– Позвольте! Если вы отрицаете это, то мне придется представить вам другого человека: на борту парохода находился стюард по фамилии Боукер… Мистер Хепворт! Что вы можете сказать про этого господина? – Гм! В Гонконге он изрядно напился, виноваты в этом деньги. Недели две тому назад, когда мы отошли от Гонолулу, он принес к казначею толстый конверт с деньгами и просил спрятать их в несгораемый шкаф. Казначей отказался принять деньги, не пересчитав их. Тогда Боукер вскрыл конверт – там было десять стодолларовых бумажек. Потом казначей рассказывал мне, что Боукер в Гонолулу взял двести долларов. – А откуда у такого человека, как Боукер, взялось так много денег? – Не имею ни малейшего понятия. Сам он говорил, что обделал какое-то дельце… Но ведь словам Боукера мы не привыкли придавать особого значения. Грин надавил кнопку звонка. Вошел Спенсер в сопровождении Боукера. – Здравствуйте, Боукер! – сказал Грин. – Протрезвились? – О да, совсем трезв! – пролепетал стюард. – Разрешите сесть? – Сделайте одолжение! Вчера вы в пьяном виде рассказали Уильяму Чану маленькую историю. Вечером вы повторили ее мне и полковнику Хэллету. Будьте добры дать нам здесь некоторые объяснения. Боукер метнул взгляд на Дженнисона и быстро проговорил: – С удовольствием, всегда готов! – Расскажите нам, что произошло ночью тридцатого июня после того, как вы бросили якорь на высоте Вайкики. – Ночью я проходил по палубе. Наклонился зачем-то к борту и увидел, как какой-то человек вдруг вынырнул из воды и ухватился руками за нижнюю перекладину лестницы. Я быстро отступил в тень. Через некоторое время этот человек взобрался по лестнице на палубу. Он был бос и весь в черном. Черные трусики и черная рубашка. Он подошел к младшему штурману, наклонился к нему и пошел дальше, прямо на меня. Шел он на цыпочках, но я не предполагал ничего дурного. Я вышел из своего убежища и сказал: «Дивная ночь для купания, мистер Дженнисон». И сразу понял, что совершил нетактичность. Дженнисон бросился на меня и сдавил мне горло обеими руками. Я чуть не умер. – Он был весь мокрый, да? – осведомился Грин. – Да, с него текла вода. – А часы были на руке? – Да, но я, право, не обратил на них особого внимания. Улучив момент, я шепнул: «Пустите!» Дженнисон отпустил руки и приказал мне никому не рассказывать о ночном происшествии, а наутро прийти к нему в каюту. Утром я был у него. Правду сказать, я надеялся сорвать с него хоть сто долларов за молчание, но когда я пришел к нему, а он заявил, что об этом деле надо молчать, я понял, что можно взять больше, и выпалил: «Тысячу долларов!» Дженнисон согласился. Он сказал, что деньги будут мне вручены при отходе из Гонолулу, но я обязан уехать в Сан-Франциско и не показывать сюда своего носа. На берегу он приставил ко мне этого Кабреро, который не отпускал меня ни на шаг, а когда мы уходили из Гонолулу, мне дали конверт с тысячью долларов. Тогда я не знал, что здесь пахнет убийством. Видит бог, не взял бы денег. Теперь все мои мечты рухнули. А может быть, и к лучшему. На суше стало скучно с тех пор, как закрыли все трактиры. Да и к морю я привык. Видно, судьба хочет, чтобы я до конца дней оставался стюардом. Грин встал. – Мистер Дженнисон! Всем нам ясна картина убийства. Позвольте восстановить ее полностью. Вы спрыгнули с «Президента Тейлора», когда он еще шел. Вы прекрасный пловец. Нырнули в воду, проплыли некоторое расстояние под водой, чтобы не быть кем-либо замеченным, а затем спокойно поплыли к берегу. Вышли на берегу