– И что же? – последовал вопрос Вэнса. Дверь, за которой притаилась Рен, находилась за стулом Одиль, в темном углу комнаты. Если не считать стоявшей на столе лампы, света было мало, но достаточно, чтобы Рен смогла разглядеть лицо Вэнса и профиль Одиль с ее блестящими медными волосами. – Уничтожить его. Случившееся с Локком было ужасно, но эти железные ревенанты, королева… Мы должны собрать все силы и пойти с наступлением на руины, пустить в ход всю мощь Дома Костей и избавиться от этого колодца раз и навсегда. Рен затаила дыхание. Значит, все это время они знали о колодце и о силе, что таилась в нем. – Не глупи, – сказал Вэнс в той пренебрежительной, слегка снисходительной манере, которая была так хорошо знакома Рен. Он сидел в непринужденной позе, небрежно держа в руке чашку с алки, но смотрел на Одиль острым взглядом. – Для этого нам придется рассказать, что вот уже почти двадцать лет мы лгали о том, что произошло во время Восстания. Это разрушит наш Дом, не говоря уже о… – На карту поставлено нечто большее, чем твой чертов Дом, Вэнс. – В отличие от отца Рен, Одиль крепко сжала свою чашку. Впервые с тех пор, как Рен познакомилась с ней, она не притронулась к напитку. – Насколько я помню, это был наш Дом, – заметил он. – И я почти уверен, что мы вместе сочинили историю, которую рассказали остальным. Одиль отвела взгляд: – Я испугалась. Теперь я знаю, что существуют вещи, которых стоит бояться больше, чем правды. – Мы не лгали, Одиль. Только опустили некоторые детали. Вот в чем разница, и это спасло некоторым жизнь. – Если мы и спасли чьи-то жизни, то только наши собственные. Возможно, ты способен обмануть себя, Вэнс, но меня тебе не одурачить. Я была там, так же как и ты. Я сказала Локку не делать этого. Но та женщина… С самого начала она так крепко вцепилась в него когтями. Она сыграла на его комплексе героя, потребности сделать все возможное, чтобы защитить Владения. Он не смог устоять перед силой, которую она обещала. Поэтому и согласился не задумываясь. На лице Вэнса появилось странное, горькое выражение. В этом выражении скрывалась ревность, которую Рен замечала всякий раз, когда люди говорили о Локке. – То, как он сиял из-за нее, – продолжила Одиль, и Рен точно знала, о чем она. – Я думала, что он на самом деле был героем из какой-то легенды. Но потом он уничтожил людей… наших людей, и я поняла, что он стал кем-то другим. Эта сила… ее было слишком много. Я никогда не забуду страх в его глазах, когда она овладела им. Когда он растворился в ней. Мы можем сколько угодно называть его героем, Вэнс, но это не отменит массового убийства, которое он совершил. Мы не можем допустить, чтобы подобное повторилось снова. Не можем упускать из виду истинную угрозу: это не регент или королева, и даже не железные ревенанты… Это сам источник силы. Без него остальные не играют роли. Вэнс уставился на содержимое своей чашки. – Забавно, что тебя мучают угрызения совести из-за того, что мы утаили от остальных, учитывая, как много ты сама скрывала от меня. – Не понимаю, о чем ты. – Правда? – спросил он, взглянув на нее. Одиль наклонилась вперед: – Я пыталась сказать тебе правду, но ты похоронил и моего посыльного, и посылку, которую он должен был доставить. – Только часть правды, – с легкостью поправил Вэнс. – Ты об этой посылке? – спросил он, положив кольцо на стол между ними. – Рен нашла его. Значит, того посыльного, которого она нашла в Костяном лесу, отправила не Королева трупов, а Одиль? – Видимо, ты похоронил правду не так хорошо, как думал, – ухмыльнулась Одиль. – Очевидно, такое кольцо существует не в единственном экземпляре, – лениво протянул Вэнс, и улыбка сползла с лица его собеседницы. – Но ты ведь ничего об этом не знаешь, верно? – Когда