- Как? - Я отвернулась к окну. Смотреть в его глаза выше моих сил. Видеть в них жалось - невыносимо. - Мы везли тебя в больницу, когда началось кровотечение. Я не мог понять из-за чего. Думал, тебя ранили в живот, но никаких следов повреждений не было. Ближе к городу ты начала... - Неужели нельзя было ничего сделать? - поняв, что не хочу знать все подробности. Что сейчас это слишком для меня. - Врачи пытались, но... Ш-ш-ш, не надо. Не плачь. А ведь я даже не ощущала слез и не могла остановить их. Не понимала, что плачу. - Кто? - едва протолкнув вопрос через ком в горле. Владимир покачал головой. - Слишком рано... Слишком маленький срок, чтобы определить пол. *** Лишь только на следующий день я смогла вспомнить о другой проблеме, вероятно сыгравшей не последнюю роль в постигшем меня самопроизвольном выкидыше. Врач тогда завела речь о скорой выписке, необходимости отсутствия волнений, наличия покоя и поддержки близких, развернув мои мысли в сторону разрушенных родственных связей. - Что со Святославом? С Ольгой? Как ты нашел меня в Лопуховке? И кто стрелял? - накинулась я на Владимира, стоило давшей клятву Гиппократа оставить нас наедине. - Это, конечно же, не может подождать? - Вопрос однозначно риторический, и Вовка явно не рассчитывал на положительный ответ с моей стороны, ибо тут же продолжил: - Со Святом все хорошо. Он не пострадал. Сейчас находится в безопасности. Можешь не волноваться. А вот на счет Ольги порадовать не могу. Она и еще тринадцать человек ждут решения о переводе в саратовское СИЗО. - В СИЗО? - Хотя чему удивляюсь, спрашивается? - В СИЗО. - Он, видимо, решил не скрывать ничего и продолжил сухо. - В связи с подозрением на причастность местных властей и сотрудников правоохранительных органов дело передано в областной суд. - Подожди, ты хочешь сказать... Ее посадят? - Я подалась вперед: до этого сидела на койке, откинувшись на подушку. - Яр, даже если Ольга не принимала непосредственного участия в ритуальных убийствах, то пойдет под суд за пособничество. Ты же сама прекрасно понимаешь, она знала о том, что здесь твориться, - сочувственно. Голова неожиданно закружилась, и я повалилась обратно на подушку. Владимир, в процессе разговора отошедший к окну, моментально оказался рядом. - Ты хорошо себя чувствуешь? Врача позвать? Я отмахнулась: - Нормально все. Кого еще арестовали? - Какая разница, Яр? Можешь мне поверить, невиновных среди них нет. - Да, наверное, но... Как, Вов? Кто? Ты же сам сказал, что наша милиция причастна. Я чего-то не знаю, да? - после того как суровость сошла с его лица, уступив место чему-то очень похожему на вину. Владимир опустился на колени рядом с кроватью. - Яр, я должен тебе кое в чем признаться. Начало мне не понравилось. *** - Зачем, Вов? Зачем? Я доверяла тебе... - Все на что я была способна по окончании его покаянной речи. Где-то внутри надломилась последняя, хрупкая веточка, на которой держалась моя вера в людей. Оставалось бестолково вопрошать - за что? И сокрушаться. Вранье! Кругом вранье! Сплошное вранье! Такое ощущение, что вся моя жизнь соткана из разноразмерных, разноплотных полосок лжи без крупицы истины! Хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь, хоть один человек был со мною до конца откровенен?! - Прошу тебя, солнце, не нужно так реагировать. Я не мог открыться тебе, не поставив под удар операцию. Они твои родные, ты бы не поверила. - Ошибаешься. Они мне никто. - Я горько усмехнулась ему в лицо, прежде чем отвернуться к окну. На улице ярко и жизнеутверждающе светило солнце, но его лучи не могли проникнуть сквозь сгустившуюся вокруг меня тьму - тьму очередного предательства. Мне было бесконечно холодно в этой темноте. Холодно и одиноко среди призраков тех, кому я когда-то безоговорочно доверяла. - Уходи, Вов. Уходи. Я больше не хочу тебя видеть, - не глядя. Мой удел довольствоваться слепком с того, кого любила! Теперь он навсегда останется со мной, напоминая о несбывшимся. - Яра... - Владимир попытался притянуть меня к себе, но я не далась. - Уходи... - Ты