- Прибыли, - обрадовала я своего спутника, пристраивая пакет с водой и продуктами на сук ближайшего дерева. Вовка огляделся. - Что-то не пойму... а где ты купаться собралась? Здесь же по колено! - Узкая не суть мелкая, между прочим, - не согласилась я. - Ладно, начнем с купания, - чтобы стереть скепсис с его лица. - Сейчас я тебе докажу. Я принялась раздеваться, не отказывая себе в подстрекательских взглядах. Но Вовка стоял столбом и продолжал лучиться недоверием. Аккуратно развесив одежду на ветке, я направилась к реке. Холодная вода обожгла ступни, напомнив о том, почему Медведица так и не стала излюбленным местом купальщиков. Собираясь с силами, несколько раз глубоко вздохнула, но самостоятельно окунуться мне было не суждено. Вслед за словами "ты первая" две теплые ладони уперлись мне в спину, и спустя мгновение я, фыркая и отплевываясь, барахталась на глубине, пытаясь восстановить дыхание и найти точку опоры, а когда справилась с этой задачей, устроивший пакость друг вынырнул в двух метрах левее меня. - Ах ты!.. - оттолкнувшись от дна, я устремилась к нему с намерением не утопить, но отомстить. Добраться не успела, Вовка ушел под воду, умудрившись напоследок показать мне язык. - Ладно, утка, посмотрим, кто кого, - проворчала, упустив его в очередной раз. И пошла на хитрость. Дождавшись момента, когда Владимир по моим подсчетам должен будет появиться на поверхности, я принялась молотить руками по воде, насколько умела, изображая страх и панику. Друг купился и, увидев тонущую меня, бросился на выручку. Я ждала до последнего, подпуская его как можно ближе, а потом, извернувшись, уперлась ногой в грудь и оттолкнулась, тем самым послав Вовку под воду. Правда, ликование мое было не долгим - весовые категории разные. Как я не брыкалась, друг справился со мной в два счета. Обхватил за талию и потянул на мелководье, где я оказалась прижата к мужской груди без какой-либо возможности высвободиться. - Сдаешься?! - с грозным оскалом. В последний раз дернувшись, я признала поражение: - Сдаюсь. Но ты жульничал! - Хотя бы на словах одержать верх! - Даже не думал, - округлив глаза так, что стал смахивать на страдающего базедовой болезнью. Мне стоило труда не покатиться со смеху. - Ага, конечно! Ты силу применил! А это нечестно! Я меньше и слабее, - указала на очевидное. - Юлишь, мать, юлишь. Кто утопающею изображал? - с вызовом. - Это был тактический ход! - А это тактический ответ, - хмыкнул Вовка, еще сильнее стиснув мой корпус. Я охнула и пнула его ногой в голень, неожиданно сообразив, что кое-что в моем арсенале еще осталось. - Отпусти, изверг! - Ни за что! - Так, да?! Я принялась лягаться, что было сил. Вовка терпел какое-то время, а потом, судя по всему, решил обездвижить окончательно и, приподняв, повалил. Своим стремительным падением мы подняли со дна муть, спровоцировали фонтан брызг. Но взволновало меня не это, а то, как ловко развернулся Владимир, чтобы смягчить удар своим телом. Как бережно поддержал, не позволил хлебнуть грязной воды. Как убрал прилипшую к лицу прядь. И еще кое-что, что невозможно не ощутить сквозь тонкую, промокшую ткань плавок. Дыхание перехватило. - Что ты делаешь? - Что я делаю? - В глазах недоумение. - Ты... - Мщу тебе! Извергом обозвала, - перебил Вовка и чуть сдвинулся в бок, разорвав тем самым тесный контакт наших тел в нижней части. Не совсем понимая, как реагировать, и к каким выводам прийти, я поспешила подняться. - Считай, что отомстил, - избегая встречаться взглядами. - Пойду, переоденусь, пожалуй. Прохладно все же. Я выбиралась на берег, когда за спиной раздался приглушенный всплеск. Решил остудиться? Я приказала себе не думать об этом. Но приказать легче, чем воплотить в жизнь. Помимо воли мысли то и дело возвращались к случившемуся, к провокации с моей стороны. А это была именно провокация! Самая натуральная. Провокация-соблазнение. Взгляды, намеки, улыбки... Глупо изображать из себя наивную дурочку после всего этого. Одного объяснить не получалось - зачем? Сказать, что расцениваю Владимира как возможного партнера, я не могла. Не расценивала. Он был мне внешне симпатичен. Да, я питала к нему дружескую симпатию, любила находиться в его обществе, но ведь не хотела. Как мужчину не хотела. Неужели после всех этих перипетий с невозможностью зачать, развалившимся браком, разделом имущества я настолько отчаялась, что готова вертеть хвостом перед каждым встречным? А еще было стыдно. Уже не перед другом - перед мужчиной. За то, что подтолкнув, включила заднюю. Повела себя как девочка-подросток до конца не определившаяся в своих желаниях. За то, что не в состоянии разобраться в себе самой. Естественно ни о каком рисовании при подобном раскладе речи не шло. Я засобиралась. Владимир не противился. Да и вообще не проронил ни слова, только забрал из моих рук пакет с не пригодившимся съестным и мокрыми вещами. На месте мы разбрелись по комнатам. Вернее я укрылась в дедушкином убежище, оставив в распоряжении друга весь остальной дом. И сидела там, покуда голод не напомнил о себе громким урчанием. В силу объективных причин