Одиль не ответила, он хлопнул ладонью по столу. – Мало того, что ты отправила через все Владения анонимного гонца с информацией, которая могла погубить меня, мой Дом и мою дочь, так у тебя еще хватает наглости скрывать от меня это? – Я все еще не… – Ну же, Одиль. Рен мне все рассказала. Про Королеву трупов и мальчишку. Судя по словам твоего посыльного, тебе точно известна личность первой. Но что насчет второго? Последовало долгое молчание. – Я пыталась защитить тебя. Сердце Рен пропустило удар. Значило ли это?.. – Прошу прощения? – спросил Вэнс, ощетинившись. – Я не ребенок, с которым нужно нянчиться. Я хочу знать правду. – Потому что в прошлый раз ты отреагировал просто прекрасно, – отрезала Одиль, поставив свою чашку на стол. – У нас есть более важные дела, чем… – Скажи мне правду, Одиль. Всю правду. Они долго сверлили друг друга взглядами, пока Одиль раздраженно не выдохнула: – Хорошо. Так уж и быть. – Она тяжело вздохнула и выпрямилась. – Если ты помнишь, когда Равенна приехала сюда, готовая разродиться, ты ее не видел. – По ее тону было совершенно ясно, что она об этом думает. Рен тем временем уцепилась за имя. Равенна. Отец никогда не произносил его. – Леди Светлана тоже была здесь. Война почти закончилась, а с уходом Локка у твоей матери остался только ты. Ее блистательный герой войны. Новый наследник. Ты же не хотел от этого отказываться? Не хотел показывать ей темную сторону того похода? Нет, вместо этого ты свалил эту проблему на мои плечи. Вэнс закатил глаза и нетерпеливо махнул рукой, приказывая ей продолжать. – Она рожала в подземелье, а рядом не было никого, кроме меня и старой целительницы. Равенна была не такой, как когда мы встретили ее на Одержимых землях. Тогда она притворялась одинокой и испуганной, единственной выжившей после нападения. Я всегда знала, что роль девицы в беде была всего лишь притворством, но не понимала, чего она хотела. Ну, кроме разве что внимания от вас обоих. От обоих? Говорила ли Одиль о Локке? Судя по тому, как Вэнс сжал челюсти, именно о нем и шла речь. – Теперь я могла спросить ее. Зачем она привела нас к колодцу? Как узнала о нем? И куда пропала, когда все пошло не так… с Локком? Рен и раньше подозревала, что Локк черпал силу из колодца… Но подтверждение ее теории не утешало. – Она находилась в бреду от боли и лекарств, которые дала ей целительница, так что многое из ее слов не имело смысла. Но все же кое в чем она призналась. Она сказала, что была не просто светловолосой зеленоглазой девушкой из Андолезии, которая оказалась в Проломе после смерти ее семьи. Она была Равенной Некрос, мастером… и не просто мастером, а, по ее словам, последним некромантом. Ее народ прятался десятилетиями. Она знала о колодце, потому что тот принадлежал ей по праву рождения: истории о его могуществе передавались из поколения в поколение. Она сказала, что они спровоцировали Пролом, направив шахтерский туннель кузнецов в другое русло, чтобы разыскать свой затерянный город. Она намеревалась вернуть своему Дому утраченную славу и все твердила, что это только начало. Большего я от нее добиться не смогла… пока не родился ребенок. Девочка, у которой, к счастью, были глаза костолома… а потом началась вторая волна схваток. В этот момент Рен посмотрела на своего отца. Он примостился на краешке своего стула, вслушиваясь в каждое слово… с легким отвращением. Словно рассказ Одиль причинял ему боль, но он все равно хотел его услышать. Рен поняла, что эта история также делила и ее мир на до и после. – К тому времени Равенна то приходила в сознание, то снова его теряла. В какой-то момент она даже закусила губу до крови. Но потом улыбнулась, показывая мне красные зубы, потому что я держала на руках ее дочь. «Я знаю, ты