— Я согласилась. Возможно, я смогу попросить его заплатить Тимеусу… — Никогда не одалживай у мужчины, Фэллон. Никогда. И нет, я не сожгла твоё платье. Оно висит в шкафу твоей матери. Я отнесу его завтра на рынок и посмотрю, сколько мы можем за него выручить. Через мгновение, она спрашивает: — Что стало с Антони? — Наши пути разошлись. Я замечаю, что она заглядывает в кружку, которую она поставила передо мной. — Так ты, наконец, раскроешь секрет этого ужасного напитка? Если ты дала мне его, чтобы наказать за посещение Ракса… — Это тоник, который сохранит твою утробу пустой в течение лунного цикла. Несмотря на мокрое платье, моя шея начинает гореть. — О. — Теперь ты рада, что я не стала вдаваться в подробности перед Като? Я замечаю блеск в её глазах, который давно там не видела. — Вообще, он мне без надобности. — Может быть, не сегодня. Она изучает выражение моего лица. — Но я уверена, что скоро ты будешь ему благодарна. Мои щёки заливаются краской, выдавая все мои многочисленные фантазии о ночи с Данте. — Убедись в том, что тот, кого ты выберешь, будет внимательным и щедрым. Щедрые любовники очень редко встречаются. И хотя я не хочу обсуждать секс со своей бабушкой, я использую её совет как предлог: — Я уверена, что Като… — Я достаточно повеселилась. — Серьёзно? Юстус был внимательным и щедрым? Блеск в её глазах гаснет. — Извини, нонна. В течение долго мгновения мы молчим и ждём, когда штормовые облака, которые я принесла в наш маленький дом, унесёт прочь. — Почему ты забрала мою ленту? Зачем делать так, чтобы я почувствовала себя недостойной Исолакуори? Её зелёные глаза впиваются в меня, после чего она подаётся вперёд и сжимает мои руки. — Потому что я напугана, Капелька. Я боюсь, что они узнают, что ты другая. Я боюсь, что они… Её голос теряет всю свою силу. — Что они попытаются меня убить? — Нет. Что они попытаются тебя использовать, потому что нечувствительность к железу и соли, а также умение приручать животных, делает тебя оружием не имеющим себе равных. Я улыбаюсь, потому что она забыла кое-что важное. — Только вот я человек, а не вещь, нонна. Меня нельзя использовать против моей воли. Она убирает руки обратно на стол и откидывается на своём стуле. — Тогда убедись в том, что твоя воля не подчинена твоему сердцу. — А что не так с моим сердцем? — Оно бьётся не для того мужчины. Я отступаю на шаг назад. Это моё сердце. Если я хочу отдать его эльфу, значит, я отдам его чёртову эльфу. Кто она такая, чтобы решать, какой мужчина правильный, а какой нет? Я не придаю значения сказанному и встаю. — По крайней мере, моё сердце бьётся, нонна. И временами я не могу сказать того же о твоём. ГЛАВА 19 Я зашнуровываю единственную пару обуви, которая у меня осталась — зимние ботинки. Чёрная кожаная ткань так сильно не подходит к моему фиолетовому платью, что при виде меня прохожие, несомненно, поднимут брови, но не сильнее, чем если я буду гулять по Люсу босиком. По правде сказать, мою обувь, вероятно, сочтут эксцентричной, но эксцентричность лучше, чем бедность. После нескольких попыток пройтись гребнем по многочисленным волнам, которые образовались из-за того, что я поспала с мокрыми волосами, я заглядываю в комнату мамы, чтобы рассказать ей о своём вечере. У меня нет от неё секретов, отчасти потому что она — могила, а отчасти потому, что я хочу, чтобы она знала всю мою подноготную на случай, если она когда-нибудь очнётся от своего ступора. Пока я рассказываю ей о своём вечере, она не сводит глаз с берега Ракокки. — Холодно, — бормочет она. Сейчас стоит знойная погода, которая стала ещё жарче из-за отсутствия облаков, но я беру сложенное одеяло в изножье её кровати и укрываю мамины колени. Она качает головой, из-за чего её тело трясётся, а тонкая шерстяная ткань в свою очередь собирается вокруг её талии. — Холодно. — Поэтому я и накрыла тебя одеялом, мама. Она становится взволнованной. — Золото. Золото. Золото. А… золото. Вздыхая, я убираю одеяло, коря себя за то, что я её потревожила. — Я найду способ его достать. — Аколти. Тёплый ветерок, дующий с канала, усиливает её шепот. — Аколти. Золото. Мои пальцы разжимаются из-за шока, и одеяло падает к моим ногам. Я рассказывала ей тысячу историй о Фибусе, и за эти годы она несколько раз его видела. Ну, может быть это преувеличение. Он и Сиб приходят ко мне домой и проводят время со мной и мамой, но её глаза всегда проходятся по ним так, словно они герои потрескавшейся фрески, оставшейся нам от предыдущего хозяина, известного художника, который благодаря своей славе оказался в Тарекуори. Я слышала, что он однажды продал картину за четыре золотых. Одну единственную картину. Как жаль, что у меня столько же способностей к рисованию, сколько у Птолемея Тимеуса учтивости. Я приседаю на корточки, чтобы поднять одеяло. — Фибус Аколти порвал все связи со своей семьей несколько лет назад, мама. — Аколти. Золото. Мои брови сходятся вместе, и я бросаю одеяло на мамину кровать. Неужели она хочет, чтобы я приняла его щедрое предложение? Если он всё ещё хочет одолжить мне денег… Мой взгляд устремляется на шкаф, после чего я подхожу к нему и открываю дверцу. Тесное пространство заполнено разномастными простынями, выцветшими полотенцами и простенькими мамиными платьями. Никакое дорогое платье не сверкает на вешалке. Бабушка, должно быть, уже забрала его. Моё сердце опускается, ведь я его даже не увидела, не потрогала, не понюхала. У меня никогда не было одежды, которая не побывала бы на ком-то ещё и не впитала бы в себя чужой запах. О, Боги… моё свидание! Учитывая всё случившееся, я забыла, что Данте ожидает, что я надену это платье на наше свидание. Мало того, что это теперь невозможно, так мне ещё придётся надеть ботинки. Я морщусь. Он никогда не приведёт меня во дворец, если я буду одета как нищенка. Я подумываю о том, чтобы одолжить платье у Катрионы. Несмотря на то, что её тело чуть более пышное, мы с ней одного роста. Я пытаюсь ухватиться за последнюю надежду на то, что она согласится одолжить мне одно из своих платьев, когда я объясню ей, что мне это нужно для благой цели. Конечно же, она захочет меня поддержать. Она всегда за то, чтобы заводить полезные связи. — Аколти. Золото, — повторяет мама. — Хорошо. Хорошо. Я спрошу Фибуса.