рассчитывать на незаметную вылазку не приходилось, и, внутренне настроившись на неприятный разговор, я шла на кухню с готовностью отвечать за свои поступки. Зря. Никто не встретился мне по пути, никто не окинул разочарованным взглядом. И только еще теплый суп на плите и оставленный на столе хлеб стали мне укором. Налив себе тарелку, я села за стол, но аппетит пропал. Проглотив через не хочу несколько ложек, неожиданно вспомнила о Полкане, которого, будучи с утра воодушевленной, забыла покормить. - Бедняжечка... - я заторопилась в "холодную" за сменной миской. Перелила в нее остатки собственного обеда, по примеру бабушки покрошила хлеб и направилась во двор. Но и там меня поджидало разочарование. Маленький пушистый комочек не выбежал навстречу. Не крутился под ногами, не повизгивал от радости, тычась носом в руки, пока я меняла пустую миску на полную. Не пытался откусить полюбившийся бант на шлепках. Я заволновалась. Заглянула в будку - никого. - Куть-куть-куть... Полкан, - принялась звать, рыская взглядом по огороду. Он не мог убежать, некуда. По периметру забор, внутренняя калитка заперта. И, тем не менее, щенок на глаза не попадался. Стало не по себе. - Полкан! Полкан! - теперь уже во весь голос. Я заглянула за сарай, подергала двери в летний душ, в уборную, которыми давно никто не пользовался, проверила крышку на колодце - на месте. А потом вдруг поняла, что все это время за моими передвижениями пристально наблюдают. На заборе, на крыше сарая, на соседской яблоне сидело воронье и переминалось с ноги на ногу, топорща черные перья, будто едва сдерживало нетерпение. И сердце екнуло от нехорошего предчувствия - всем известно кто из птиц не гнушается падалью. Вооружившись метлой, я направилась к смородиновым кустам. Испуганные моим приближением вороны закаркали. Некоторые улетели, другие переместились с забора на сточный желоб, продолжив оттуда коситься блестящим глазом. Третьи всего лишь отпрыгнули подальше, протестующе взмахнув крылами. И их настойчивость сказала мне о многом, подготовив к худшему. Я похоронила Полкана у задней калитки - за границей участка, завернув в старую, отложенную на тряпки наволочку. Его, буквально, пришлось собирать по частям - воронье потрудилось. Затем убрала лопату, привела в порядок пятачок подле сарая, ликвидировав последние следы жизнедеятельности бедного песика, и заперла будку. Более никто в ней жить не будет. Во всяком случае, не при мне. Управившись со всем, вернулась в дом, чтобы скорбеть в одиночестве и задаваться вопросом: "Почему так случилось"? Почему намерение спасти несчастное животное обернулось очередной трагедией? *** Ночью все повторилось: церковный дух, моленный напев, слезы, опаляющее прикосновение к стылой коже. Но затем картинка сменилась - вдруг оказалась в темноте. Пахло сыростью и плесенью. Где-то рядом звонко капала вода. Пищали крысы. Душу разрывал страх. Проснувшись, я зашлась в беззвучном крике. А потом билась в конвульсиях, заглушая стоны подушкой. И молилась, чтобы встали на место нависшие надо мной стены, и развеялось ощущение замкнутого пространства. Казалось, будто погребена заживо. Когда сердцебиение унялось, а наволочка впитала последние слезы, я поднялась с постели. Оставаться там, где преследуют кошмары, не было ни сил, ни желания, и я сгребла с кровати подушку с пледом, намереваясь перебазироваться на диван. Но так и не легла, узрев пустующее спальное место в "проходной". Вовка до сих пор не вернулся. Глава 7 Я никогда не боялась темноты, за что, наверное, стоит сказать спасибо вырастившим меня. Самым страшным бабайкой моего детства был воображаемый паук, обитающий за шкафом в "темной", выдуманный бабушкой, чтобы приструнить расшалившихся внучек. Но сейчас, по очевидным причинам, чувствовала себя в ней не комфортно. Пройдясь по дому, я зажгла свет везде, кроме "дальней", побоявшись тревожить обосновавшихся в ней "призраков". А затем устроилась на бабушкином диване с когда-то принадлежавшим дедушке томиком Пушкина. И сидела в обнимку с книгой - пролистывая, перечитывая, пока за окнами окончательно не рассвело. В половине девятого утра уложенная, накрашенная, в легком цветастом сарафане я села завтракать. За этим занятием меня и нашла Ольга, забежавшая поздороваться перед работой. - Ого! Ты чего это при параде? Куда намылилась? - Никуда. Просто захотелось, - призналась я, пожав плечами. - Чай будешь? - Нет, я уже. Мне сегодня пораньше надо. Вчера товара много привезли, не успела разобрать. - Как хочешь. - Я подлила себе кипятка. - У меня шоколадные трюфели есть. Вкусные. Как я и предполагала отказаться от сладостей сестра не смогла. - Ай, ладно! В конце концов, переработка мне не оплачивается, - махнув рукой, она уселась на табурет. - А чего одна? Вовка где? Спит что ль? - Может и спит, только не здесь. - Благо пошла доставать конфеты, и Ольга не видела моего лица, ибо не поморщиться не получилось. - В смысле? Не поняла? Я поставила на стол вазочку и вторую чашку. - В прямом. Он не ночевал сегодня, - наполняя чашку водой. - Поругались? Да? - сестра сочувствующе поджала губы.