— Это слушание, брат. Её слушают. Данте сжимает челюсти. — Слушают или допрашивают? Братья пристально смотрят друг на друга, напряжение разгорается между ними всё сильнее, как огонь в тронном зале. В отличие от Джианы и Сибиллы, которые очень близки, как какие-нибудь эльфы-воришки, столетняя разница в возрасте, которая разделяет братьев Регио, кажется пропастью, которую ни один из них не способен перепрыгнуть. — Ты хотя бы предоставил ей адвоката? Марко жестом указывает на Юстуса. — Здесь присутствует её дед, не так ли? Данте фыркает, что заставляет меня растерять все мои звуки. — Её дед работает на тебя. Долг превыше кровных уз… Это первый урок, которому ты меня научил. Марко сводит глаза к своему орлиному носу. — Не то, чтобы это дело тебя касалось, но я тебе уступлю. Мы с твоей подругой обсуждали способы примирения нашего народа со змеями. И хотя она утверждает, что не может контролировать этих тварей, люди видели, как она уже дважды плавала со змеем, и дважды выжила. Это интригует, не находишь? — Дважды? — Синьорина Росси нырнула в канал прошлой ночью, чтобы защитить змея от гнева Птолемея Тимеуса. Удивительно, что новость о её полуночном заплыве не достигла твоих торчащих ушей. Сарказм, с которым Марко произносит каждое слово, наконец-то заставляет меня принять решение. Несмотря на то, что я ничего так не хочу, как мира для Люса, я не буду помогать этому королю установить его. — Похоже, ты слишком сильно запутался в своих простынях, чтобы расслышать хоть что-то помимо стонов своей шлюхи. На лице Марко сияет коварная улыбка, словно он чувствует, что его слова сделают больно не только Данте, но и мне. И они делают мне больно. До тех пор, пока глаза Данте не находят мои, хотя он и говорит со своим братом: — Ты можешь отправить ко мне хоть армию шлюх в попытке отвлечь меня от своих политических дел, но я не трону ни одну из них. Но Берил сказала… И Лорд Астрид… Улыбка исчезает с лица Марко. — Не ври. Они все заходят в твои покои, а когда покидают её, выглядят более или менее удовлетворенно, и от них разит сексом. Данте достает табакерку из штанов своих брюк, берет пару кристалликов соли и растворяет у себя на языке. — Женщины, которых ты ко мне подсылаешь, проститутки, поэтому они пахнут сексом. А что до «более или менее удовлетворенно», я бы сказал, что они выходят от меня полностью удовлетворенными. Ведь они выходят с кошельками, набитыми золотыми монетами, призванными поддержать слух о том, что принц — пьяница и ловелас. Моё бедное сердце. Я прижимаю руку к груди, которая пульсирует от ударов. И все они предназначены этому мужчине, который доказал, что он достоин не только моей любви, но и трона Люса. ГЛАВА 30 Данте обходит своего брата, чтобы добраться до меня. Его лоб беспокойно нахмурен. — Зачем ты прыгнула в канал? Какое-то мгновение я просто смотрю на него. Я ненавижу себя за то, что сомневалась в нём, несмотря на то, что причиной моих опасений был он сам. — Фэллон? — повторяет он. Мне следовало солгать после приёма соли. Мне следовало настаивать на том, что я поскользнулась и упала с моста. Ну, почему я не разыграла свои карты более удачным образом? Конечно же, там было четыре свидетеля, не считая эльфа Тимеуса, но если бы я заявила, что это был несчастный случай, я бы выиграла время. — Маэцца, если мы не выдвинемся сейчас, мы пропустим прилив и нам придётся заплатить за пересечение вод Глэйса, — говорит Юстус. — Прилив? — голос Марко такой же резкий, как и цвет стен его трофейной комнаты. — Если у нас недостаточно водяных и воздушных фейри для этого путешествия, тогда созовите ещё! Не природа контролирует