же понимаешь, что не права сейчас, - оставив попытки заключить меня в объятья, он поднялся. - Я люблю тебя. Во мне вдруг проснулась злость. - Любишь? Ты любишь?! По-твоему это любовь - врать в глаза?! - наградив его скептическим взглядом. - Я душу тебе изливала, искала поддержки, с ума сходила оттого, что не могу помочь несчастной девочке, а ты? Что делал ты? Знал, кто они, и молчал! Почему?! - Вопрос вникуда, а вслед за ним пришло озарение. - Ты подозревал меня, да? Ты думал, что я заодно с ними? Пришедшее на ум предположение настолько ужасно, что голос сорвался. Рука взлетела к горлу, искать оковы: меня как будто душили. - Нет... Нет. Конечно нет! - с выглядит искренне возмущенным, но мне не верится. Или отныне это мой бич не доверять никому? - Господи, какой же ты лицемер! Какой же ты... - подходящих слов нет. Забылись. Выбелены воспоминанием. - Считал, что я убийца и... и... спал со мной! Не в силах более находиться без движения, я соскочила с кровати. Ноги сами отнесли к окну. За ним больничный двор, дорожки, лавочки, люди. Я закусила губу, когда взгляд зацепился за сидящую на скамье парочку. Женщина ждала дитя, и мужская ладонь покоилась на выпирающем, упругом животике, то ли лаская, то ли оберегая от всего. В душе что-то перевернулось. Я развернулась к Вовке. Он все также стоял рядом с кроватью - взъерошенный, хмурый, и, казалось, ждал чего-то. Чего? Прощения? Я прощать не собиралась! Не сейчас! - Ты... Это ты во всем виноват! - Увиденное рвет меня на части, и собственная боль требует выхода. - Если бы ты сказал... если бы я знала... наш малыш был бы жив! Ты убил его! Глава 27 День выписки. Хмурое небо, накрапывающий дождь и записка от Владимира, поутру переданная медсестрой, и на выходе из больницы выброшенная мною в урну: "Свята привезут в трем. Вещи из гостиницы в сарае. Ключ от дома там же". У него имелся дубликат. Удивлена? Нет. На то и сотрудник спецслужб, чтобы думать наперед. По дороге зашла в магазин - нужно приготовиться ко встрече с племянником, но стоило перешагнуть порог бабушкиного дома, благие намерения растаяли, как дым. На глаза навернулись слезы. Оставив сумки в "холодной", я устремилась в дедушкину комнату. Там повалилась на заправленную постель, чтобы разразиться горькими рыданиями. Где взять сил жить дальше? Как жить, если все самое дорогое ушло? Исчезло? Превратилось в пыль? Я не представляла, как справиться с этим. Не понимала, куда идти дальше. Как идти. Где найти точку опоры. Это был чистой воды пессимизм, когда стакан заведомо наполовину пуст, а в моем случае необратимо иссушен до дна. *** Как Вовка и обещал, Свята привезли к трем. Незнакомый мужчина ничем не примечательной внешности позвонил в дверь. - Ярослава? Ярослава Витальевна? - когда я предстала перед ним, еще не до конца пришедшая в чувство. Около получаса назад заставила себя подняться с постели и даже попыталась замаскировать последствия истерики, но припухлость век и покрасневшие белки тональным кремом не замажешь, так что визитеру пришлось лицезреть меня не в самом лучшем виде. - Да. Она самая, - попытавшись растянуть губы в улыбке. - Встречайте. Кто-то невидимый, кто удерживал калитку приоткрытой, распахнул пошире дверь, и во двор ступил Святослав. На нем футболка явно не по размеру, такие же шорты, и только кепка ладно сидит на голосе, как всегда чуть наискосок. - Т-т-тетя Яра... - Увидев меня, мальчишка заулыбался. Забыв о собственных бедах, как была - босиком, я слетела с крыльца, чтобы как можно скорее заключить его в объятья, почувствовать и понять - отныне моя жизнь в нем! *** - Свят, я должна тебе кое-что рассказать... о маме, - устав удивляться тому, что племянник не задает никаких вопросов и ведет себя так, словно ничего в его жизни не изменилось: попив чай с бутербродами, он отправился смотреть телевизор. - Не нужно, т-теть Яр, я все з-знаю. - Что ты знаешь? - от неожиданности так и не дойдя до дивана. Осталась стоять посреди комнаты. - Мама м-мне все объя-я-яснила. - Мама? Когда? Что объяснила? - совершенно растеряно.