– Ну… По крайней мере, он в хорошем состоянии. Если вам повезет, кого-нибудь он заинтересует, даже если покупатель не захочет оставлять дом. Смысл сказанного доходит до Юэля не сразу. – Вы хотите сказать, что дом могут снести? Живя здесь, больше всего он хотел уехать отсюда. И все же эта мысль его огорчает. – Для вас это стало бы проблемой? Честно говоря, я надеюсь найти покупателя, который ищет жилье на лето. Мы заметили, что таких в наших местах становится все больше. Поэтому очень хорошо, что дом выставлен на продажу именно сейчас. Сейчас многие находятся в поиске. Юэль мотает головой: – Я… нет, я не против. – Хорошо, хорошо, – говорит риелтор, и Юэль задумывается, действительно ли ему принадлежало право вето в этом вопросе или женщина просто рада, что не придется иметь дело с эмоциями. Риелтор облизывает палец и листает папку. – Я получила данные из ведомства по земельным вопросам и землеустройству, – говорит она и отдает Юэлю один лист за другим. Перед глазами мелькают слова вроде свидетельство о праве собственности, закладная и налогооблагаемая стоимость объекта недвижимости. Юэль в этом совсем не разбирается, надо бы задать вопросы, но вместо этого он кивает, словно все понимает. – Сарай сейчас используется только как кладовая? – интересуется риелтор. – Да. – Хорошо, тогда все сходится, обычная налогооблагаемая стоимость… Она протягивает визитку эксперта-оценщика на случай, если Юэль захочет провести предварительный осмотр. Список аукционных домов в Гётеборге, которые могут оценить домашнее имущество. Она открывает календарь в телефоне, и они договариваются, что фотограф приедет делать снимки в понедельник после Мидсоммара. – Здесь все не так, как в Стокгольме. И слава Богу, скажу я вам. Мы не занимаемся предпродажной подготовкой дома и тому подобными вещами. Достаточно сделать легкую уборку, как перед приходом гостей. Юэль снова кивает. – А как насчет мамы? – спрашивает он. – Она не сможет каким-то образом остановить продажу? – Нет-нет. Поскольку вы ее опекун, можете подписать агентский договор, а после продажи нам понадобится только одобрение опекунского совета муниципалитета. С этим никогда не возникает проблем. – А мой брат? Ему надо как-то в этом участвовать? – Если опекун вы, то нет. – Он гораздо лучше разбирается в таких вопросах, – говорит Юэль. – Лучше бы этим занялся он. Риелтор улыбается ничего не значащей улыбкой. Юэль бросает взгляд на агентский договор, который женщина положила сверху. Она его уже подписала, и теперь Юэль хотя бы видит, как ее зовут. Лена Нурдин. Рядом с ее подписью пунктирная линия с его именем и номером удостоверения личности. Может, стоило пригласить нескольких риелторов и сравнить то, что они скажут? Но насколько большой может быть разница, если цены настолько низкие? Он не хочет тратить на это время. Хочет только, чтобы все побыстрее закончилось. Хочет вернуть свою жизнь. Юэль подписывает. – Так, пожалуй, на этом все, – говорит Лена Нурдин. – Давайте пройдемся по дому. Они обходят дом. Заглядывают в комнаты, которые кажутся на удивление мертвыми. Тело без души. – Мы с мужем сейчас живем по ту сторону усадьбы, – говорит риелтор, пока они поднимаются по лестнице. – А дети ходят в школу в Иттербю… господи, как мы стареем… Они заходят в комнату Юэля, и риелтор осматривается: – Так вот где вы выросли. Красивый вид на холм… это плюс. Женщина смотрит на плакаты. Пробегает взглядом по книжным полкам, где еще стоят издания Стивена Кинга и Дина Кунца восьмидесятых годов. – Как видите, мама здесь ничего не меняла. – Очень приятно это видеть, – улыбается риелтор. – Мне всегда было интересно, как выглядят комнаты моих одноклассников. – В смысле? – не понимает Юэль. А потом до него доходит. Он приглядывается. Видит, что неправильно прикинул возраст женщины. Вполне возможно, что они ровесники. Но он ее не узнает. Совсем. – Наверное, во мне уже тогда жил маленький риелтор, – говорит Лена Нурдин, оборачиваясь к Юэлю. И тут доходит и до нее. – Да, пожалуй, меня нелегко узнать. Я была не из тех, кому требовалось внимание. В отличие от меня? Юэль копается в памяти. Лена Нурдин говорила о школе в Иттербю. Старшие классы… Юэль решает рискнуть, предположив, что как раз там они учились вместе. – Извините, – говорит он. – Я ведь нечасто появлялся в школе… Лена Нурдин говорила о муже, так что она, вероятно, замужем. – И тогда у вас ведь была другая фамилия? – Да. Юнссон. Лена Юнссон. Женщина произносит свое имя как обвинение. Но теперь Юэль хотя бы знает, кто она. Лена Юнссон. Они вместе учились в средних и старших классах. Королева-подросток – она носила по-сельски романтичные платья, а под ними белую футболку – так гордилась своими «правильными чертами» лица и без конца болтала о менеджере по поиску моделей, который нашел ее на улице в Гётеборге. Обожала Кевина Костнера в «Танцующем с волками». Девчонки из ее компании всегда перемещались по школьным коридорам стайкой или сидели около класса и читали вслух модные журналы, причмокивая жвачкой и сравнивая «джинсовые задницы» друг друга. Он и Нина столько раз передразнивали их в этой самой комнате. – Мне жаль, – говорит Юэль. – Я мало что помню о том времени. – Да, конечно. Лена холодно смотрит на него, и теперь Юэлю кажется невероятным, что он сразу ее не узнал. Нина Со вчерашней ночи кашель Анны усилился, но у нее хотя бы нет температуры. – Как думаете, сможете сейчас заснуть? – спрашивает Нина. Анна снова кашляет. Едва заметно кивает. – Я ведь никогда не болею, – говорит она. – Должно быть, я замерзла на прогулке. В Париже было так ветрено. – Пожалуй, так. Вот увидите, завтра снова пойдете на прогулку и будете бодрее некуда. – Бог не выдаст, свинья не съест, – говорит Анна. – Точно. Нина накрывает старушку пледом поверх одеяла. Тянется к лампе у кровати, чтобы выключить ее. – Нет, не надо, – просит Анна. – Он не подходит близко, когда светло. Рука Нины повисает в воздухе. – Кто? – спрашивает она. – Новое привидение. Он пытается нас напугать. Нина смотрит на морщинистое лицо на подушке. Анна почти всегда веселая. Но теперь по ее щеке течет слеза. – Анна? Что с вами? Хотите поговорить об этом? Анна осматривает комнату. Мотает головой: – Не говорите никому, что я плачу. – Обещаю. – Такие женщины никому не нравятся, понимаете ли… Нина озабоченно смотрит на Анну: – Вы не расскажете, что произошло? – Мне нельзя. Тогда он разозлится. Вы бы видели, как он разозлился в Париже, когда она писала то письмо. – Ладно, – соглашается Нина. – В таком случае оставим лампу.