагорий, которыми разные группы подпитывают друг друга? – Вот ведь черт, – ругнулась Ирен, входя в отель. – Что значит весь этот бред? Достали уже! – Хочешь выпить? – предложил Сервас. Она обернулась. – Ты серьезно? Почти четыре часа утра… – Да наверняка весь город уже проснулся. Я думаю, выпить стоит. Крики на улице стали понемногу стихать. Люди вступили в первый контакт с властями, а следующую попытку предпримут потом, позже. Сервас поймал себя на мысли, что Уильям не произвел впечатления человека неразумного, что им, несомненно, двигало искреннее стремление что-то изменить. Но взаимное доверие в этой стране уже давно было подорвано. Решив, что в какой-то мере он уже официально вновь вступил в ряды блюстителей закона, Мартен подошел к бару, взял бутылку «Лафройга»[46] и налил себе стаканчик. – Ситуация выходит из-под контроля, – признала Циглер, протянув ему свой стакан. – Они начнут сами искать виноватого. И этим займется кто попало… – Мартен, в чем дело? Ты на часы смотрел? – Прошу прощения, доктор, – ответил он. – Мне очень захотелось с вами поговорить. Она секунду помолчала, и он представил ее в постели. Одну. – Расследование продвигается? – спросила она сонным голосом. – Это уже не мое расследование, – сказал он. – И мое, и не мое. Я слишком много знаю. – М-м-м… – зевнула она. – Помощь нужна? Он улыбнулся. – Все в прядке, Шерлок. – Как вам будет угодно, Ватсон. Я читала газеты, – сказала она, сразу посерьезнев. – Ужас какой… Как можно убить кого-то таким жутким способом? – И не только таким… – М-м-м… Я не то хотела сказать… Он услышал, как она заворочалась в постели. – Хочешь, чтобы я дал тебе поспать? – Все в порядке, Мартен. Ты же знаешь, что я часто просыпаюсь ночью. У вас есть какая-нибудь зацепка? Хоть что-нибудь? – Пока ничего определенного. А ты как? Как прошел день? Он подумал, что поздновато задавать такие вопросы, и испугался, что придется выслушать очередную историю болезни. Но вместо этого она направила разговор в другое русло. – На меня вчера напал один мой коллега. Он перед всеми оспорил мой метод диагностики и пытался меня унизить… Этот дурак считает, что знает все лучше других. Все медсестры у его ног, и он воображает, что перед ним не устоит ни одна женщина. Нет, ты только представь себе! Терпеть таких не могу! Он вдруг насторожился. – А как зовут этого коллегу? – Годри. Жером Годри. Ты его не знаешь. Она коротко рассмеялась. Но он уловил горечь в ее голосе. И вдруг внутри все сжалось. Леа редко впадала в такое состояние из-за неприятностей на работе. А сейчас она была просто в ярости, ее что-то явно ранило. Может, это потому, что доктор Жером Годри в один прекрасный момент стал значить для нее больше, чем сотрудник? – Мне очень жаль, сокровище мое. – Сама не понимаю, чего я так разволновалась из-за какого-то придурка. – Ты давно работаешь с ним? – Два года. Вполне достаточно, чтобы сблизиться и разойтись. Он рассердился на себя за такую мысль: это было несправедливо. – Мне тебя не хватает, – сказала она вдруг. – Мне тебя тоже. – Очень. Он ничего не сказал. Он снова увидел, как она разговаривала с доктором Жеромом Годри в коридоре больницы, вплотную приблизив к нему лицо. И не было заметно, чтобы она в тот момент его так уж ненавидела. – Мартен, что-то не так? – Нет, что ты, все в порядке. – Мартен, я тебя знаю. Ты о чем сейчас думаешь? – Правда, ни о чем. – Мартен… – Да все о работе, – соврал он. – И об этой долине… Оказаться пленником, вместе с убийцей… – запнулся он, чуть не сказав «с убийцами», но и без того дело было достаточно тревожным, – и все время думать, нападет он еще раз или нет… Мы топчемся на месте. А сегодня вечером случилась и вовсе забавная история. – Что за история? – На входе в отель нас остановила небольшая группа людей… примерно час назад… Они нас окружили, словно собирались побить. Было не очень приятно. В трубке наступила тишина. – Час назад? – Да. А почему ты спрашиваешь? Снова тишина. – А потом что ты делал? – Мы пошли в бар выпить по стаканчику. – «Мы»? Кто это «мы»? Разве бар не закрыт в это время? – Я его велел открыть по такому случаю. «Мы» – это мы с Циглер. – Ах, вот как… И вы были там только вдвоем? Он не смог удержаться и улыбнулся. – Просто не верится. Ты что, ревнуешь? – А ты догадайся. – Ты не доверяешь мне?