– Эй, ты что делаешь? Нам нужно добраться до моста, прежде чем… – Рен последовала за ним, но, как только они преодолели ближайший гребень, слова застряли у нее в горле. Перед ними раскинулось поле боя. Взрыхленная земля, выбеленные солнцем и поросшие травой ржавые повозки и сломанное оружие. И тела. Бесчисленные, разбросанные поперек дороги трупы людей и лошадей были обглоданы падальщиками, которым хватило смелости забрести сюда. Те не оставили после себя ничего, кроме помятых кусков брони и гниющей кожи. Ничего. Даже костей. Вернее, кости были, но раздробленные настолько, что представляли собой не более чем пыль, развевающуюся на ветру. А призраки? Их нельзя было отнести даже к первому уровню. Они существовали в дымке зеленого призрачного света, но их тела были уничтожены, исключая возможность восстановления или захоронения – так что эти бедные души навечно застряли в состоянии небытия. Как это случилось? Рен и раньше видела поврежденные кости – тех, кого люди сжигали, не придумав ничего лучше, или тех, чье тело было раздавлено в результате какого-нибудь несчастного случая, до неузнаваемости разрушающего духовные нити. Но перед ними было поле битвы. Эти люди погибли в одном месте, но вокруг не было никаких признаков пожара, никакого разумного объяснения случившегося. – Что… это такое? – ошеломленно спросила Рен. Джулиан повернулся к ней. Рен еще никогда не видела, чтобы его глаза становились такими темными. – Конец. – Конец чего? – Восстания. Дома Железа. Конец всего. Но это означало… Как же Локк, ее отец, Одиль и солдаты Владений смогли сотворить такое? Джулиан рассмеялся в ответ на молчание Рен, и глухой звук эхом разнесся по призрачному полю. – Выкладывай. О чем рассказывают к западу от Пограничной стены? О героической битве? О том, как добро одержало верх над злом? – Я… Джулиан покачал головой: – Некоторые говорят, что всему виной нежить. – Нет, – ответила Рен, тоже качая головой. – После смертельной инфекции… не остается ни призраков, ни одержимых костей. И тела… они не могли бы выглядеть так… – Нет, – тихо сказал Джулиан, как будто соглашаясь. – Другие говорят, что это сделал сын Грейвенов. Локк. Рен отвела взгляд, радуясь, что никогда не называла Джулиану свою фамилию. – Говорят, он обладал безграничной властью. Был способен управлять костями как живых, так и мертвых. Мог сгибать, ломать и разбивать их вдребезги. Он использовал свои силы против всех, даже против своих людей, пока злоупотребление властью не убило его. – Но это невозможно, – возразила Рен, несмотря на то что доказательства лежали прямо у нее перед глазами. Джулиан пристально посмотрел на нее, и она почувствовала необходимость объясниться… защититься. – Костоломы не могут прикасаться к костям живых. Они также не могут прикасаться к ревенантам. Любая кость, к которой все еще прикреплен дух, нам не подвластна. – Может быть, она не подвластна тебе. Но не ему. – Но это не… – Рен замолчала, задумавшись. Безграничная власть… Могло ли это иметь какое-то отношение к магии, ради которой некроманты копнули так глубоко? Джулиан сказал, что ревенанты все еще продолжают появляться. Означало ли это, что любая магия, которую они обнаружили, исходила от Пролома? Могла ли эта энергия каким-то образом коснуться Локка? Изменить его? Но никто никогда не говорил ей ничего подобного… Хотя отец вообще ничего ей не рассказывал. Именно Одиль посвятила Рен в детали Восстания, но она не упоминала о Локке, хотя сказала, что что-то темное и злое обитает в Проломе… Но если это было правдой, если ее дядя стал виновником… этого… Рен внезапно поняла, почему отец никогда не хотел обсуждать случившееся. Почему они решили сделать ее дядю героем, вместо того чтобы рассказать правду. Вокруг Рен видела только смерть. Но даже это было неправдой. Произошедшее было хуже смерти. Сражающиеся на этом поле вместо кончины получили вечное проклятие. Джулиан остановился на краю поля, пристально вглядываясь в облаченные в железные доспехи трупы, будто хотел подойти, но боялся клубящейся вокруг нежити дымки. Рен взяла свой меч и осторожно провела лезвием по туману. Тот закрутился завитками, раздвинулся… но за этим ничего не последовало. – Они не нападут, – тихо сказала она, подходя к Джулиану сзади. – Потому что не могут. Они слишком… оторваны от своих тел и прежней жизни. Они просто… существуют. Джулиан взглянул в ее сторону, а затем опустился на колени возле ближайшего тела. Солдат, как и большинство других, был одет в железную броню, сохранившую свой первозданный вид, несмотря на годы и природные катаклизмы. Учитывая реакцию Джулиана на попытку Рен ограбить трупы бандитов, она не удивилась, когда он ничего не взял. Но что он там говорил? Что после образования Пролома они не могли позволить себе тратить железо ни на что, кроме изготовления оружия и доспехов? Это имело смысл, ведь кузнецам пришлось закрыть уже имеющиеся шахты, а открытие новых было запрещено законом. И все же целое поле было усыпано железом, которое только и ждало, чтобы его собрали и использовали… Джулиан поднял глаза и, казалось, каким-то образом прочитал ее мысли. – Когда кузнец использует свои доспехи в бою, они проходят «крещение кровью». Тогда между броней и ее хозяином образуется связь. Говорят, она становится крепче с каждым боем