– Не факт, что это сработает, – тут же предостерег его сомнолог. – Любой внешний стимул, например заданный тобой вопрос, может вернуть мальчика в созданное сказочником подвешенное состояние, в каком Николин пребывает, когда кажется бодрствующим. – Что же мне делать? Заккария остановился, устремил взгляд на настольные часы с золотыми стрелками, положил на них руку. – Ответ – время, – изрек он. Джербер ждал дальнейших объяснений. – Видишь эти часы? Я добыл их у одного антиквара много лет назад. Не так-то много заплатил, ведь они никогда не показывают точное время… То и дело останавливаются, потом опять начинают идти. Джербер вопросительно взглянул на него. Заккария показал на циферблат: – Они уже несколько минут стоят. Как только он это сказал, психолог перестал слышать тиканье. Синьор З. улыбнулся. – Ты не заметил, правда? – Мой разум автоматически воспринимал звук, эхом отдававшийся в памяти. – Однако Джербер до сих пор не понимал, зачем сомнолог привел ему такой пример. – Тебе не случалось видеть во сне, что стакан падает, а потом внезапно просыпаться потому, что где-то в доме упал стакан? – Случалось, – признался он. – Однажды мне приснилось, что Марко плачет в кроватке, а потом он в самом деле заплакал. – В действительности ты, разумеется, не стал ясновидящим, произошло нечто противоположное: Марко заплакал раньше, чем ты проснулся, но твой спящий разум на долю секунды опередил восприятие, позволив тебе вовремя отреагировать. – Затем он добавил: – В сновидениях не бывает «прежде» и «потом». Во сне времени не существует. – Время – проекция бодрствующего разума, вроде тиканья твоих часов, – заключил Джербер, начиная понимать, что таится под словами сомнолога. – Во сне можно путешествовать во времени. – Выбрав нужный стимул, ты мог бы вернуть Николина, пока он спит, на много лет назад и таким образом вывести из гипнотического транса, наложенного сказочником, – подтвердил его догадку Заккария Ашер. – Но тебе понадобится что-то, связанное с прошлым мальчика: например, колыбельная, которую ему пела мама, или что-нибудь в этом роде. Энтузиазм Джербера угас: он практически ничего не знал о прошлом Нико. Друг заметил внезапно наступившее разочарование. – Никто не говорит, что это просто, – ободрил он психолога. – Но это единственный способ. Гипнотизер задумался. Может быть, решение и найдется, но сейчас он чувствовал, что вступает на зыбкую почву. 36 Пьетро Джербер никогда не смог бы забыть девочку в зеркале. Вообще-то, ее звали Амбра. Но воспоминание было слишком мучительным. Только так, вызывая в памяти отражение в зеркале, получалось восстановить то, что случилось ноябрьским вечером много лет назад. Закончив университет, Пьетро поступил в обучение к синьору Б. Каждый день он приходил в кабинет на мансарде и, укрывшись в зарослях из папье-маше, присутствовал при ритуале, с помощью которого отец погружал своих маленьких пациентов в бездны их собственной психики, куда и сам спускался вместе с ними, чтобы исследовать неведомый мир, скрытый под спудом, словно в романе Жюля Верна. Пьетро всегда нравилось это сравнение, напоминавшее детство и домик у моря в Арджентарио, – тогда он запирался в библиотеке матери: из книг, которые она читала в юности, мальчик пытался что-то узнать о той, что ушла слишком рано. Так или иначе, молодому доктору Пьетро Джерберу строго-настрого запрещалось вмешиваться в сеансы гипноза, которые проводил отец; задавать вопросы и, естественно, как-либо взаимодействовать с детьми. В его обязанности входило проверять, работают ли скрытые микрофоны, включать проигрыватель с «Простыми радостями» и одновременно записывать на магнитофон все, что происходит в кабинете. Сам он должен был сидеть за баобабом, затаив дыхание. Его основная деятельность в первый год практики ограничивалась, можно сказать, технической поддержкой; главной его заботой было хранить и поддерживать в рабочем состоянии пластинку, дававшую начало иллюзии ментального путешествия. Но тем знаменательным ноябрьским вечером все внезапно изменилось. В середине дня синьор Б. ответил на телефонный звонок. Звонила знакомая, анестезиолог из больницы Кареджи. Пьетро был в курсе, что отец работает на добровольных началах в педиатрических отделениях нескольких больниц, но не знал, в чем конкретно заключается его работа. Полагал, что он с помощью гипноза избавляет от боли маленьких пациентов, которым иногда приходится терпеть мучительные процедуры. Что-то вроде альтернативы опиатам. Никогда, никогда не мог он вообразить, что синьор Б. помогает им пройти еще более трудный путь. Путь за пределы жизни. Он выяснил это, познакомившись с Амброй. Еще несколько часов назад перед восьмилетней девочкой открывалось потенциально счастливое будущее. Все случилось очень быстро: мать забрала ее из школы классического танца, и они вдвоем ехали на скутере. Путь до дома, который они проделывали почти ежедневно, составлял пару километров. Вот только в тот день разразился ливень, за несколько секунд затопивший улицы Флоренции. Мама Амбры предусмотрительно затормозила, увидев, какой размах принимает гроза. Они укрылись под навесом и стали ждать, пока буря стихнет. Но в этот момент водитель проезжавшего мимо городского автобуса из-за плотной пелены дождя потерял управление, автобус вылетел на тротуар и всей своей громадой обрушился на злополучных жертв. Мать Амбры