— На свидание, глупышка. Я кривлю губы. — Я думала одолжить платье у Катрионы. — У меня есть идея получше. Когда он начинает снимать платья с вешалок, я шиплю на него и перевожу внимание на входную дверь, ожидая увидеть там сердитую Гвинет. — Расслабься, женщина. Я верну всё на место раньше, чем моя семья возвратится из поездки. Он бросает мне платье, которое как будто соткано из неба и облаков — это шёлковое платье небесно-голубого цвета с белыми воздушными рукавами. Это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. Когда-либо трогала. Но оно не золотое. Данте может обидеться, если я не надену его подарок. Подняв подбородок вверх и посмотрев на себя в напольное зеркало, я распускаю волосы и представляю, что у меня заострённые уши, мои каштановые локоны опускаются до самой талии и это мой шкаф. — Фэллон, очнись. Я отворачиваюсь от зеркала и вижу, что Фибус держит в руках две пары туфель — на каблуках и без. Я киваю на туфли без каблуков, а потом задерживаю дыхание, когда вставляю в них ноги, молясь о том, чтобы они подошли. Мягкая кожа идеально облегает мои опухшие пальцы, и я вздыхаю. — Не знала, что туфли могут быть настолько удобными. — Одно из преимуществ богатства. Фибус запускает руку в свои светлые волосы. — Если уж стал богатым, отказаться от такой жизни почти невозможно. — Но ты же отказался. — Я забрал с собой всё, что удалось уместить в моей квартире. — Кстати… А как я смогу выйти отсюда вместе с платьем? Не могу же я вынести его в руках? Он хватается за ручки огромной кожаной сумки, лежащей на полке, и бросает её к моим ногам. — Это ещё хуже, Фибс. Гвинет решит, что я обокрала ваш дом. — Расслабься. Её понесу я. Я не могу расслабиться, но я складываю платье и кладу его в сумку, а сверху на него кладу туфли. От одной мысли, что мне придётся зашнуровывать мои ботинки, кожа у меня на ногах начинает трескаться, а большие пальцы покрываются новыми мозолями. Я собираюсь пройтись босиком до портика, а потом уже надеть туфли, которые я одолжила. — А теперь в подвал. Фибус вешает сумку себе на плечо и жестом просит меня следовать за ним. Мы отправляемся в подземное чрево поместья и сворачиваем в какое-то крыло, где полно закрытых дверей. Фибус объясняет, что они ведут в покои его родителей и дедушек с бабушками. Его пра и пра-прадеды сделали Тареспагию своим постоянным местом жительства, так же как и большинство фейри старшего поколения, которые предпочитают тропический климат. У меня осталась только одна прабабушка, остальные трое погибли во время Магнабеллум, либо, как в случае с матерью бабушки, сразу после неё. Оставшаяся в живых прабабушка, грозная Ксема Росси, живет в Тареспагии с моей тётей Домитиной. По словам бабушки, её язык такой же острый, как и её уши. Я никогда не встречала эту пожилую фейри, и после рассказов бабушки особенно не стремлюсь, но предполагаю, что, в конце концов, наши пути пересекутся, если только её сердце, которому уже восемьсот лет, не перестанет биться. Фибус затягивает меня в овальную гостиную, выполненную в кремовых и белых тонах, с золотыми панелями на стенах, изображающими цветущие лозы. Она роскошна. — Безвкусно, я знаю. — Красиво. — Мой прадед построил эту комнату после того, как побывал во дворце в комнате трофеев, она такая же чудовищно безвкусная. — Я надеюсь, что мне доведётся увидеть эту чудовищную безвкусицу. Он останавливается рядом с металлической панелью, его пальцы проходятся вверх по стеблю растения, затем вниз, и снова вверх и вниз. — Для чего ты щупаешь стену? — Я отпираю подземелье. Мои брови приподнимаются. — Лаская барельеф? Он усмехается, но затем его смех прерывает щелчок замка и стонущий звук металла скользящего вдоль дерева. Он надавливает пальцами на панель, и она открывается вовнутрь. Я моргаю, а потом ещё раз. Солнечный свет просачивается, точно капли дождя, сквозь деревянный стеллаж высотой в два этажа, едва освещая помещение, но оно всё равно пылает. Ряды полок заставлены сверкающими золотыми безделушками, подносами с драгоценными камнями, мраморными бюстами, изображающими миловидных фейри, отполированными до зеркального блеска, книгами в кожаных переплетах с позолоченными корешками и оружием, инкрустированным изумрудами. На стене висят длинные копья с эбонитовыми наконечниками, а также странные кинжалы с чёрными лезвиями, которые я никогда не видала в Люсе. Похоже, они декоративные. Так же как и эта птица серебристого цвета, чьи крылья пронзают два чёрных шипа — какое страшное произведение искусства. Когда Фибус ставит сумку в дверной проем, чтобы та не закрылась, запечатав нас внутри, по моей спине пробегает холодок. Я бы назвала это чувством благоговения, если бы моя кожа не натянулась, а лёгкие не начало покалывать. Страх. Я нахожусь в подземелье, полном богатств, но чувствую себя так, словно попала в склеп, заполненный костями. ГЛАВА 21 Я обвожу помещение взглядом в поисках источника своего дискомфорта. Распластанная птица выглядит ужасно, но дело точно не в ней. Какое-то нервирующее, жуткое гудение волнует мою кровь и сводит желудок. — В этом подвале кто-то умер? А, может быть, здесь кто-то живет? Например, привидение. Я обвожу взглядом каждый мрачный угол в поисках шевеления. Фибус выпрямляется, внимательно осматривает моё лицо, и уголок его губ приподнимается. — Пока нет, но ты выглядишь пугающе бледной, Фэллон. Больно смотреть на всё это богатство? Мой взгляд возвращается к птице и чёрным шипам, которые торчат из её металлической груди… Санто Калдрон! Неужели это… это одна из?.. Я крепко хватаюсь за руку Фибуса для поддержки. — Ты пытаешь оторвать мне конечность? Она, конечно же, отрастёт, но я к ней очень привязан. — Золото. Аколти. Моя голова кружится так сильно, что ещё немного, и она открутится от моего тела. Я не осознаю, что повторила мамины слова вслух, пока Фибус не щёлкает языком. — Да. Много золота. Я предупреждал тебя. Ты же не собираешься упасть в обморок? Ты определённо выглядишь нездорóво. Бронвен наблюдает за тобой. Найди пять железных воронов. О, Боги, о, боги, о, боги. Мама отправила меня к Фибусу не за деньгами, а за вороном. Она знала! Как? Неужели Бронвен нашептала ей это на ухо? Невозможно. Бронвен призналась в том, что знает о местоположении только одного ворона. Я не осознаю, что уже отпустила руку Фибуса, прошла вглубь помещения и теперь стою под птицей, полностью сделанной из металла. — А-а. Так вот что вывело тебя из равновесия. Он придвигается поближе ко мне. — При создании этой безвкусной статуи ни одно животное не пострадало, Капелька. Мурашки бегут по моей коже, когда я замечаю яркий блеск в лимонно-желтых птичьих глазах. — Почти как живая, да? — Фибус переводит взгляд на распушённый хвост птицы.