— Ты видела Данте прошлой ночью? — Видела. Он вёл себя самым лучшим образом. Но опять же, там была принцесса Глэйса. Я резко поднимаю на неё глаза. — А какое отношение принцесса Глэйса имеет к его поведению? — Он за ней ухаживает, дурочка. Она довольно холодная. И до жути бледная. Можно подумать, что на севере совсем не светит солнце. Прежде, чем я успеваю подобрать свою челюсть со столешницы, дверь в таверну распахивается и заходит Антони, балансируя поддоном, доверху заполненным рыбой и льдом. Как только он меня замечает, его глаза загораются, улыбка завладевает его губами, и он гордо подходит к нам со своей рыбой. — Фэллон. Катриона. Он произносит оба наших имени, но смотрит только на меня. Затем он обходит бар и заходит на кухню, чтобы отнести свою добычу матери Сибиллы, которая зарылась по локоть в лук и чеснок, когда я заходила туда в последний раз. Катриона наблюдает за тем, как раскачивается распашная дверь, которая затем останавливается. — Какое у тебя жаркое пламя, микара. — Что? — Антони чуть не вошёл в стену, вместо двери. Марко задавал мне о тебе множество вопросов. И Сильв… Её глаза широко распахиваются. — Твоя девственность пока нетронута, верно? Меня охватывает жар, хотя я всё ещё нахожусь под впечатлением от того, что король спрашивал обо мне. Он никогда меня не встречал. — Ты бы хотела заработать золотой? Моё сердце начинает биться о косточки корсета. Золотой монетой я смогла бы расплатиться за съём квартиры на год вперёд. — Можешь рассчитывать на три, если в этом будет участвовать король… — размышляет вслух Катриона. Я ставлю стакан на стол, но не беру другой. — Каким образом? — Сделав то, что я сделала восемьдесят два года назад. Мой пульс ускоряется, потому что я, кажется, понимаю, к чему она клонит. — Что ты сделала? — Я продала свою девственность на аукционе. — Ты… — я морщу нос и качаю головой. — Нет. Я бы никогда… Антони выходит из кухни, и воздух наполняется солёным запахом перламутровой чешуи и острым ароматом порезанного лука. Он приближается ко мне, и мне кажется, что он собирается схватить меня за талию, но его цель — раковина. Он опускает руки в мыльную воду, после чего берёт кусочек мыла и начинает тереть его между ладонями. — Что задумала, Катриона? Её плотно сжатые указательный и средний пальцы взмывают вверх — этот вульгарный жест популярен среди полукровок и людей. — Не твоё дело, Антони. — Если это касается Фэллон, то это моё дело. Моя спина напрягается, потому что один поцелуй не делает меня его делом. Он вынимает тряпку из моих крепко сжатых побелевших пальцев и вытирает ею руки. — Я серьёзно, Катриона. Не надо её развращать. Она фыркает. — Это что-то новенькое, особенно из уст мужчины, переспавшего с гораздо большим количеством людей, чем я, дело которого… ловить рыбу… Она достаёт грецкий орех, обжаренный с розмарином, из миски, которую я только что наполнила, и закидывает себе в рот. Хорошенько его прожевав, она добавляет: — А не любовниц. Антони и Катриона сердито смотрят друг на друга, и я на секунду задумываюсь, а не спали ли они когда-нибудь, но я быстро останавливаю себя, так как предпочитаю не знать. Какофония звуков с пристани проникает в таверну и разрезает стену тишины, которая заменила собой деревянную барную стойку. — Вот ты где! — Фибус запускает руку в свои светлые локоны, его брови низко нависают над его блестящими изумрудными глазами. Как вовремя. — Вот я где. Он упирается локтем в барную стойку и набирает пригоршню орехов. — Мы с Сиб всю ночь искали… Его голос растворяется в воздухе, когда Антони переплетает свои пальцы с моими. Я не сжимаю руку вокруг его руки, но и не отдёргиваю её. — Мы продолжим с того места, где остановились, когда в таверне не будет так много народа. Катриона достает ещё один грецкий орех, после чего разворачивается, зашуршав синей шёлковой тканью, и поднимается вверх по деревянной лестнице, которую я недавно подметала, потому что дети Флоры заболели — опять — а Сибилла решила вздремнуть. Честно говоря, я не могу сказать, что это бессмысленное занятие было мне неприятно. Антони заводит прядь волос мне за ухо. — В котором часу ты заканчиваешь? — Я не знаю. Фибус закидывает орехи себе в рот, увлечённо наблюдая за нашим взаимодействием. — Это неважно. Я сказал Маттиа и Риккио, чтобы они встретили меня здесь после того, как мы закончим с доставкой. Я отрываю взгляд от своего ухмыляющегося друга и перевожу его на Антони, который воспринимает это как приглашение к тому, чтобы наклониться и поцеловать меня. У его губ вкус соли, солнца и греховных обещаний. Я так нервничаю, что мои губы остаются неподвижными, как и моё тело. Даже моё сердце как будто затвердело и напоминает теперь мои кости. Я прижимаю ладони к его груди и быстро отрываюсь от его губ. — Не здесь. — Извини. Он проводит по моему острому подбородку своим шероховатым большим пальцем, после чего отступает. — Увидимся позже, синьорина Росси. Фибус поворачивается вместе с Антони и наблюдает за тем, как он уходит. Уголки его губ трогает улыбка. — И вот, тайна, почему Фэллон оставила нас, раскрыта. Рассказывай. В-С-Ё! Ему удается разделить последнее слово на большее количество слогов, чем оно содержит. — Я не по этому не пошла. Моё лицо начинает гореть. — Не из-за него. — Ага-ага. — Клянусь. Я думала, что не получила ленту, поэтому пошла гулять. — В постель к Антони?