Часть 25 из 56 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Нам не дали поговорить, попрощаться. Вовку увезли, а в доме устроили обыск. Я пребывала в полнейшем ступоре и лишь мельком глянула на врученную мне копию постановления, безропотно позволив переворачивать все вверх дном. И лишь на осуждающие взгляды соседей реагировала ожесточенным:
- Владимир не виноват!
Когда вандалы в погонах, забрав с собой Вовкин ноутбук, документы и понятых, убрались восвояси, я первым делом бросилась к сестре. Звала, барабанила в дверь, стучала в окна - безрезультатно. Сотовый Ольги также молчал - "абонент вне зоны доступа" докладывал безучастный ко всему автоответчик.
Вернувшись на бабушкину половину, я, сухо всхлипнув, рухнула на колени в "общей" и долго смотрела на разобранный диван. Слез не было. Вернее были где-то внутри, но выливаться не желали - рвали душу. И думалось только об одном - о вчерашнем плохом предчувствии, которое я, глупая, не смогла правильно трактовать.
Глава 14
Два дня я мучилась в неизвестности, обивала пороги, пыталась взять штурмом кабинет следователя, а потом ревела, обнимаясь с Вовкиной подушкой, и терроризировала сотовый в попытках дозвониться до сестры, которая словно в Лету канула: гудки шли, но абонент не отзывался.
На третий день мне, наконец, удалось встретиться со служителем закона. Случай помог - столкнулись у входа в полицейский участок. И благодаря собственной настойчивости, я оказалась приглашена в кабинет.
- Владимир не мог этого сделать. Он не убийца, он ученый! - я прикладывала максимум усилий, чтобы говорить спокойно, и, тем не менее, иногда не сдерживалась и повышала тон. Даже принятое перед выходом успокоительное не помогало. - Вы же прекрасно знаете, что он специализируется на... на сектологии, пишет докторскую. Конечно Владимир мог бывать на кладбище. Я тоже бывала, но ведь это не говорит о моей причастности к смерти Полины!
Меня словно не слышали.
- Следствие разберется, - безэмоционально.
- И сколько оно будет разбираться? Да, поймите вы, Владимир невиновен!
- Все так говорят. Знаете, сколько с виду порядочных людей оказываются преступниками?
- Вовка не преступник!
- Ярослава Витальевна, это, конечно, замечательно, что вы настолько верите в своего жениха, но есть улики, показания свидетелей. От них никуда не денешься.
- Какие улики? Какие свидетели? О чем вы?
- Я не имею права раскрывать вам эту информацию. Вы даже не родственница.
- Но...
- Давайте, вы не будете отнимать мое время и позволите спокойно работать. Если ваш жених невиновен, мы обязательно найдем этому подтверждение, а пока... Будьте добры. Вас вызовут для дачи показаний, тогда и поговорим. - Мне вежливо, но неуклонно указали на дверь.
Понимая, что еще немного и разревусь прямо на глазах у этого сухаря, я поднялась, но уйти не смогла и еще некоторое время переминалась с ноги на ногу, не представляя, чтобы такого сказать, дабы пробиться сквозь стену отчуждения. И, видимо, проняла, потому что на выходе меня остановили.
- Ярослава Витальевна, не переживайте вы так. Разберемся. А пока соберите передачу для жениха - сменная одежда, щетка, паста, я распоряжусь, чтобы приняли.
***
Как известно, беда не приходит одна. После обеда объявилась Ольга. Позвонила.
- Яр, прости, что не отвечала, не перезванивала. Не хотела портить вам медовый месяц, - услышала в телефонной трубке.
- Нечего портить, - отозвалась я, пребывая в эмоциональном ступоре. Сбор посылки для Вовки вновь спровоцировал рыдания, и сейчас безумно болела голова.
- Как это нечего? Вы что, так и не...
- Лель, вы где? Я тыщу раз звонила, - не желая вспоминать о том, что было. Больно.
- Мы? Мы в Саратове, в больнице. Мама упала с крыльца, расшиблась. Ты только не переживай. Ничего страшного. Кровоизлияние, слава Богу, не подтвердилось! Яр, а что у тебя с голосом? Ты заболела?
Я прокашлялась и постаралась взять себя в руки, понимая, что Ольге сейчас не до моих проблем.
- Нет. Со мной все хорошо. Как тетя Люба? Почему в Саратове?
- Говорю же, подозревали кровоизлияние, думали оперировать придется, и решили сразу в областную. Благо обошлось. И маме уже лучше, сегодня бульон пила.
- Все равно... Нужно было предупредить. Да и Свята зачем с собой? Ему и так не просто.
Сестра рассмеялась.
- Я хотела предупредить, только мне не открыли, - напомнив о валянии под столом. - А за Святослава не переживай. Он сам со мной вызвался. Удивил, конечно, но... Ладно, давай не будем о грустном. Ты мне лучше скажи, как там наш огненный мальчик? Правду говорят о темпераменте рыжих?