Вайкики. Неподалеку спал Дэн Уинтерслип, мешавший осуществлению вашего плана. Короткая схватка, нож… и быстрая смерть Дэна Уинтерслипа. Признавайтесь, Дженнисон. Не будьте глупцом. Полное признание и раскаяние… Дженнисон вскочил с пылающими глазами. Он отрицал! – Как угодно! Грин повернулся к нему спиной и, понизив голос, стал перешептываться с Хэллетом. Дженнисон и Чарли Чан стояли рядом около письменного стола. Чан вынул карандаш и как бы нечаянно уронил его. Китаец наклонился поднять его с полу. Джон увидел, что из кармана брюк Чана выпячивается рукоятка револьвера. Он увидел также, как Дженнисон быстро подошел к Чану и вытащил револьвер из его кармана. Джон, вскрикнув, бросился к Дженнисону, но Грин схватил его за рукав и удержал. Чарли Чан, по-видимому, не замечал ничего. Дженнисон приложил дуло к виску и нажал курок. Сухой треск! Револьвер выпал из руки Дженнисона. – Ну-с, мы достигли своего! – торжествующе заявил Грин. – Это немое признание. У меня есть свидетели, Дженнисон… Вы не в силах вынести позора и пытались застрелиться… из пустого револьвера. – Грин повернулся к Чарли Чану и дружески похлопал его по плечу: – Грандиозная идея, Чарли! Это придумал Чан! – прибавил Грин, обращаясь к Дженнисону. – Восточный ум, Дженнисон. Замечательная хитрость! Не правда ли? Дженнисон опустился на стул, закрыв лицо руками. – Может быть, вы теперь пожелаете дать показания? – более мягким тоном произнес Грин. Дженнисон медленно поднял на него глаза. Заносчивость и гордость исчезли с его лица; оно покрылось морщинами и сразу постарело. Глава XXIII Лунный свет на перекрестке Все вышли, оставив Дженнисона с Грином и стенографом. В передней к Джону подошел Чан. – Вы возвращаетесь домой, окутанный в великолепную мантию успеха! – сказал китаец. – Только одна мысль есть мое мучение. В тот же момент вы приходите к тому же выводу, что и мы. Чтобы дойти до него, вы должны были перепрыгнуть через значительные пропасти. Джон усмехнулся: – Да, это верно! Мысль об этом пришла мне сегодня ночью. Вечером кто-то упомянул об одном профессиональном игроке в гольф с очень развитыми запястьями. Я имел случай наблюдать Дженнисона за игрой в гольф: мощные удары и сильные запястья выдают в нем хорошего пловца, – так, по крайней мере, объяснили мне. Затем какая-то молодая дама заговорила о чемпионе-пловце, который спрыгнул с парохода на высоте Вайкики. Вот это послужило первым толчком. Я был тогда очень взволнован, и у меня возникло подозрение относительно Боукера. В поисках этого стюарда я бросился на пароход «Президент Тейлор» и нашел там Дженнисона. Это обстоятельство подкрепило мою теорию, и я пошел за ним. – Смелый шаг! – проговорил Чан. – Но, как вы видите, Чарли, у меня не было ни малейших доказательств виновности этого человека. Одно предположение, и только вы замкнули цепь доказательств. – Доказательства весьма существенны в этом деле! – возразил Чан. – Скажите мне, Чарли, как вы напали на след преступника? Чан осклабился: – При нашей первой дружеской встрече в ресторане я имел честь сказать вам, что наш народ отпечатывает в своем мозгу все, как на фотографической пластинке. Взгляд, улыбку, жест. Входит Боукер, он пьян, болтает, потом спрашивает Кабреро: «Хозяин я себе или нет?» А, вот что! В моей голове уже запечатлелось. Он несамостоятелен. Я следую в гавань и вижу, как испанец передает ему толстый конверт. Но целыми днями меня окутывает туман. Не могу ничего выяснить. Знаю, Кабреро и Дженнисон близкие друзья. Улики