нас; мы контролируем её! А что касается платы, одна из дочерей Владимира находится здесь. Думаю, это должно понизить для нас цену. Он так сильно сжимает челюсти, что вот-вот потянет мышцу. — Если, конечно, мой брат достаточно с ней обходителен… — Я обходителен со всеми своими друзьями. Марко. — Даже слишком. Зрачки Марко сужаются, а потом расширяются, как и его рот, словно ему в голову только что пришла какая-то идея. Я оглядываю помещение, чтобы убедиться, что я не единственная, кого задевает его эксцентричный юмор. Лицо моего деда ничего не выражает, а вот на лице Сильвиуса написаны раздражение и беспокойство, но мне кажется, что это больше связано со мной, а не с Марко. А что касается Данте, то он слишком сосредоточен на моём лице и не обращает внимания на лицо своего брата. В конце концов, я шепчу Данте: — Я нырнула в канал, потому что кинжал врезался в щёку змея. Ты же знаешь, как я нетерпима к жестокости по отношению к животным. — Ты могла умереть, Фэл, — его ответ звучит так же тихо, как и мои слова. — Но я не умерла. — Потому что она умеет общаться с этими чёртовыми тварями, вот почему, — бормочет Сильвиус. Взгляд Данте перемещается на него, а я обвожу глазами помещение, стараясь смотреть куда угодно, только не на источник пламени. Я начинаю разворачиваться, но застываю на месте, когда мой взгляд падает на центр стола, где стоит чаша из золота и олова. Несмотря на то, что в помещении горят тысячи свечей, её мрачный вид задевает меня за живое, потому что я вижу серое металлическое нечто в форме крыла. Крыла, которое тянется к голове размером с кулак. Меня так отвлекло ужасное изделие из костей, что я не заметила ворона, которого кто-то согнул, превратив в миску. Моя кожа покрывается мурашками. Я не знаю, как работают пророчества — либо Бронвен нашёптывает что-то в уши людей и они подчиняются ей, либо она бросает странные ингредиенты в котёл и помешивает их — но мой визит на Исолакуори… тот факт, что я нашла ворона номер два… не может быть совпадением. А если это так, тогда могут быть и другие. За этот день это уже второе совпадение, и такими темпами я получу корону Люса раньше, чем Марко вернётся из Тареспагии. Мой пульс заглушает шум вокруг, я прохожу ещё дальше в овальную сокровищницу короля и склоняюсь над вороном. Его глаза светятся так же ярко, как и у первого ворона. Точнее один глаз. Другой глаз скрыт за слоем воска толщиной с кастаньоле. Мне хочется содрать его, и я рада, что мои ногти слишком короткие и тупые из-за многочасового отмывания кастрюль и стирки белья. И хотя я не вполне уверена в том, что ворону больно в этом виде — или в любом другом — я бы предпочла оттереть роговицу его глаза. Прежде чем мой палец успевает коснуться металла, Данте кричит: — Фэллон! Нет! Я испуганно отдёргиваю руку и прячу её в воздушных складках платья. О, Боги… неужели я собиралась коснуться железного ворона? Как я могла быть такой глупой? — Это блюдо такое изысканное. И такое реалистичное. Знает ли кто-нибудь из них, что под всем этим железом находится настоящая, если можно так выразиться, птица? — Тебе нельзя ничего здесь касаться без разрешения короля. Глаза моего деда напоминают два колодца, заполненные блестящими синими чернилами. — Ах нет, Юстус. Пусть потрогает. Король делает взмах рукой, и его губы растягиваются в лучезарной улыбке, от которой меня знобит. — Приношу свои искренние извинения за свои ужасные манеры. Повернувшись к ворону, я начинаю обдумывать оригинальные способы покинуть Исолакуори вместе с ним, так как не могу просто взять и спрятать его у себя под юбкой, какой бы пышной она ни была.