«Мой полдник всегда такой невкусный», — повторил про себя Пьетро Джербер. Стал быстро открывать все ящики, в лихорадочных поисках доказательства. Нашел его на самой верхней полке. Ореховая паста, чтобы мазать на хлеб. Открыл баночку, рассмотрел содержимое. Как правило, никто из взрослых не пробует еду, предназначенную исключительно для ребенка. Поэтому никто никогда не обнаружил бы тайну, хранимую мамой Эмильяна. Существовал только один способ удостовериться окончательно. Пьетро сунул палец в мягкую массу и облизал его. Почуяв кислоту внутри сладости, невольно сплюнул. Эмильян не мог рассказать правду, ему бы никто не поверил. Поэтому и придумал историю о сатанинской оргии, в которой участвовала вся семья. У него не было выбора. Ведь никто не хочет по-настоящему услышать то, что хотят сказать дети. Даже и сам Джербер. 36 Синьор Б. часто упоминал случай девочки, которая под гипнозом заставляла плюшевого слоненка принимать лекарства, а если он отказывался, грозилась, что больше не будет его любить. Такое ее поведение помогло распознать у матери расстройство, называемое «синдром Мюнхаузена по доверенности»: женщина тайком пичкала дочку таблетками в огромных дозах с единственной целью — вызвать у нее болезнь и таким образом привлечь к себе внимание друзей и родных, выступить перед ними в роли прекрасной, заботливой матери. Джербер, однако, не вспомнил о том давнем деле, пока о нем не заговорила Анита Бальди: только благодаря ему, утверждала судья, они и обнаружили, что происходит с Эмильяном. — Наверное, твое подсознание подсказало тебе, что делать, — уверяла судья, имея в виду ореховую пасту, отравленную элементарным средством для мытья посуды. Но Джербер был убежден, что белорусский мальчик обязан своим спасением Ханне Холл. Поэтому отправился на ее поиски. Он прекрасно знал, что ищет предлог увидеться с ней за стенами кабинета. Он вдруг понял, что ему не хватает заранее назначенных встреч. Он, будто неистовый влюбленный, жаждал неожиданных, случайных пересечений. Придя в отель «Пуччини», бросился к администратору, спросил о ней, надеясь застать ее в номере. — Сожалею, но синьора уехала вечером, — ответил тот. Эта новость заставила Джербера похолодеть. Поблагодарив администратора, он направился к выходу, но передумал и вернулся. — Сколько времени синьора Холл пробыла в вашем отеле? — спросил он, протягивая банкноту. Он был уверен, что Ханна прибыла во Флоренцию гораздо раньше, чем появилась в его жизни, и все это время собирала о нем сведения. Иначе нельзя было объяснить, откуда ей столько известно о его прошлом. — Всего несколько дней, — ответил тем не менее администратор. Психолог этого не ожидал. Заметив его удивление, администратор добавил: — Синьора заказала номер, но никогда в нем не ночевала. Джербер принял это к сведению, снова поблагодарил и поспешно вышел, не зная, что и думать. И все же он услышал косвенное подтверждение того, что не ошибался: если Ханна ночевала в другом месте, стало быть, могла находиться в городе сколь угодно долго. Женщина не спеша готовила представление, даже убогий номер в отеле «Пуччини» был его частью. Она еще здесь, сказал себе Джербер. Довольно с него всей этой лжи: необходимо срочно поговорить с Ханной. Одна мысль пришла Джерберу в голову, и он полез в карман за сотовым телефоном. Тотчас же позвонил Терезе Уолкер. Голос в записи сообщил ему по-английски, что в данный момент абонент недоступен. Он сделал еще несколько попыток, даже уже вернувшись домой. С тем же успехом. Наконец, издерганный, выбившийся из сил, прислонился к стене в коридоре и медленно сполз на пол. Так и сидел в темноте. Никак не мог смириться с очевидным. Ханна Холл больше не вернется. В отчаянной попытке снова встретиться с ней он решил поискать в единственном месте, какое еще оставалось. В Интернете. Уолкер как-то сказала ему, что в Австралии проживают две женщины тридцати лет, носящие это имя. Одна — всемирно известный морской