умерла на месте. Сама Амбра чудом уцелела: когда приехала «скорая», у нее обнаружили только перелом правой локтевой кости. Но уже в больнице, когда ей накладывали гипс, у девочки начались сильные боли в животе. Результаты УЗИ оказались неутешительными. Неостановимое внутреннее кровотечение. Когда синьор Б. и Пьетро приехали в больницу Кареджи, девочке оставалось жить совсем недолго. Но Амбра не переставала звать своего папу. Он работал за границей, но ему сообщили, и он уже находился на борту самолета, летевшего во Флоренцию. Он знал, что жена умерла, но утешением служило то, что дочка всего лишь сломала руку. Он и представить себе не мог дальнейший поворот событий, да и в любом случае не успел бы в последний раз обнять девочку. – Мы даже не можем дать ей услышать его голос по телефону, ведь мобильники на время полета отключают, – объяснила знакомая синьора Б., анестезиолог. Она подумала, что отец Джербера поможет устроить это последнее свидание. Пьетро понятия не имел, как можно устроить практически невозможную вещь, а спросив у отца, получил простой ответ: – Телепатия: мы поможем ей мысленно связаться с папой. – Видя изумление Пьетро, он растолковал подробнее: – Отец, с которым мы установим контакт, – не тот, что летит в самолете, а тот, что всегда живет в ее воспоминаниях. – Потом уточнил: – Ты введешь девочку в транс и возьмешь на себя роль отца. – Я? – поразился Пьетро; он не чувствовал, что способен справиться с такой сложной задачей. – Ты будешь следовать моим указаниям, – настаивал синьор Б. – Мне не кажется, что момент подходящий для экспериментов, – решительно возразил сын. – Если такое вообще возможно, – а Пьетро сильно в этом сомневался, – у девочки только один шанс, и я не хочу, чтобы из-за меня он был упущен. Синьор Б. положил руки ему на плечи, заглянул в лицо: – Если бы в данный момент ты один мог это сделать, пошел бы ты на попятную? – В том-то и дело: я не один, – отвечал Пьетро, пытаясь урезонить отца. – Ты тоже здесь. – Но я этого делать не стану, – наотрез отказался синьор Б. – Поэтому, если у тебя не получится, можешь возложить вину на меня. Пьетро умолк, поняв, что спорить бесполезно. – Итак, ты уже выбрал свой наводящий предмет? С помощью наводящего предмета гипнотизер устанавливает тесный контакт с пациентом. Пластинка синьора Б., маятник, спираль, маленький электрический фонарик: выбрать можно все, что угодно. Отец объяснял, что некоторые из его коллег предпочитают прикосновения или голос. Но более практично использовать «случайный артефакт» или «постоянный фетиш». Вопрос отца не застал Пьетро врасплох: на самом деле он уже давно об этом думал. – Я буду использовать метроном, – заявил он. В дальнейшем разные экземпляры сменяли друг друга на столике в его кабинете: обычный механический, затем цифровой и, наконец, электронная модель семидесятых годов, которой он пользовался в последнее время. Пьетро выбирал их тщательно, вслушивался в звук, который издавал механизм, различал тончайшие его оттенки. Но в тот день у него был метроном со стрелкой, в металлическом корпусе. Вообще-то, он уже какое-то время всегда носил прибор при себе. – Очень хорошо, – похвалил синьор Б. – Еще нам понадобится зеркало. Санитары сняли его со стены одного из больничных туалетов, принесли в палату Амбры и поставили прямо перед ее кроватью. – Ты встанешь у нее за спиной, – объяснял синьор Б. – Так, чтобы она видела твое отражение и свое тоже. Едва ты погрузишь ее в транс, твой образ заменится образом отца. Глаза девочки все время будут открыты. Дозу морфина, которым врачи снимали физическую боль, снизили, чтобы девочка пришла в сознание настолько, чтобы процедура стала возможной. С напряженными нервами, с сильно бьющимся от волнения сердцем Пьетро приступил к своему первому опыту детского гипноза. Поразительно, однако: по мере того как Амбра впадала в забытье, он сам расслаблялся. Вначале синьор Б. шептал ему на ухо указания, потом перестал. По-прежнему стоя позади нее, Пьетро взял ее за руку и крепко сжал. Потом, используя воспоминания, накопленные Амброй за восемь лет жизни, вызвал в ее воображении фигуру отца, в надежде, что она материализуется в зеркале. Когда девочка улыбнулась, он понял, что папа явился и дочка видит его. Пьетро заговорил с ней от лица родителя, с нежностью, но общими фразами, поскольку ничего не знал ни о человеке, которого представлял, ни об отношениях, какие сложились у него с дочерью. Поразительным было то, что она не почувствовала разницы. Амбра в самом деле слышала голос отца. Он сказал, чтобы девочка держалась и не отчаивалась, пообещал, что скоро боль исчезнет навсегда. Пьетро не верил в загробную жизнь и не мог гарантировать, что ее там ждет встреча с чем-то или с кем-то – например, с мамой. Но осознал, что Амбра не искала утешений такого рода. Она хотела увидеть отца по совершенно определенной причине. У девочки было для него сообщение. – Гвендалина осталась на дне зеленого шкафа. И если она плачет, мне тоже больно. Пьетро записал эти странные слова, чтобы передать их тому, кому они были адресованы, убежденный в том, что отцу Амбры будет понятен их смысл. Потом заметил, что дыхание девочки становится все слабее. Выражение ее лица в зеркале подсказало ему, что Амбра, умиротворенная, уже не испытывает боли. Пришло время расстаться навсегда. Он велел ей закрыть глаза и отпустил.