Сам Пьетро хорошо это знал, испытал на своем опыте, от собственного отца. — А что вы скажете о девочке из сада? — То, что Ханна уже в детстве слышала голоса… Увы, как все шизофреники. Надо было прислушаться к суждению Сильвии, та раньше их обоих поставила диагноз, выявила патологию Холл. Теперь он влип, связался с сумасшедшей иностранкой, даже не зная, на что та способна. …На суде это не было доказано, но полиция подозревала, что Ханна Холл намеревалась похоронить младенца живым… — Значит, по вашему мнению, все сводится к наличию воображаемой подруги? — спросила Уолкер, которую его объяснения явно не удовлетворили. — Белокурая подружка в белых сандалиях и в платье с желтыми пчелками: ею Ханна хотела бы быть, но не была, — обычной девочкой, такой, как все. Этот образ создала психика Ханны, чтобы ей не приходилось в одиночку противостоять реальности, — настаивал он на своем, слегка раздраженный. — Какой конкретно реальности? — А вот какой: Ханна всегда знала, что виновна в гибели Адо, но иногда лучше, если истину нам откроет кто-то другой. — Не Ханна Холл ищет уловки, чтобы ускользнуть от реальности, доктор Джербер… Но вы сами. — Можно узнать, что вас так пугает в этой женщине? Почему бы вам не объяснить, по какой причине вы до сегодняшнего дня утаивали от меня эту запись… Уолкер ответила не сразу. — Ладно, — наконец сдалась она. — У меня была сестра, двойняшка, ее звали Литц. — При чем здесь это? И почему «была»? — Потому, что она умерла в восемь лет от острого аппендицита. Пьетро Джербер издал короткий смешок. — Вы действительно думаете, что… Коллега не дала ему закончить фразу: — Хотя дело было зимой, Литц похоронили в ее любимом платье: хлопчатобумажном, с желтыми пчелками. 19 Судья Бальди, облаченная в длинный бархатный халат, расхаживала в тапках у себя дома по гостиной, расположенной на третьем этаже палаццо, выходящего на Арно, у Понте Веккьо. Комната под кессонным потолком была роскошно обставлена. Антикварная мебель, ковры, гобелены и шторы. Столики, этажерки, тумбочки ломились от ценных безделушек, большей частью статуэток и вещиц из серебра. В семнадцатом веке Бальди успешно вели торговлю и скопили немалое состояние. Несколько поколений наследников жили на ренту, не утруждая себя ничем, тем более работой. Но последней представительнице рода претила праздная жизнь, она освоила профессию и обрела свой путь в реальном мире. До того как осесть в кабинете по делам несовершеннолетних, Анита Бальди была социальным работником «на земле», не боялась запачкать руки и приобрела немалый опыт в расследованиях. Выросшая в роскошных апартаментах, она ходила по убогим квартирам, баракам, настоящим кругам ада, которые язык не поворачивался назвать «домом». Все для того, чтобы найти детей, терпящих бедствие, и спасти их. Пьетро Джербер оглядывался вокруг, спрашивая себя, правильно ли он поступил, явившись в столь поздний час спросить совета у старой знакомой. Он вкратце поведал Бальди о событиях последних дней, не упомянув пока что Ханну Холл. Теперь сидел, выпрямившись, в обитом парчой кресле, все еще слишком напряженный, чтобы откинуться на спинку. Он пришел просить об одолжении. Судья приблизилась, протянула стакан воды, который попросил Пьетро. — Очевидно, твоя коллега поддалась внушению. — Тереза Уолкер — специалист с именем, она проводит такую работу много лет, — возразил он, пытаясь оправдать и свои действия. — Прежде чем принять пациентку, я посмотрел данные на сайте Всемирной ассоциации психического здоровья. — Это ничего не значит: ты сам говоришь, что она в летах. — Ей за шестьдесят, — уточнил Джербер. — Может быть, в собственной жизни она дошла до такой черты, что испытывает потребность услышать некоторые вещи… а пациентка этим воспользовалась. Джербер до сих пор не брал в расчет подобные чувства, может, потому, что ему самому было тридцать три года. Но поскольку Бальди приближалась к семидесяти, ее объяснение звучало правдоподобно. — Если бы я была более ранимой и мне бы сейчас сказали, что человек, которого я потеряла много лет назад, вернулся, пусть даже как призрак, это бы меня утешило, — заключила судья. — Значит, по-вашему, Уолкер попалась на крючок? — Тебя это удивляет? — ответила Бальди, присаживаясь на один из диванов. — Мир полон обманщиков: медиумов, магов, оккультистов… Они наловчились