— Мои детки догнали меня раньше, чем я предполагал. Я ищу их взглядом. Но никого не вижу. — Где они? — спрашиваю у старика. — Прямо позади тебя, — отвечает Черный. Я знаю, что должна поскорей обернуться, но не могу. Поворачиваюсь медленно, от тьмы за моей спиной становится щекотно в горле. Стою неподвижно со свечой в руке перед стеною мрака, пытаясь что-нибудь разглядеть — движение, форму. Слышу шаги. Потом вижу, как они появляются. Две человеческие фигуры. Одна повыше, другая пониже. Парень высоченный, сухопарый. Гладкие, прямые волосы падают ему на плечи. Массивный лоб, глубоко сидящие глаза. На девушке зеленый комбинезон. Она сильно накрашена. Во рту сигарета. — Это Телок, а это Искорка, — представляет мне их старик. Значит, это с ними он говорил недавно. У Телка в руке резак, он проводит им по ладони, будто точит. Искорка держит заржавленные ножницы. Меня окружают. — Мои детки не такие уж злые, — заверяет Черный. — Только немного беспокойные. Парень с девушкой переглядываются, хохочут. Я снова поворачиваюсь к старику. — Где мама и папа? — спрашиваю я со всей решимостью… Но голос у меня дрожит, они наверняка это заметили. — Если хочешь увидеть их, ты должна нам кое-что отдать, — говорит Телок. Голос у него тонкий, как лезвие, которое он держит в руке. — Чего вы хотите? У нас ничего нет. — Кое-что есть, — вступает старик. — Сокровище. Когда он произносит это слово, голос его меняется. Из жалобного становится злобным. Но у нас нет никаких сокровищ. — Но у нас нет никаких сокровищ. — Есть, есть. Это неправда. — Это неправда. — Сундук, — невозмутимо продолжает старик. — Тот, который вы всюду таскаете с собой. Я не могу в это поверить. Они хотят забрать Адо? — Там не сокровище, — возражаю я. — Там мой братик. Вся троица хохочет. Потом Черный поднимает палку, стучит об пол, и все умолкают. — Отдай нам сокровище, и мы тебе вернем твоих родителей. Я чувствую, как слезы подступают к глазам. — Я не могу… Старик молчит. — Я не могу, пожалуйста… Черный шумно вздыхает: — Видишь ли, девочка, твои мама и папа не были сегодня со мной откровенны. А я очень сержусь, когда мне говорят неправду… Но хуже всего то, что они и тебе врали, и это очень огорчает меня. — Врали мне? Что это значит? — Мы были знакомы раньше, до сегодняшнего дня. Я это вспомнил, я никогда не путаю запахи. Но они сделали вид, будто ничего не было… Много воды утекло с тех пор, как мы все вместе жили под красными крышами… Под красными крышами — что бы это значило? — Но однажды ночью они удрали вместе с сокровищем, ничего не сказав бедолаге Черному. — На Библии клянусь: нет там никакого сокровища. — Не богохульствуй! — кричит на меня Черный. Меня хватают за волосы, опрокидывают на пол. Искорка обрушивается на меня всем своим весом, целит ножницами в глаз. Телок встает на колени рядом с ней и приставляет резак мне к горлу. Я чувствую, как лезвие мне царапает кожу. — Ладно, детки, поиграли, и хватит, — унимает их старик. Но они не отпускают меня. — Теперь наша подружка нам скажет, куда закопали сундук… — На кладбище, — бормочу я еле слышно, обмирая при мысли, что предаю доверие мамы и папы. Но больше ничего не остается. — Где на кладбище? — Под каменным ангелом… Мокрую землю труднее копать, как-то сказал мне папа. Но Телок сильный, и когда он ворочает лопатой, кажется, будто земля ничего не весит. Выбрасывает ее и снова вонзает штык, не зная усталости. Искорка держит керосиновую лампу, освещает яму. Черный сидит на одной из плит, держит меня на коленях. От его слюнявых нежностей у