– Он был одет принцессой… – Да, – подтвердил Джербер. – Двое проходимцев нарядили его в карнавальный костюм и оставили в толпе. – А теперь он не помнит своего имени и злится, если кто-то продолжает спрашивать, – задумчиво проговорила девушка. – Удобно, правда? Эта часть истории наиболее уязвима. – Я не об этом… Я думаю, что ребенок-призрак, теряющий память, – самая грустная история из всех, какие я когда-либо слышала. Джербер застыл. – Стало быть, ты ей веришь… Ты, как и ее мать, думаешь, что Эва – особенная. – Я не должна ей верить. Я должна ее изучать, – возразила Майя, вновь прикрываясь своим научным подходом к предмету. – Но ты наверняка уже составила какое-то представление. – Эва может быть мостом. – Мостом? – Она может связывать нас с чем-то неизведанным. – И где доказательства? – Ты говорил, что видел покраснение на коже, когда воображаемый друг причинил ей боль… – Разум имеет власть над телом, – возразил психолог. – Я уже видел, как такое происходит с другими маленькими пациентами. – Таким же образом? – скептически осведомилась Майя. – Не совсем, – признался он. – Такое я наблюдал впервые. Девушка взяла его за руки. – Я верю, что нас окружают запертые двери. Вот только наш мозг отвергает знаки и предостережения. Ведь мы обитаем в мире материи и энергии и не знаем, как иначе его рассматривать… Но если мы откроем дверь и позволим нашему разуму видеть, эта дверь уже не закроется никогда. Майя едва закончила фразу. Что-то заставило ее обернуться. – В чем дело? – спросил Джербер: он ничего не заметил. Сделав ему знак прислушаться, она показала на темный коридор за их спинами, который терялся в череде зал и гостиных с запертыми окнами. Хрустальный звон снова вклинился в пустоту, которую оставила после себя отгремевшая гроза. Там, в темноте, прячется Эва, испугался Джербер. Если девочка слышала каждое их слово, это нанесет ей непоправимый вред. Он обругал себя за неосторожность. – Эва у себя в комнате, – прошептала девушка, угадав его мысли. Потом двинулась по направлению к звуку. Джербер пошел следом. Переступив порог первой же комнаты, они столкнулись с синьорой Ваннини. Домоправительница стояла неподвижно, сжимая в руках корзину с выстиранным бельем. Из-за перезвона дикобразов на браслете застигнутая врасплох, она закусила губу. Майя едва не взорвалась. Джербер опередил ее. – Вы все слышали, верно? – вопросил он обвиняющим тоном. Та кивнула. Психолог обычно не выносил людей, всюду сующих свой нос, и обошелся бы с женщиной еще жестче, но смятение Ваннини было настолько очевидным, что это остановило его. – Если вы любите девочку, никому не рассказывайте о том, что сейчас услышали, – велел он, показывая на верхний этаж. – Даже вашему мужу. Но по выражению лица домоправительницы, по восковой бледности, покрывшей его, Джербер понял, что речь не о том. – Вы еще не видели Эву сегодня утром, правда? – спросила женщина, чуть ли не заикаясь. – Мы вместе позавтракали, потом я отправила ее переодеться и собиралась подняться сейчас, чтобы позаниматься с ней математикой, – ответила Майя, уже начав волноваться. – А в чем дело? Речь шла о том, что прозвучало в их разговоре с девушкой, предположил Джербер. Очевидно, перед тем как подслушивать, Ваннини случайно увидела нечто такое, что в свете ими сказанного теперь ее ужасало. 29 Эва сидела, скрестив ноги, на персидском ковре и расчесывала волосы кукле. Невозмутимая, как всегда. Взглянув на нее, Майя застыла: с губ ее готов был сорваться вопрос. Поэтому Джербер поспешил опередить ее. Ибо в данный момент было не важно, откуда Эва взяла платье принцессы, в которое была одета. Наоборот, они не должны были придавать этому значения. И девочка должна была почувствовать их безразличие, иначе они позволили бы ей приобрести над собой новую власть. Когда дети пытаются привлечь внимание взрослых, те всегда остаются в проигрыше, учил синьор Б. Тем не менее при взгляде на это платье перехватывало дыхание. Пожелтевшая кисейная юбочка, обрывки атласа, пуговички на корсаже, тронутые ржавчиной. Казалось, это платьице явилось из могилы. – Добрый день, – поздоровался психолог как ни в чем не бывало. – Вчера мы с тобой не виделись, попробуем сегодня наверстать. Девочка не шелохнулась, как будто его и не было в комнате. Джербер повернулся к Майе, делая вид, будто хочет проводить ее до двери. – Ты видел? – спросила та вполголоса, потрясенная. Психолог успокоил ее: – Платье не могло таинственным образом возникнуть из истории Эвы. Девчонка нарочно его туда вставила. – Но я никогда не видела его в доме, – возразила Майя. – Это означает одно: Эва отлично умеет прятать вещи, – воззвал Джербер к здравому смыслу студентки. – А теперь ступай, я сам разберусь. Закусив губу, Майя бросила на девочку прощальный взгляд и вышла из комнаты. Пьетро Джербер снял плащ и вернулся к маленькой пациентке. – Что ты делаешь? – спросил он будто невзначай: никогда нельзя допытываться, во что дети играют. Синьор Б. говорил, что для детей игра и реальность – одно и то же и никогда не следует их разграничивать. – Мы готовимся к большому балу, – объяснила Эва, продолжая причесывать куклу. – Нам надо быть красивыми. – Прекрасный повод, – заметил он. – Да, – тут же отозвалась девочка. – Жаль, у меня неподходящий костюм, – посетовал Джербер, указывая на свой джемпер. – Все равно можешь прийти, если хочешь. – Спасибо, но я не получал приглашения. – Я принцесса, кого хочу, того и приглашаю. Принцесса-призрак, подумал он. Но если Эва стремилась вызвать какую-то его реакцию на то, как она одета, ему следовало по-прежнему не обращать внимания на платье. – Ты не принцесса, – заявил он. Девочка растерялась. Но Джербер продолжал: – Ты королева. Эва расстроилась, взгляд затуманился.