раскапывать сведения о людях, включая самые интимные подробности, даже те, которые, как мы полагаем, окутаны непроницаемой тайной. Иногда им достаточно порыться в нашей мусорной корзине. Это они используют, чтобы плести интриги, даже не слишком замысловатые, опираясь на самый простой постулат: любой поверит в то, во что ему нужно поверить. — Обычно такие мошенники пытаются вымогать деньги, но что движет моей пациенткой, какой у нее мотив? Честно говоря, я просто не вижу такового… — Эта женщина психически нестабильна, ты сам сказал. По-моему, она прибегла к обману, чтобы обратить на себя внимание, найти утешение… В конечном итоге мысль о том, что она может манипулировать кем-то, дарит ей огромное наслаждение. Чтобы достичь цели, Ханна Холл включает в свои рассказы подробности личной жизни работавших с ней психологов. — Как мы наблюдаем ее и слушаем, так и она наблюдает и слушает нас. И главное — копит знания. Рано умершая сестренка Терезы Уолкер, его кузен Ишио или тот факт, что в яслях Марко детям привязали колокольчики к щиколоткам. Хотя появление книги сказок, с помощью которой было распутано дело Эмильяна, до сих пор оставалось тайной, его ничем нельзя было объяснить: Джерберу в голову не приходило говорить с Ханной Холл об этой своей экспертизе. Размышляя об этом, психолог сделал глоток воды и поставил стакан на стеклянный столик, придвинутый к креслу. Только теперь он обратил внимание, что там лежит рисунок, выполненный мальчиком-призраком в игровой комнате. Паровозик, преобразившийся в злобное лицо. Монстр Мати, как назвал его Эмильян. Бальди сохранила рисунок, но не это натолкнуло психолога на определенные мысли. — Я упомянул об Эмильяне в разговоре с Терезой Уолкер, — припомнил он. — Возможно, что она потом рассказала об этом нашей пациентке. Вот и связь. Он почувствовал облегчение. Но возможное объяснение «способностей» Ханны Холл не решало его проблемы, зато поднимало другие. — Пациентка и Уолкер продолжают общаться, хотя коллега ничего мне об этом не сказала, — помрачнел он. — Вот доказательство того, что даже такой опытный психолог может потерять бдительность. — Что я тебе говорила? — отметила Бальди. Теперь он забеспокоился по-настоящему. — Как я должен себя вести? — спросил он у судьи. — Думаешь, пациентка представляет опасность для тебя или твоей семьи? — спросила в свою очередь Бальди. — По правде говоря, не знаю… Эта женщина пыталась похитить младенца, возможно намереваясь похоронить его живым. — Ты не можешь обратиться в полицию, поскольку тебе не в чем ее обвинить, к тому же это будет серьезным нарушением врачебной тайны. — Сильвия считает, что она за нами следит. — Этого недостаточно, это не преступление. К сожалению, он сам это прекрасно знал. — Я все время твержу себе, что не рекомендуется резко прерывать лечение гипнозом, но, если честно, боюсь последствий. — Последствий какого рода? — Боюсь, что лечение вызовет определенную реакцию с ее стороны и пациентка станет опасной. — Немного подумав, он добавил: — Что бы сделал на моем месте синьор Балу? — Твой отец тут ни при чем, на этот раз ты должен справиться сам. Как не хватает сейчас проклятого ублюдка, подумал Джербер, и это еще больше разозлило его. — Частный сыщик, друг Уолкер, установил, что в Австралии под этим именем живут две женщины лет тридцати… Одна из них — всемирно известный морской биолог. — При чем здесь это? — Просто задумался: два человека одного и того же возраста, с одним и тем же именем, и такие разные судьбы. Не будь я сыном своего отца, я бы не стал психологом и не оказался бы сейчас в такой ситуации. Бальди встала с дивана, пристроилась на подлокотник кресла, в котором сидел Пьетро. — То, что ты помогаешь незнакомке, не решит твою проблему с отцом, какова бы она ни была. Пьетро Джербер поднял на нее взгляд. — До десяти лет моя пациентка жила с родными отцом и матерью: они перебирались с места на место, часто меняя имена. Потом что-то произошло: женщина упомянула «ночь пожара», когда мать дала ей выпить «водичку для забывания». Это событие резко прервало ее отношения с родной семьей, и она переехала в Австралию, превратившись для всех в Ханну Холл. Услышав это имя, произнесенное в первый раз, Бальди напряглась, что не укрылось от Джербера. — О чем ты хочешь меня спросить? — осведомилась она с подозрением.