– Но неужели ты можешь подозревать Брэда?.. – Я не знаю, и никто не знает. Но Брэд не может доказать, где он был в прошлый вторник утром… Некоторое время они молчали. Вдруг Барбара разрыдалась, закрыв лицо руками. Плечи ее судорожно вздрагивали. Джону стало от души жаль ее, и он обвил рукой ее талию. Луна озаряла ее белокурые волосы, пассат шелестел в густых кустах, волны ласково шумели на берегу. Барбара подняла свое лицо, и он поцеловал ее. Был ли это родственный поцелуй? Ведь на Бикн-стрит он не решился бы поцеловать так, как здесь… – Мисс Минерва сказала мне, что вы пошли в сад, – раздался чей-то голос. Джон вскочил. На него смотрели циничные глаза Дженнисона. – Пойдемте домой! Ах нет, садитесь, пожалуйста! – растерянно пролепетал Джон. – Я как раз собирался уходить. У меня дела в городе. – Прощайте! – холодно проговорил Дженнисон. В телеграфном отделении отеля Джон встретился с Чарли Чаном. Подав телеграмму в Дес-Мойнес и проходя через вестибюль отеля, Джон увидел молодого человека в безукоризненном костюме, сидевшего в фойе. «Какое знакомое лицо! – подумал Джон. – А, да ведь это капитан Артур Темпл Коп, с которым меня познакомил Роджер в клубе в Сан-Франциско». Джон вспомнил, что этот капитан встречался в восьмидесятых годах с Дэном и Минервой Уинтерслип; вспомнил и то неприятное, холодное выражение, которое промелькнуло на лице капитана при упоминании Роджером имени Дэна. – Добрый вечер, мистер Уинтерслип! – приветливо произнес капитан Коп. – Очень рад встретиться с вами. Можно попросить вас присесть за мой стол? Джон охотно согласился. – Позвольте представить вам мистера Чарли Чана! – сказал он. – Садитесь, пожалуйста! – Вы давно уже здесь, мистер Коп? – спросил Джон. – Нет, только сегодня вернулся с островов. И очень доволен. Представьте себе, тридцать пять белых, двести пятьдесят туземцев и телеграф. Вот и все. Не правда ли, весело? Разрешите предложить вам папиросы? – Благодарю вас, – ответил Джон, – предпочитаю трубку. Чан торжественно взял папиросу и закурил. Разговор зашел об убийстве Дэна Уинтерслипа. Капитан, по-видимому, очень интересовался этим делом и надеялся разузнать о нем у Чана. Но тот отвечал на его вопросы очень уклончиво, что было очень неприятно англичанину. Чан встал: – Мистер Уинтерслип! Вы забыли, что вам надо ехать… – Ах да, я совсем забыл! До свиданья, мистер Коп. – Прошу покорно извинения за мой проступок, – сказал Чан на улице, осторожно потушив папиросу о стену отеля и положив окурок в карман, – но этого требуют интересы дела. Прошу рассказать в подробностях все факты об этом капитане Копе. Джон сообщил все, что ему известно, не умолчав о том неприязненном чувстве, которое Коп питал к покойному Дэну. – Вот что! А затем отъезд на Гавайские острова? А когда он приехал в Гонолулу? – Я видел его здесь мельком в прошлый вторник. – Так! Теперь едемте в полицейское управление. Приятели прошли в комнату Хэллета, в которой никого не было. Чан открыл шкаф, вынул оттуда много разных предметов и разложил на столе своего начальника. – Вот собственность мистера Джима Эгана! – торжественно произнес китаец. – Откройте, пожалуйста. Что там? Папиросы марки «Корсика». А вот жестяная коробка, найденная в комнате мистера Брэда. Откройте ее – там еще больше папирос этой марки. Чан извлек из своего кармана конверт, вынул оттуда высохший окурок и тоже положил его на стол. Окурок, найденный у дверей гостиной мистера Дэна Уинтерслипа, был тоже марки «Корсика». Нахмурив лоб, он вытащил из кармана еще один окурок и положил его несколько поодаль от остальных предметов. – Папироса, только что предложенная мне с чрезвычайной любезностью капитаном Артуром Копом. Наклонитесь и исследуйте ее. Марка «Корсика», да? – Бог мой! – воскликнул Джон. – Могу ли предположить, что вы близко знаете этот сорт? – спросил китаец. – Не имею ни малейшего понятия. – А я в более счастливом положении. Сегодня перед купаньем посетил общественную библиотеку для спокойного изучения дела. В австралийской газете нашел пояснительную статью о корсиканской папиросе. Изготовляется двух различных сортов: один – с этикеткой на оловянной коробке 222, содержит турецкий табак. Число 222 на коробке Брэда! Другой сорт с этикеткой 444 изготовляется из вирджинского табака. Можете ли вы отличить турецкий табак от вирджинского? – Я думаю… – начал Джон. – Тоже и со мной, но думать здесь мало! Придется выслушать мнение эксперта. Прошу сопутствовать мне в табачный магазин. Чан вышел из табачного магазина с сияющим лицом: – Мы снова идем вперед! Будьте любезны слушать. Папироса из брэдовской коробки и маленький брат из портсигара Эгана из одной и той же смеси. Окурок, найденный около гостиной, – из вирджинского табака. Таков же и окурок папиросы, предложенной сегодня приветливой рукой капитана Копа. – Ничего не понимаю! – воскликнул Джон. – Но ведь этот факт реабилитирует Эгана. Надо