Отправив племянника, я надумала прогуляться. Дороги не выбирала, шла, куда глаза глядят, и, в итоге, оказалась на улице Чапаева, недалеко от дома тети Вари Казьминой. Рассудив, раз ноги привели, стоит зайти, я постучала. Встретили меня благостно, объятьями и причитаниями в духе "спортсменка, комсомолка и просто красавица", а затем усадили за стол - чаевничать. - Ярочка, какая же ты молодец. Не поленилась, зашла проведать старушку, - говорила тетя Варя, выставляя на стол угощение: смородиновое варенье, мармиту с карамельками, бублики и печенки. - Я уж и не помню, когда в последний раз гостей привечала. Чем старше становишься, тем реже люд на твой порог хаживает. Да и некому становится. Все больные, хромые, убогие, а кто и вовсе помер, - обмолвившись, она сникла, видимо, как и я подумала о бабушке. Но печаль старушки была недолгой. Взгрустнув, она заговорила вновь. - А ты к нам надолго? Сестру приехала навестить? Олечка у вас умница. Всегда поможет, сумки донесет. О здоровье справится. Вместо тети Вари я разлила воду по чашкам прежде, чем ответить. - Насовсем я, Варвара Ильинична. Устала быть столичной барышней. По дому соскучилась, - размешивая сахар. - И вообще, зря уезжала. Здесь мое место. - Здесь, говоришь? - Тетя Варя оглядела пристально, головой покачала. - Дом человека - где сердце, и твое навсегда останется в родном городе. Говорила я Раечке - не поверила. А отчего мой подарочек не носишь? Тот, что на шестнадцать годков? - неожиданно сменив тему. Рука непроизвольно взметнулась к шее. Вспомнился кулон с серым камнем, который я забыла в израильской клинике: сняла перед подсадкой, чтобы после оставить на тумбе, забыть, слишком увлеченная мыслями о новой жизни. И то, как ревела, узнав о не наступившей беременности, и корила себя, связывая неудачу с потерей. И как психовал муж, в ответ на мои требования отправить запрос, чтобы вернули. Бабушка часто повторяла: "В этом камне твое счастье. Береги его" - бред, конечно, но я верила. Я не смогла разочаровать старушку и покривила душой, сказав: - Наверно на зеркале забыла. Тетя Варя улыбнулась: - Ты уж уважь, не забывай больше. Это напоминание о нас с Раечкой. Хранить будет. Чувствуя, как заливает щеки румянцем стыда, я закивала, но во лжи так и не призналась. Не смогла. Мы еще поговорили о городе, о нелегком житье провинции, о взбесившихся кабанах, а когда пришло время прощаться, Варвара Ильинична снабдила меня баночкой с вареньем, наказав: "Оленьке передашь. Она любит черничное". *** Домой возвращалась по Вали Макеевой, названной в честь местной героини советских времен. Девочка погибла от руки отца-изверга, не позволявшего носить красный галстук. Вот что значит пропаганда в действии: каждый ребенок, вступивший в ряды пионерской организации, считал своим долгом побывать на могиле невинно-убиенной. И я не исключение. Помню, как стояла перед памятной стелой, и смотрела на фотографию светловолосой девчонки, и слезы блестели на глазах, и распирала гордость от того, что ныне я, как и она - пионерка. По дороге заглянула в "Магнит" за пряниками, но они мне не понравились - не те, что раньше, пресные. Когда проходила мимо колонки рядом с домом, подумалось о Владимире. Интересно, он и сейчас носится с поисках материала для докторской или, в порядке исключения, взял выходной? Я склонялась к первому. Кто бы мог подумать, что конопатый, улыбчивый мальчишка из моего детства превратится в обстоятельного, повернутого на науке мужчину? Впрочем, только его душа и речь, отчасти, были профессорскими. Внешне Вовка напоминал героя русских сказок. Эдакий богатырь - раззудись плечо, размахнись рука: кольчуги, да палицы булатной не хватает для полноты образа. Неплохой портрет получился бы. Впервые за долгое время задумавшись о рисовании, я воодушевилась. Когда-то в творчестве состояла вся моя жизнь. Ни дня без кисти - был ее девиз. Потом что-то перегорело, скисло, и я ударилась в реставрацию. Да, радовалась, видя дело своих рук. Да, получала удовольствие, когда что-то забытое и заброшенное вновь начинало блистать. Но никогда не чувствовала такого удовлетворения, как от законченной картины. Вдохновленная этими мыслями, я помчалась домой. Бабушка не могла выбросить мольберт и рисунки! Она никогда ничего не выбрасывала - ценного. Главное, чтобы Ольга не приложила руку к наведению порядка! Ворвавшись во двор, я устремилась к сараю. Трясущимися от нетерпения руками открыла дверь. Подпрыгивающий от радости Полкан нырнул вслед за мной. Первым делом в глаза бросился старый сундук, декорированный коваными элементами - мечта петербуржского антиквара, но я прошла мимо, выискивая