меня мурашки бегут по коже. Каменный ангел взирает на всех нас, бессильный, как все ангелы, когда надо кому-то помочь. — Ну, долго еще? — жалуется Искорка. — Клянусь, если там ничего нет, я ее зарежу, — грозится ее брат, испепеляя меня взглядом. — Есть, есть, — заверяет старик. — Наша новая подружка сказала нам правду, — утверждает он, гладя меня по волосам. Я не уверена, что эти трое в самом деле семья. Если честно, в тот момент я вообще ни в чем не уверена. Я только хочу знать, где мои родители. Я не знаю, что с ними случилось, и страх переполняет меня. Что эти люди с ними сделали? А когда они откроют сундук и обнаружат, что там нет никакого сокровища, что они сделают со мной? Старик приникает губами к моему уху. Его дыхание зловонное, горячее, но я все равно дрожу. — Лиловая вдова тебя ищет… — шепчет он. — Ты особенная девочка, хотя сама этого не знаешь. Опять это слово. «Особенная». Я не знаю, что оно значит. А эта лиловая вдова? Что ей от меня надо? Глухой стук. Лезвие лопаты на что-то наткнулось. Вижу, как Телок соскакивает в яму и начинает рыть голыми руками. — Посвети ему, — приказывает Черный Искорке. Я не могу подойти, меня по-прежнему держит старик. Чуть позже слышу в могиле смех. — Нашел, — ликует Телок. Вижу, как поднимаются длинные руки. Вытаскивают сундук Адо и кладут его на край ямы. Искорка дает брату руку, тот вылезает. Оба оглядываются на старика, ждут указаний. — Открывайте, — командует Черный. Детки довольно ухмыляются. Слепой встает, ставит меня на ноги перед плитой, сам присоединяется к товарищам. Вижу, как они пытаются вскрыть сундук. Телок резаком соскребает смолу, которой запечатана крышка, где вырезано имя братика. Потом вставляет лезвие в щель, действует как рычагом. Я не хочу смотреть. Не хочу увидеть Адо. Просто не могу. Представляю себе, каким он стал за эти годы, что осталось от него по прошествии времени. Я до сих пор не видела мертвых тел. Боюсь того, что мне предстоит вскоре. Проклятые воры. Но скоро вы увидите, что нет никакого сокровища. Вы просто разбудите мертвого ребенка. Крышка отлетает. Я стою за спинами троих и, хотя пообещала себе не смотреть, все-таки заглядываю одним глазком. Слепому старику тоже любопытно, он хочет знать. — Ну что, что там? — спрашивает он. Телок с Искоркой молча разглядывают содержимое сундука. Потом подходят к Черному, что-то шепчут ему. Я вижу Адо. Его лицо такое красивое, совсем нетронутое. Смерть была к нему милосердна. В самом деле, кажется, будто он спит. Яростный вопль старика пронзает ночную тьму. Он оборачивается ко мне, сверлит своими никчемными глазами. В глубине этого белесого взгляда я вижу ад. Понимаю, что нужно спасаться, это единственная возможность. Поворачиваюсь и бегу, бросаюсь в темноту. Чувствую, как старик меня хватает за левую руку. Ногти вонзаются в плоть. Хочется кричать, но я сдерживаю дыхание, оно мне еще понадобится. Мне удается ускользнуть, но на руке остаются глубокие царапины. — Хватайте ее, не дайте ей сбежать! — в бешенстве кричит он своим деткам. Слышу, как они бегут за мной, пытаются догнать. Телок и Искорка с керосиновой лампой. Но у них не получится. Одна спотыкается и падает, другой старается изо всех сил, но я слишком быстрая. Быстрая, как лань, всегда говорит папа. Через какое-то время я уже не слышу криков и топота позади. Слышу лишь собственное дыхание. Только тогда останавливаюсь. Я запыхалась, в ушах звенит, голова готова лопнуть. Но я одна. Понимаю, что я забежала в болото. Плакучие ивы принимают меня к себе, дают убежище.