сообщить мисс Карлотте! Я сейчас же еду к ней. – Ни в коем случае! – запротестовал китаец. – Пусть этот счастливый момент подождет. В настоящее время насладимся молчанием. Прежде чем просить капитана Копа к допросу, будем следить за каждым его шагом. Многое может быть открыто неожиданно. Я иду распорядиться. – Но ведь Коп настоящий джентльмен! Он капитан британского адмиралтейства. То, что вы допускаете, – это немыслимо! Чан покачал головой: – Немыслимо в Бостоне, но здесь, на озаряемом луной перекрестке Тихого океана, иное. Двадцать пять лет моей жизни истрачены на Гавайских островах, и я часто был свидетелем, когда невозможное случалось и претворялось в правду. Глава XVII Ночь в Гонолулу Понедельник не принес никаких новостей, и Джон провел неспокойный день. Несколько раз вызывал он по телефону Чарли Чана, но ему неизменно отвечали, что агент куда-то ушел. По сообщениям вечерних газет, весь город находился в большом волнении. Американский флот только что вошел в Гонолулу. Это было обычное ежегодное учебное плавание гардемаринов из Аннаполиса, и военные суда были переполнены будущими капитанами и адмиралами. Флот предполагал на несколько дней сделать остановку в Гонолулу, и город готовился к празднествам в честь гостей. Барбара предложила Джону достать приглашение на предстоящие увеселения, но он отказался. После обеда Джон вышел покурить на веранду. Вскоре к нему присоединилась Барбара. – У меня к тебе просьба, – сказала она. – Пожалуйста, милая. В чем дело? – Повидайся с этим Брэдом и спроси, какой суммой он бы удовлетворился. – Но я думал, что Дженнисон… – Его я не просила об этом! – И, помолчав, девушка тихо произнесла: – Должна тебе сказать, что я решила не выходить замуж за Дженнисона. Тихий ужас охватил Джона. Неужели она неправильно истолковала его поцелуй? Ведь это же была только родственная ласка! Не может же он жениться на своей кузине! Кроме того, он дал слово Агате Паркер. – Может быть, я виноват в этом разрыве? – тихо промолвил он. – Ах нет, нет! И пожалуйста, оставим этот разговор. Съезди к Брэду и поговори с ним. По пути в отель «Рифы и пальмы» Джон, вспомнив о Барбаре, пришел к убеждению, что здесь, в Гонолулу, среди этой опьяняющей красоты, надо крепко держать себя в руках, чтобы не сделать какого-нибудь ложного шага и не попасть в неприятное положение… Брэд с женой сидели на заднем конце веранды на первом этаже отеля «Рифы и пальмы». Увидев Джона, миссис Брэд бросила на него уничтожающий взгляд и поплыла к себе в номер. Джон немедленно приступил к цели своего прихода. – Мистер Брэд! – сказал он. – Я не сомневаюсь в правдивости истории, рассказанной вами третьего дня в полиции. Но считаю нужным указать вам на то, что при возбуждении против наследников Уинтерслипа дела в судебном порядке, вы натолкнетесь на значительные трудности. Восьмидесятые годы ушли в глубь времен. – Это верно, но мне кажется, что возбуждение такого дела было бы нежелательно для почтенной семьи Уинтерслипов и что эта семья предпочтет уладить дело мирным путем. Вы понимаете, что никакая сумма не сможет компенсировать те муки и страдания, которые нам с матерью пришлось перенести по милости Уинтерслипа. Но я немолодой человек, и мне хотелось бы прожить остаток дней спокойно. Меня удовлетворили бы двадцать тысяч фунтов стерлингов, то есть та сумма, в какую оценивалось наследство отца. Я отказываюсь от процентов на эту сумму, наросших в течение сорока лет. – Я считаю ваши требования непреувеличенными, – сказал Джон. – Решающее слово принадлежит моей кузине Барбаре Уинтерслип; я надеюсь, что она не будет возражать против такой компенсации. Но само собой разумеется, что вы получите деньги только после того, как будет найден убийца ее отца. – О нет, дудки-с! Это дело может затянуться на очень долгое время. Я хочу, наконец, вернуться в Англию – Стрэнд, Пикадилли! Я не был там двадцать пять лет. Черт побери! Ждать?! Какое мне дело до этого убийства, черт бы его побрал! – И, подойдя к Джону, он выпрямился и, хрипя от злобы, наклонился к нему: – Уж не подозреваете ли вы, сэр, что я… сын Тома Брэда, работорговца, убил Бэна? Джон спокойно посмотрел ему прямо в глаза. – Я знаю только одно: вы не можете показать, где вы были во вторник рано утром. Я не утверждаю, что это обстоятельство набрасывает на вас какую-либо тень, но все-таки посоветую моей кузине воздержаться от уплаты вам денег. – Война так война! – заорал Брэд. – Я передаю дело в суд. – Пожалуйста, вы истратите на него последние ваши сбережения. Спокойной ночи, сэр! – Спокойной ночи! – закричал Брэд, принимая позу, в какой, вероятно, часто можно было видеть его отца на палубе судна «Maid of Shiloh». Спускаясь с балкона в сад, Джон услыхал за собой торопливые шаги. Он обернулся. За ним шел Брэд… – Сэр! Я признаю себя побежденным! – сказал он. – Я не могу больше бороться и согласен на все ваши условия.