- А что говорят? - все еще думая о том, как бы стравлялась, не захоти племянник отправиться с матерью.
- Ярка, не тупи! - хихикнув. - Вовчик с задачей справился? Хороший любовник? Удовольствие доставил?
- Леля... - помимо воли глянув на диван. Но вдаваться в подробности я не собиралась. - Как думаешь, вы надолго? Может Святослава забрать? - Не могла не предложить. - Вы, вообще, где остановились?
- Зараза ты, Ярка. Придется и дальше погибать от любопытства, - пожаловалась сестра, но муссировать тему не стала. - У меня здесь знакомая квартиру сдает. Пустила. А когда вернемся, не знаю пока. До выписки точно пробуду. Может дольше, если мать к нам не уговорю. Представляешь, какая мстя на работе получится? Пусть без меня попашут!
- Ясно. Ты только, пожалуйста, не пропадай больше. Звони. Не хочу еще и за вас волноваться, - сама не поняв как, оговорилась я.
- Стоп-стоп-стоп! Что значит "еще и за нас"? И, вообще, мне кажется, или ты чем-то расстроена? Яра! Не смей бросать трубку! - предугадав мое намерение.
Пришлось схитрить:
- Лель, ты пропадала неизвестно где целых два дня. А теперь говоришь, что тетя Люба в больнице. Конечно я расстроена. Как иначе?
Сестра не купилась:
- Не верю! Ну-ка быстро говори, что у тебя случилось?! Что-то с Вовкой?! Вы поругались?!
- Нет, мы не ругались. Все было очень хорошо.
- Было? Что значит - было?
И я сдалась. Не могла больше держать в себе.
- Лель, Владимира арестовали. Его подозревают в убийстве! Я не знаю, что делать?! - прорвало. Я заметалась по комнате. - Мне ничего не говорят. Не дают с ним увидеться. Мне...
Я говорила долго. Ольга слушала, не перебивая, а когда поток иссяк, поинтересовалась:
- Кто ведет дело? Я его знаю?
- Понятия не имею! Какой-то Каминский... Олег Денисович.
***
Как следователь и обещал, передачку приняли, только пришлось выслушать много нелестных слов насчет моральных уродов, топчущих грешную землю. Было обидно, но я держалась, не позволяя себе огрызаться. К тому же слова сестры грели: "Каминский? Сейчас выясним что это за фрукт".
И выяснила, вот только непонятно было - радоваться или огорчаться.
- Яр, короче, следователь не местный. Недавно поставлен с Саратова. О нем пока ни хорошо, ни плохо. Я Димыча попросила, чтобы посодействовал, но... Ты только не паникуй, ладно?! - услышав мой огорченный вздох.
- Димыча? А это кто? - откинувшись обратно на подушку. Пыталась уговорить себя вздремнуть, когда раздался звонок.
- Димыч... Это Колькин товарищ - общались когда-то. А потом... Ну, сама понимаешь, мой спился, а Димка мент... - что-то попутно говоря сыну.
- Как тетя Люба? - вдаваться в подробности дружеских взаимоотношений зятя желания не было.
- Мама? Нормально. Я за тебя больше переживаю. Ты как?
- Тоже ничего. Таблеток наглоталась. Не сплю совсем.
- Ты это брось, Яр! Вовчику легче не станет, если с ног свалишься! Блин, вот все ни слава Богу! Одно к одному! Я...
- Ладно, Лель, не заводись. Я практически уснула, когда ты позвонила. - Снотворное, видимо, и правда начало действовать. Навалилась какая-то апатия. - Свята целуй и перед тетей Любой извинись, что не приезжаю. И звони...
- Хорошо. Если что новенькое узнаю - обязательно позвоню. А ты ложись. И чтобы выспалась, поняла?
- Поняла, - позволив себе слабую улыбку.
Ольга не может не командовать! Лидерство у нее в крови!
Простившись с сестрой, я плотнее завернулась в плед - мерзла опять, и заставила себя смежить веки. И гнала прочь мысли о Вовке, настырно считая овец, чтобы среди ночи вскочить с криком и проверять, на месте ли то, чего у меня никогда не было и быть не могло. Ведь я не мужчина - женщина! Но боль от оскопления не проходила, а вместе с ней и ощущение порушенной жизни.
Справившись с ужасом, я вновь вспомнила о дневнике. Сон требовал визуализации, письменной - это стало привычкой преобразовывать эмоции в понятный графический ряд. Или начертательный, когда слов не хватает.
Я обыскала весь дом. Перевернула все то, что недавно сама же раскладывала по местам, и села в кухне горевать - растерянная, расстроенная, недоумевающая. А потом, изводясь от нетерпения, ждала рассвета, чтобы отправиться с вопросами к той, что не желала на них отвечать.