средь множества вещей знакомые очертания. И нашла за поржавевшим дедовским велосипедом вместе с металлическим ящиком, где, завернутые в полиэтилен, хранились мои первые работы. *** Вернувшийся с "раскопок" Владимир, нашел меня в "общей". На полу три десятка работ - акварель, масло, грифель и я среди них, точно Хозяйка Медной горы жду своего Степана. - Ну и ну... - Вовка в своем репертуаре. - Мы, что ли, Третьяковку открываем? - Русский музей, - я обиделась. Друг, не будь дураком, понял. - Твои? - опустившись на колени, он поднял ближайший рисунок. - Талантливо. - Спасибо, - естественно, я оттаяла, как иначе? - Я давно не практикую. - Зря. У тебя отлично получалось. Смотри, какие глаза? - Вовка ползком перебрался на другое место. - Зеркало души - иначе не скажешь. - Это Ольга. - Ольга? Серьезно? Зачем же она себя так... - Испортила? - Я улыбнулась. - Наверное. - Он сконфужен. Смотрит виновато. - Не переживай. Я примерно то же самое ей сказала, когда увидела. Ольга никогда не слыла красавицей. Единственным ее достоянием были волосы - густые, белокурые, прямые, которым завидовали все девчонки в школе. - Все же... не понимаю я вас - женщин. Зачем это все? - Владимир покрутил рукой вокруг головы. - Настоящего мужчину привлекает естественная красота, а не тонны "штукатурки", - поделился соображениями он. - Настоящего мужчину - естественная красота? - Меня разобрал смех. - С таком случае, между современным мужчиной и настоящим - непреодолимая пропасть. - Не скажи. - В отличие от меня Вовка серьезен. - Просто мы адаптируемся. Если для нашей женщины счастье заключается в постоянном перекрашивании, мы даем ей то, к чему она стремится. Но собственные приоритеты от этого не меняются. Я не знала, чем ответить, слишком уж неожиданный поворот вышел, и предпочла вернуть разговор в русло дружеской пикировки. - Так ты у нас, значит, настоящий представитель сильного пола? Вымирающий вид, так сказать? Но Вовка на мою провокацию не поддался. - Уж лучше быть вымирающим, чем стать псевдо мужиком, - вставая. - Обедать идем? - Идем, - согласилась я, внезапно осознав, что время подходящее, и живот уже подводит. - Только уберем сначала? - Давай. - Он вновь присел и стал собирать рисунки в стопочку, пока вдруг не замер над одним из карандашных набросков. - Это где? Вопрос заставил меня присмотреться. - Это заброшенный дом в лесу, возле озера. - Я накидала его по памяти, после незабвенного похода по грибы, закончившегося бегством. - А что? - Покажешь? - Покажу, - я несколько озадачена. - А что тебя заинтересовало? Дом, как дом. Поди, совсем развалился уже. - И все же я хочу посмотреть, - несколько отстраненно. - Без проблем. Пообедаем и пойдем. Не раньше. Я жуть, как голодна, - работая на опережение, ибо Вовка собирался возразить. Поняла по горящим нетерпением глазам. Ох уж этот исследовательский азарт! *** Мы вышли через зады и двинулись вдоль опушки в сторону старого кладбища. Я побоялась идти напрямую через лес, слишком давно не ходила этим путем - чревато заблудиться. Да и диких кабанов никто не отменял: тетя Варя обмолвилась, что в этом году зафиксировано несколько случаев нападения на людей. Не доходя первых могил, свернули на ведущую к тракту тропу, а там по накатанной до места. На все про все ушло около полутора часов, и вот уже водная гладь мелькает в просветах между деревьями. - Почти пришли, - обрадовала я Владимира, нет-нет да кидающего на меня короткие взгляды, значение которых не оставляло сомнений. Друг на глазах преобразился и моментально ускорился, готовый к финишному рывку. Я же наоборот притормозила. - Слушай, давай не будем играть в догонялки! - окликнула, всем видом демонстрируя недовольство. - Никуда от тебя этот дом не денется! Стоял полвека, и еще пять минут простоит, как миленький. Если не сгнил, конечно, - себе под нос. Вовка послушался. Дождался, пока мы поравняемся, и засыпал вопросами, видимо, ради отвлечения. - А ты знаешь его историю? Когда построен, кто жил, почему бросили? - Мама дорогая, да ты фанатик, я посмотрю! - Почему сразу фанатик? - с обидой. - Вот ты, когда рисовала, неужели не хотелось поскорее закончить и насладиться результатом? - Хотелось? - Смысл отнекиваться? - Конечно. - И у меня, то же самое. Я не первый день занимаюсь этим вопросом. Распутываю клубок слухов, домыслов, обиваю пороги архивов, ищу зацепки, а когда нахожу, просыпается азарт. Начинает казаться, что разгадка близко, и тогда, каждая секунда промедления режет по живому не хуже вострого ножа. - Курдюк, прагматик, фаталист, соня, фанатик... Господи, с кем я связалась? - Я подтолкнула его плечом. Вовка улыбнулся.