любила его, – сказала она, улыбаясь еще шире. – Поэтому хочу, чтобы ты знала, что он их отец». Он? Рен была сбита с толку. Одиль была влюблена в ее отца? Но по тому, каким непроницаемым стало выражение лица Вэнса, Рен все поняла. Одиль любила Локка… а Локк любил Равенну. Ну или как минимум спал с ней. И дети, эта дочка костолома… – Возможно, этими словами она хотела меня ранить, – предположила Одиль, неубедительно пожав плечами. – А может, она чувствовала, как силы покидают ее, и решила все рассказать, надеясь, что я позабочусь о детях. – Одиль посмотрела на Вэнса, но его взгляд был отстраненным. Он получил правду – без прикрас, только факты. От мысли о том, что, возможно, он не был ее… что она не была его… у Рен скрутило желудок. На мгновение перед ее глазами промелькнула совсем другая жизнь. Жизнь дочери всеми почитаемого Локка Грейвена, обожаемой внучки и любимицы своего Дома. – Потом на свет появился сын, – продолжала Одиль слегка охрипшим голосом. И видение изменилось. Рен и ее брат, рука об руку. Они вместе проказничали и никогда не чувствовали себя одинокими, потому что за ними присматривали любящие родители. Рен так хотела этого, и все же… Локк не был героем, он был убийцей. И Вэнс… независимо от ее истинного происхождения, Рен считала его своим отцом, в то время как ее мать оказалась совсем не такой, как она думала. Была ли она злой? Хотела ли она увидеться с Рен потому, что та была ее дочерью, или потому, что в ней текла кровь некромантов? Мелькающие перед ее глазами образы, в равной степени соблазнительные и дразнящие, были не больше, чем мыльные пузыри – красивые, но хрупкие и недолговечные. – Только… он родился больным. Не таким сильным, как дочь. Она появилась на свет с криком, идущим из самих легких, в то время как мальчик только слабо хныкнул. Тихо, как в могиле. Он даже не открыл глаза. Целительница покачала головой. Намекая, что он недолго пробудет в этом мире. Сама Равенна потеряла слишком много крови. Несмотря на это, она мне велела: отдать ее дочь в Дом Костей, назвать ее Рен. Для некромантов птицы считаются священными животными, олицетворяющими душу. И последнее, – подарить девочке кольцо, чтобы она знала о своем наследии. Затем мы привязали умирающего ребенка к груди Равенны, а ее, все еще истекающую кровью, посадили на лошадь. Она ускакала в сторону Одержимых земель, – к колодцу, я полагаю, – и ни разу не оглянулась. Рен тихонько шмыгнула носом. Она не могла отвести глаз от своего отца… от Вэнса, который смотрел в пол. – Так должна ли я была рассказать все это? Каждую кровавую, ужасную деталь? Или следовало придать ей блеск… точно так же, как мы поступили с Локком? Я… – Одиль громко сглотнула. – Я хотела, чтобы ребенок рос в любви, поэтому не рассказала тебе ни о Локке, ни о наследии некромантов. Рен считалась костоломом, так что никому не нужно было об этом знать. Я подозревала, что сын не выживет, поэтому умолчала о нем. Если честно, Вэнс, я пыталась уберечь тебя от боли. Шли годы, и я думала, что приняла правильное решение… пока до меня не дошли слухи о Королеве трупов, правящей на Одержимых землях. Поэтому я отправила гонца передать новости, кольцо и все то, что Равенна рассказала мне о своем происхождении. Я ничего не слышала о мальчике, поэтому не стала о нем упоминать. Как и Локка. Ты же знаешь, упоминание о нем причиняет боль нам обоим. К тому же, возможно, слова Равенны были ложью. Во всяком случае, так я пыталась себя успокоить. Вэнс зарылся руками в волосы. Рен никогда не видела его таким потрясенным. Сожаление – вот что она разглядела на его лице. Сожаление длиной в семнадцать лет. – Так изменила бы правда хоть что-нибудь? – тихо спросила Одиль. Она говорила искренне, как будто действительно хотела