вырываются из наших рук. В библиотеке я читаю о Дженнисоне, знаменитом пловце. А затем часы… и триумф. – Поздравляю вас, мистер Чан, – сказала мисс Минерва. – Природа наградила вас умом, и вы блестяще использовали его. Чан отвесил ей почтительный поклон: – Этот комплимент из ваших уст пылок, как розовое пламя. В момент разлуки падает мое сердце. Мое последнее желание – пусть свежие бодрящие дни зимы и иссушающие безветренные дни осени будут для вас всех дивной весной! – Какое у вас доброе сердце! – растроганным голосом проговорила мисс Минерва. Джон тепло пожал руку Чана: – Мне было очень приятно познакомиться с вами, Чарли! – Вы снова вернетесь на материк! – проговорил Чан. – Гневный океан будет катить между нами свои волны. Воспоминание о нашей дружбе я буду всегда носить в своем сердце, как цветок. – (Джон сел в автомобиль.) – Разлука, быть может, будет не вечной, – с надеждой в голосе прибавил Чан. – Приятности путешествия будут, может быть, принадлежать мне. Я буду ждать дня, когда я посещу вас в вашем доме и пожму вашу руку. Джон завел автомобиль, и они с мисс Минервой поехали по аллее к миссис Мейнар, а Чарли Чан продолжал стоять неподвижно, как гигантский Будда. – Бедная Барбара! – заговорила мисс Минерва. – Как ей тяжело будет узнать обо всем! Правда, она призналась мне, что с момента ее возвращения между ней и Дженнисоном произошло некоторое отчуждение, а после убийства Дэна она не могла отделаться от мысли, что он каким-то образом замешан в нем. Завтра она собирается уладить дело с Брэдом, а затем уезжает со мной в Бостон. Значит, там вы снова встретитесь. – Нет! – сказал Джон. – Хорошо, что ты мне напомнила. Мне надо на телеграф. Джон вышел из почтамта с веселым, улыбающимся лицом. – В Сан-Франциско Роджер назвал меня пережитком пуританской эпохи. Он перечислил целый ряд приключений, которые, по его мнению, не могли бы никогда случиться со мной. А теперь я пережил их здесь и об этом протелеграфировал ему. Кроме того, я сообщил ему о своем согласии вступить в его дело. Мисс Минерва наморщила лоб. – Обдумай сначала свой шаг, – сказала она. – Сан-Франциско – не Бостон. Культурный уровень там гораздо ниже. Ты будешь чувствовать там себя одиноким. – О нет, не буду. Я поеду туда не один. – С Агатой? – Нет, не с Агатой. Культурный уровень там для нее слишком низок. Наша помолвка расстроилась. И не с Барбарой… – Мне иногда казалось, что… – Ты предполагала, что Барбара из-за меня отказала Дженнисону? Ясно, что и у Дженнисона сложилось такое же убеждение. Поэтому-то он и сделал попытку запугать меня и заставить уехать из Гонолулу. И когда я не послушался его предупреждения, он науськал на меня своих головорезов-приятелей. Но Барбара не влюблена в меня. Теперь-то мы знаем причину их разрыва. – Так кто же тогда твоя невеста? – Карлотта Эган, племянница твоего старого друга Артура Копа. – Джон, Джон! Что скажет твоя мама! Бедная Грейс! Во всяком случае, при сообщении о своей помолвке с Карлоттой не забудь упомянуть о принадлежности Артура Копа к британскому адмиралтейству. Это будет единственным утешением при катастрофе. – При какой катастрофе? – Крушении всех надежд, связанных с твоим будущим. – Чепуха! Мама поймет. Она знает, что во мне течет страстная кровь Уинтерслипов, и, раз эта кровь заговорила, меня не переубедить! Приехав к миссис Мейнар, Джон расстался со своей теткой и отправился на берег. Ему сказали, что Карлотта Эган уплыла на дальний плот. – Одна? – Нет, с тем морским офицером.