биолог, вторая — их пациентка. Джербер открыл браузер на смартфоне и вбил имя в поисковик. Когда появились результаты, почему-то вспомнил о созданиях, не имеющих тени, о которых говорил синьор Холл. Из глубин сети как раз и вынырнуло нечто неожиданное, о чем, впрочем, он легко мог догадаться, если бы не позволил себе обмануться видимостью. Всемирно известный морской биолог, чьи фотографии показались на экране, была неотличима от его пациентки. Двух женщин по имени Ханна Холл никогда не существовало. Вот только вид этой единственной никак нельзя было назвать запущенным. Она стояла у штурвала яхты, и светлые волосы развевались на ветру. И она улыбалась так, как никогда не улыбалась при нем, отчего Джербер ощутил легкий укол ревности. Но главное, перед ним, внешне неотличимая от прежней, возникла совершенно другая женщина. Счастливая. Ему бы порадоваться тому, что Ханна — настоящая Ханна — преодолела травму похищения, а потом внезапной перемены, когда ее внедрили в незнакомую семью. Восхититься тем, что она построила свою жизнь, не поддавшись влиянию всего, что с ней случилось. Но он мог думать только об одном: зачем Ханна Холл устроила это представление, чтобы потом исчезнуть. Он был готов поклясться, что в действительности она вела здоровый образ жизни и не курила совсем. Тайное слово вашего отца — это число, не так ли? Тут кто-то позвонил в дверь. Пьетро вскочил, побежал посмотреть, кто пришел, молясь, чтобы это была она. Но, увидев лицо, показавшееся в дверях, испытал разочарование. Лицо, однако, было знакомым. Хотя она и сильно постарела с тех пор, когда они последний раз виделись, Пьетро все же узнал подругу отца: таинственную женщину в кафе, где он ребенком сидел над порцией мороженого, ту самую, кого он снова встретил уже взрослым у постели умирающего синьора Б. — Полагаю, это ваша, — прокуренным голосом проговорила бывшая сотрудница Сан-Сальви. Потом подняла руку и показала ему старую фотографию, украденную из семейного альбома. Снимок новорожденного младенца Пьетро Джербера. 37 Выйдя из дома, они укрылись в маленьком баре на улице Бурелла, единственном, какой оказался открытым в столь поздний час. Здесь пересекались люди, избегающие света дня: полуночники, толкачи, проститутки. Они уселись в сторонке, им принесли две чашки прескверного кофе, и таинственная подруга синьора Б. закурила: уж в таком-то месте точно никто не станет возражать. Джербер заметил, что она курит «Винни». Психолог держал в руках старую фотографию. — Кто вам дал ее? — Нашла в почтовом ящике. — Как вы поняли, что новорожденный младенец — я? Женщина пристально на него взглянула: — Я бы никогда не смогла вас забыть. — Почему? Та промолчала. Улыбнулась. Еще один секрет. Опять ответа на вопрос предстоит добиваться, как в случае с Бальди, которая по непонятной причине не захотела сразу признаться, что знакома с Ханной Холл. — Какие у вас были отношения с моим отцом? — приступил Джербер, пренебрегая правилами приличия. — Мы были добрыми друзьями, — только и сказала женщина, давая понять, что собирается ограничиться этой тривиальной фразой. Кроме того, она до сих пор даже не пожелала назвать своего имени. — Почему вы пришли ко мне? Вряд ли только затем, чтобы вернуть снимок… — Ваш отец попросил пойти вам навстречу в случае, если вы станете меня искать… Я подумала, что фотография — первый шаг с вашей стороны. Синьор Б. организовал эту встречу? Пьетро Джербер был ошеломлен. — У вас была связь с моим отцом? — спросил он. Женщина разразилась хриплым смехом, который быстро перешел в приступ кашля. — Ваш отец был настолько влюблен в свою жену, что оставался ей верен даже после ее смерти. Джербера кольнуло чувство вины перед Сильвией. После событий последних дней он уже не мог считаться преданным мужем. — Ваш отец был честнейшим человеком, таких безупречных людей редко встречаешь, — продолжала незнакомка. Но Джербер не желал об этом слушать и перебил ее: — Мари и Томмазо.