услышать ответ. – Даже не зная всего этого, посмотри, как ты позволил своей матери обращаться с ней. Как сам вел себя с ней. Что, если бы ты заподозрил, что она не твоя дочь? – Какая-то часть меня всегда сомневалась… – хрипло произнес Вэнс, подняв голову. – Она так похожа на Локка, когда злится. Или когда взволнована. Что-то в ее глазах… – Он прочистил горло. – Не надо судить меня, Одиль. Ты замарала руки не меньше моего. – Я сделала то, что мне приказали, – возмутилась она. – Я всегда только это и делала. Когда Локк убил сотни людей, ты приказал мне держать рот на замке, следовать твоим указаниям. Так я и поступила. Когда та женщина явилась сюда беременная, я позаботилась о ней, как ты и приказал. И семнадцать лет спустя, когда ты послал эту девочку ко мне, словно ягненка на заклание, я не ослушалась твоего приказа и сделала так, чтобы она оказалась по другую сторону Стены. – Нет, – выдохнула Рен мягкое, едва ли не беззвучно полное боли слово. Все, что она слышала до сих пор, слилось в одну ужасную правду. – И что с того? – рявкнул Вэнс, и эти слова разбили вдребезги ту веру, которая еще теплилась в Рен. – Я пытался обеспечить моему Дому достойное будущее… это пошло бы на пользу вам обеим. Без врага к востоку от Стены, без нежити, стоящей на пороге, мы занимаем во Владениях шаткое положение. Вместо того чтобы снова кануть в безвестность, мы просто даем нашим врагам инструменты, необходимые для того, чтобы они сами вырыли себе могилы. – Так они восстанут и снова нападут на Дом Костей? – спросила Одиль, презрительно скривив губы. – Раньше же это сработало. Жаль, что я сам до этого не додумался. Рен должна была стать заложницей только для того, чтобы Дом Костей не раскрыл королю планы регента. Я знал, что она не пострадает. Она и раньше попадала в передряги. Она сильная. Выносливая. – Вне зависимости от того, чья кровь течет в ее венах, она твой ребенок и ты несешь за нее ответственность. – Так я ее и воспитал. Она знает, как важно чтить наш Дом. Как важно обеспечить его будущее. Рен и станет его будущим… вне зависимости от того, чья кровь течет в ее венах. Эти слова должны были утешить, но они вызвали у Рен тошноту. Что лучше – быть дочерью убийцы или дочерью труса? – И какую цену ты заставишь ее заплатить в следующий раз? Что еще ей придется сделать? Вэнс отвел взгляд: – Возможно, пришла пора ей познакомиться с матерью. – Да ты шутишь. – Серьезнее некуда. Я не знал, что в этом замешана Равенна. Из рассказа Рен следует, что именно она попросила регента похитить ее, чтобы тем самым скрепить их сделку. Ей нужна Рен. Это может сыграть мне на руку. Думаю, вместе с Рен мы сможем заставить ее передумать. Образумиться. Взамен я предложу ей Дом и статус. – Ты хочешь сделать ее своей женой? – недоверчиво уточнила Одиль. – Ты рассуждаешь как дурак. Не каждого можно подкупить титулом. – Это ты так думаешь, – ответил Вэнс, нисколько не тронутый ее словами. – Тебе не нужна жена… Ты просто хочешь украсть ее силу, да? – догадалась Одиль, и Вэнс безразлично повел плечом. – Ты собираешься закончить то, что когда-то пытался сделать твой брат. В детстве ты точно так же пытался быть быстрее, чем он, сильнее, чем он. Так было и с Равенной… Ты не хотел ее, пока Локк не обратил на нее внимание. Не отрицай этого. – Вэнс и не отрицал. Одиль печально рассмеялась. – Пока он был жив, тебе было холодно стоять в его тени, но стоять в тени его мученической смерти еще холоднее, верно? Глаза Вэнса опасно сверкнули. – Ты понятия не имеешь, каково это – быть на моем месте. Всю жизнь выкладываться по полной и все равно не быть достаточно выдающимся, потому что тебя оценивают по стандарту, которому невозможно соответствовать… потому что этого стандарта не существует.