– Я положу ее в неврологическое отделение, чтобы там сделали дополнительные анализы. Думаю, надо сделать электроэнцефалографию и люмбальную пункцию, чтобы исключить инфекции центральной нервной системы. А потом посмотрим. Юэль открывает рот, чтобы спросить, что это значит, но в голове у него не осталось места для новой информации. – Сколько времени на это уйдет? – Результаты будут уже завтра во второй половине дня, – говорит доктор. – На вашем месте я бы поехала домой. Вижу, вам необходим сон. Юэль мотает головой: – Нет. Я останусь здесь. «Сосны» Лиллемур лежит в постели, сцепив пальцы на груди. По ту сторону стены тихо, но это ее не успокаивает. Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя Твое. Она оглядывает лица ангелов. Пытается зарядиться от них силой. Да приидет царствие Твое. И на земле, как на небе. На небе… имя Твое. Старушка дышит все тяжелее. Ангелы взирают на нее холодным взглядом. Она позволила себя одурачить. Она их не заслуживает. Лиллемур зажмуривается. Ищет внутри себя слова, но молитва Господня покинула ее. Отче наш, сущий на небесах и на земле… избавь нас от лукавого… хлеб наш насущный дай нам не днесь… Помоги мне. Нет ответа. Ангелы немы. Когда Будиль, шаркая, выходит в коридор, в квартире Г4 пищат датчики движения. Она ищет своего тайного любовника. Она чувствует себя опустошенной. И это причиняет ей боль. Когда он внутри нее, она снова чувствует себя молодой. Чувствует то же, что и он. Мирские вкусы и запахи приводят его в изумление. Будиль поглаживает стену кончиками пальцев и знает, что ему бы это понравилось. Она останавливается у квартиры Г6. Прислоняется ухом к двери. Прикасается губами к древесине. Дергает за ручку, но дверь заперта. Она прислоняет нос к щели между дверью и дверной коробкой. Принюхивается. Их там нет. Там никого нет. Будиль понимает, что Моника переехала и увезла с собой ее любовника. Ее он любит больше. И всегда к ней возвращается, а Будиль никогда не удается его удержать. Эти мысли гложат ее изнутри, увеличивают пустоту. Услышав, что сработала сигнализация, Сукди прибежала с подвального этажа с корзиной свежевыстиранных простыней в руках. Увидев Будиль, она вздыхает. Разве вы не должны сейчас спать? – спрашивает она. Ночь на дворе. Но, кажется, Будиль ее не слышит. Сукди отставляет корзину перед кладовкой и подходит к ней. Почему он выбирает ее? Я же делаю все, о чем он просит, жалуется Будиль. Ее глаза мокрые от слез. Не знаю, отвечает Сукди. Ей некомфортно. В глубине души она чувствует облегчение оттого, что сегодня ночью Моники нет здесь. А она, наоборот, просто пытается избавиться от него, хнычет Будиль и обвиняющим жестом показывает на дверь в квартиру Г6. Это так несправедливо. Вечно мне мешает этот типаж, за которым увиваются мужики. А они их не заслуживают. Вера лежит в своей постели в квартире Г8 и вяжет. Время от времени царапает ногу спицей, чтобы не уснуть. Она охраняет Дагмар. Но не заснуть трудно. К тому же, похоже, сегодня вечером его здесь нет. Она закрывает глаза. Пусть они хоть немного отдохнут. В квартире Г7 Улоф спит глубоким сном впервые с тех пор, как приехал в «Сосны». Он выполнил свою работу. Сегодня ночью кто-то другой стоит за штурвалом парома. Темнота словно мягким бархатом накрывает мебель в квартире Г6. Жирное пятно под кроватью высохло. Это место теперь трескается и шелушится. Сукди только что уложила Будиль в постель и теперь слышит шум, доносящийся из квартиры Лиллемур. Бежит туда. Кругом хаос. Сукди осматривается по сторонам. Не может осознать увиденное. Полки пусты, на них остался лишь тонкий слой пыли вокруг мест, на которых стояли ангелы. Их фарфоровые лица разбиты. Пряжа распущена, из дыр в вязаных телах ангелов вылезает вата. Оторванные руки, ноги и крылья из пластмассы валяются по всему полу. Картины с пословицами и херувимами разбиты. Посреди погрома стоит Лиллемур и плачет, кончики ее пальцев в крови. Юэль Новая койка в новом отделении. Новый врач и новая медсестра. Мама сидит, наклонившись