и усиливает магию кузнеца. По сути, речь о формировании привязанности – краеугольном камне всей магии кузнецов. Рен кивнула. Чем больше времени мастер проводил со своим материалом, тем сильнее он становился. Как в абстрактном – например, связь с доспехами и оружием, о которой рассказал Джулиан, – так и в конкретном смысле, ведь годы тренировок способствовали росту магического таланта. На самом деле самые первые мастера развивали свои способности в зависимости от места проживания. Первые друиды жили в лесистых районах на севере, а каменщики – на западном нагорье и скалистых берегах. Всем мастерам, работающим с металлом, было удобно жить вблизи крупных залежей железа или золота, а первый костолом был одним из длинной череды трудившихся в грязи могильщиков. Первый некромант, по-видимому, владел кладбищем. – Но за этим скрывается нечто большее, – продолжил Джулиан. Он нахмурился, пытаясь подобрать слова: – Я думаю, это олицетворяет борьбу. Ничто хорошее не дается легко, а силу нужно заслужить. Рен наклонила голову, задумавшись над услышанным. Ей нравилась идея о том, что человек вознаграждался за свой тяжелый труд, даже если некоторые рождались с магией в крови. – Когда кузнец умирает, – продолжил Джулиан, поднимаясь на ноги, – его хоронят вместе с доспехами. Оружие обычно продолжают использовать, часто оно передается по кровной линии. Узы могут передаваться по родословной, создавая мощные магические связи. Но доспехи? Они созданы специально для того, кто их носит. Это… личное. – Вот почему тебе не понравилась моя идея проверить, что есть ценного у бандитов? – спросила Рен, почувствовав прилив стыда. – Нет, – поспешно ответил Джулиан, по какой-то причине не желая, чтобы она расстраивалась. – Просто… Ты была довольно прагматична. – Думаю, иногда мне трудно воспринимать кости и тела как нечто священное. Ведь они – часть моей повседневной жизни. Оглядев поле внимательнее, Рен заметила несколько тел, облаченных в цвета Владений. Их стальные доспехи были повреждены и покраснели от ржавчины. Кто бы ни являлся виновником произошедшего, он действительно напал на обе стороны, не важно – намеренно или нет… Джулиан переходил от тела к телу, тщательно избегая зеленоватого тумана, хотя духи на этом поле были настолько слабыми, что вряд ли смогли бы вызвать у него насморк, не говоря уже о смертельной инфекции. Было ясно, что он не пытался отдать дань уважения или полюбоваться печальным зрелищем. Он что-то искал. Или кого-то. – Джулиан, – позвала Рен, следуя за ним по руинам. Она заметила обломки костяных доспехов и сломанных костяных мечей, но не остановилась, чтобы рассмотреть их. Джулиан не обратил внимания на ее зов, но когда он встал, чтобы направиться к следующему телу, Рен схватила его за руку. Кузнец посмотрел на нее, но его взгляд был отстраненным, а выражение лица лишилось привычной резкости. Его брови были высоко подняты, а не нахмурены, рот превратился в тонкую линию, а губы слегка дрожали. – Нам нужно идти, – сказала Рен так мягко, как только могла. – У нас нет на это времени. Джулиан моргнул, будто возвращаясь к реальности. – Я подумал… – начал он слегка охрипшим голосом. – Я надеялся… – Он оглянулся через плечо на массу тел, которая казалась бесконечной. Он искал своего отца. – Поиски могут занять годы, и, возможно, ты его так и не найдешь, – сказала Рен. – А если тебе удастся… ты вряд ли его узнаешь. Он мертв, Джулиан. Твой отец мертв. Некоторые люди, одержимые своим горем, нанимали костоломов не для проведения ритуалов. Они хотели воскресить своих близких. Не в силах попрощаться и, возможно, надеясь, что те, кого они потеряли, каким-то образом останутся в их жизни. Это всегда заканчивалось катастрофой. Пусть призраки и помнили что-то из своих прежних жизней, они не могли по-настоящему вернуться. Не живые и не мертвые, призраки страдали в своем полусознательном состоянии и в конце концов причиняли боль тем самым людям, которых когда-то любили. Меланхолия призраков была чуть ли не такой же заразной для живых, как смертельная инфекция. Вот почему людей при появлении духов охватывал озноб. Такой эффект присутствие нежити оказывало на живой дух. Кроме того, призраки – плохая компания. Они не могли ни говорить, ни думать, ни общаться… Но стоило только Рен задуматься об этом, как она внесла поправки в свои рассуждения. Обычно. Обычно призраки не могли ни говорить, ни думать, ни общаться друг с другом. Но на землях Пролома все было по-другому. – Нет, – сказал Джулиан, и его голос снова стал жестким. – Он не мертв, он обречен скитаться, существовать в этом… этом аду вечно. – Если мы в ближайшее время не выберемся отсюда, то составим ему компанию. – Мне нужно знать… – Ты не можешь, – отрезала Рен. Ее терпение подходило к концу. Облака подплывали к ним все ближе, пророча более раннее наступление темноты, а до моста было еще далеко. – На вопросы, касающиеся смерти, не всегда получаешь ответы. Думаешь, я сама не хотела… – Она замолчала. В конце концов, один из ее родителей тоже был мертв. Но времени обсуждать это не было. Джулиан бросил на нее полный любопытства взгляд, прежде чем сжать кулаки и отвернуться. Она вздохнула, ощущая, как разочарование покидает ее так же быстро, как и появилось. – Мы можем соорудить надгробную плиту, если хочешь.