вперед и свесив ноги с кровати. Ее одели в открытую на спине больничную сорочку. Юэль держит ее за руку. Медсестра достает ватный шарик, макает его в спирт. – Сейчас будет немного холодно, – предупреждает она и протирает мамину спину круговыми движениями. Потом кладет на спину синюю бумажную простынку с отверстием посередине. И Юэль рад, что раньше не спрашивал, что такое люмбальная пункция. Его уже подташнивает. – Сейчас вы почувствуете укол, – предупреждает доктор. – Я введу анестезиологический раствор. Мама крепко сжимает руку сына. Но все уже позади. Доктор откладывает шприц, похлопывает маму по плечу: – Все в порядке, Моника? – А то, – отвечает она. – Все хорошо. Бывало и хуже. Но голос ее дрожит. В коридоре слышны шаги. Кто-то кричит от боли. Запахи здесь другие, но все равно все очень похоже на «Сосны». Теперь это мамина жизнь. Перемещаться между этими местами. Ее будут осматривать и колоть ей уколы чужие люди в защитных перчатках. Доктор берет с подноса новый шприц. Металл блестит в солнечном свете, льющемся из окна, а затем пропадает из виду за маминой спиной. Игла длиной в десять сантиметров. Толстая, как небольшая трубочка для коктейлей. К тошноте Юэля добавляется головокружение. Кажется, будто его укачало. – Вы уже начали? – спрашивает мама. – Сейчас начну, – отвечает доктор и оборачивается к медсестре: – Видите, вот здесь, между позвонками… Та кивает, а в следующее мгновение мама громко кричит: – Нет! Не хочу! Что-то мокрое попадает на руку Юэля. То ли слюна, то ли слезы. – Сожалею, – говорит доктор. – Думаю, игла попала в кость. – Будьте осторожны, – просит Юэль. – Мы делаем, что можем. С пожилыми пациентами бывает нелегко. К сожалению, может уйти время на то, чтобы попасть в нужное место. Доктор снова вводит иглу, и мама всхлипывает. – Пожалуйста, не двигайтесь, Моника, – просит медсестра. – Теперь здесь капает, – говорит доктор, и медсестра кивает, завороженно глядя на мамину спину. – За что вы так со мной? – сетует мама. – Добавьте анестезии, – просит Юэль. – Это не поможет. – Медсестра смотрит на него. – Мы можем только обезболить кожу. Юэль не сомневается, что сочувствие, промелькнувшее в глазах женщины, искреннее. Но оно не поможет маме, которая неровно дышит сквозь стиснутые зубы. – Какое-то гребаное средневековье, – ворчит Юэль. Мама стонет громко и протяжно. – Я не хочу этого, не хочу, не хочу… – хнычет она. Юэль слышит капанье, и медсестра откладывает на поднос пробирку с прозрачной спинной жидкостью. – Они скоро закончат? – спрашивает мама, с мольбой глядя на Юэля. Он пытается подбодрить ее, кивая, обещает, что осталось недолго, хотя видит, что надо наполнить еще пять пробирок. – Постарайтесь не двигаться, Моника. Вы молодец, но нужно сильно согнуть спину, – просит доктор. Мама наклоняется вперед. Юэль смотрит на кожу ее головы. На отросшие, все еще не покрашенные волосы. Снова какие-то капли у него на руке. Время от времени стоны Моники переходят в крики. Кажется, что мучению не будет конца. Когда медсестра достает компрессы, Юэль совершенно не представляет, сколько времени прошло. Мама тяжело дышит, а затем большая игла звенит о поднос. – Вот так, – улыбается медсестра, поднимает синюю простынку и снова застегивает мамину больничную сорочку. – Теперь все готово. Мама медленно распрямляется. Ее лицо искажено гримасой. Из-под закрытых век текут слезы. В падающем из окна свете каждая волосинка на ее щеках переливается золотом. Дыхание тяжелое. – Теперь можете снова лечь, Моника, – снимая перчатки, говорит медсестра. – Давайте я вам помогу. Мама подтягивает ноги и позволяет уложить себя в постель. – Что будет, если вы ничего не обнаружите? – спрашивает Юэль. – Тогда запланируем магнитно-резонансную томографию и ночную электроэнцефалографию. Сейчас лето, и очереди на эти обследования небольшие… – Но она же сможет здесь остаться? Доктор мотает головой: – У нас нет свободных коек. – Но… если у нее опять случится припадок? – Тогда она еще раз приедет к нам.