А он-то думал, что делает комплимент. – Что-то не так? – спросил он робко и покаянно. – Он говорил, что я – его королева. Психолог не понял, кого она имеет в виду. – Кто тебе это говорил? – Мой папа, – призналась Эва. – Но он больше не приходит меня навещать. До этой минуты Эва ни разу не упоминала об отце. – Ты скучаешь? Девочка кивнула и убежденно проговорила: – Он на небесах. Этого Джербер не ожидал. Сама Эва никак не могла сделать такой вывод. Кто-то ей это внушил. Мать, чтобы скрыть тот факт, что отец решил исчезнуть из жизни дочери? Но почему не придумать что-то менее категоричное? Под такой ложью кроется обида, это очевидно. Но Эва наконец-то раскрылась перед ним. И Джербер не хотел упустить случай, боясь, что другого не представится. – Кроме того, что он звал тебя королевой, что еще ты помнишь о папе? – спросил он. – От него хорошо пахло, – вспомнила девочка. – И он мне много всего рассказывал. Мне нравилось его слушать. – Что он тебе рассказывал? – Истории о королях, рыцарях и замках. Старые истории. – И что еще ты о нем знаешь? – Он любил сладости, особенно карамельки: просто не мог устоять… Он меня научил считать до десяти, а еще читать некоторые слова… А еще я сидела у него на коленях, и мы вместе слушали оперу по радио, и он подпевал… Откровения Эвы опровергали версию Беатриче, согласно которой муж оставил семью, когда девочка еще не умела разговаривать. А ее было не остановить. Казалось, будто в ее памяти открылась брешь и воспоминания хлынули, как чистая вода из родника. – И вы никогда не выходили из дому, чтобы вместе сделать что-то особенное? – спросил Джербер наудачу, уверенный, что ответ может таить в себе неожиданность. Девочка застыла. Потом, будто кто-то велел ей умолкнуть, повернулась к креслу с подлокотниками, стоящему возле белого шкафа. – Он хочет с тобой говорить, – сказала она. И голос ее, и настроение внезапно изменились. – А я, наоборот, хочу поболтать с тобой, – заявил Джербер, давая понять, что ему не нравится вторжение воображаемого друга. – Он говорит, что ты должен меня усыпить, как в те разы, – настаивала Эва. – С чего это? – не сдавался психолог. – А если сегодня мы с тобой не захотим? Но девочка не слушала возражений: – Он говорит, что осталось мало времени. – Мне не интересно то, что он собирается сказать, ты для меня важнее. Но Эва по-прежнему не сводила глаз с кресла. – Он говорит, что скоро все кончится. Это прозвучало и как угроза, и как тревожное предсказание. Что бы там ни должно было кончиться, неясное предупреждение сработало. – Хорошо, – уступил Джербер. – Послушаем, что на этот раз расскажет нам твой дружок. 30 Я заснул на заднем сиденье. Когда снова открываю глаза, пытаюсь понять, где нахожусь. Я проснулся, потому что машина синьора в очках подпрыгивает на ходу. Приподнимаюсь, смотрю в окошко: все еще темно, вокруг деревья и поля. На дороге полно ям. За нами город, но он далеко. Перед нами большой дом без огней. Перед большим домом – фонтан из серого камня. Рядом с большим домом – церковь. Если синьор в очках здесь живет, сейчас его жена и две его девочки наверняка спят. Мы останавливаемся перед входной дверью. Но она забита досками. Окна тоже заколочены. Мы выходим из машины, и синьор в очках включает фонарик. Я смотрю, как он идет к двери, но, вместо того чтобы открыть ее ключом, бьет ногой по доскам, еще и еще раз, пока они не ломаются. Дверь распахивается, и внутри темнота. Синьор в очках возвращается, прихватывает с сиденья пакет, какие дают в магазине. Потом берет меня за руку. Мне это нравится, так он похож на моего папу. Мы входим в дом, и, хотя там темно, я знаю, что рядом с ним мне не нужно бояться. Столько комнат в этом доме без огней. Они никак не кончаются. И мы проходим их все. Мебель накрыта белыми простынями. Картины и люстры завернуты в бумагу. Пахнет ветошью. За лучом фонарика мы поднимаемся на второй этаж. Где синьора со светлыми волосами и две девочки? Здесь никого нет. Синьор в очках приводит меня в комнату со странной кроватью. Это кровать под крышей. Я такую видел в книжке сказок, которую мама читает мне на ночь. Кровать короля. А я до сих пор одет принцессой. – Я мальчик, – говорю синьору в очках, вдруг он до сих пор не понял. Он ничего не отвечает. Ему все равно. Он берет меня под мышки, поднимает, сажает на кровать. Открывает пластиковый пакет, достает бутылочку воды. Прежде чем дать мне попить, сильно встряхивает. Я не знаю зачем. Бутылочка уже открыта, достаточно отвинтить крышку. Я глотаю, очень хочется пить. Вода горьковатая. Потом он кладет мою голову на подушку и садится на пол, возле белого шкафа. Мне вдруг очень хочется спать. Ужасно хочется. Когда я просыпаюсь, синьор в очках все еще тут. Но я быстро засыпаю снова. Открываю глаза, а он все время тут. Иногда дает мне попить. Есть я не хочу. Я все время вялый. Чтобы дать мне напиться из бутылочки, ему приходится приподнимать мне голову. Я писаюсь в постель, но мне все равно. Никто не ругается на меня. Мама, та всегда ругалась, и старший брат поднимал на смех. До туалета мне не дойти, простите. Однажды я просыпаюсь, а синьор в очках что-то пишет на серой стене синей ручкой. Какое-то слово. Но прочесть не получается, слово слишком мелкое, а веки такие тяжелые. Он и пишет, и плачет. Не знаю, почему он плачет. Потом я снова закрываю глаза. И сплю. Все время сплю. Рассказ прервался. Джербер заметил, что Эва заснула тоже. По всей видимости, в том же платье, в той же кровати, в том же доме, что и мальчик из истории. Иногда бывало, что маленькие пациенты из транса проваливались в сон. Обычно доктор их не будил. Они просыпались сами, и от гипноза тоже. Так он поступил и в этом случае. Пальцем остановил стрелку портативного метронома. И огляделся. Ему не хотелось, но только что услышанное заставляло его это сделать. Многие его действия в последнее время были продиктованы десятилетней девочкой. Где-то на стенах, обклеенных веселенькими обоями с маргаритками, которые с самого начала его раздражали, возможно, скрывалось тайное слово. А может, и нет. То, что рассказ Эвы завершился в этом доме, уже не слишком его удивляло. Наконец прояснилась связь между невидимым другом и девочкой. До сих пор гипнотизер задавался вопросом, что между ними общего и почему предполагаемый призрак малыша Батигола выбрал именно ее, чтобы заявить о своем присутствии. Теперь он это знал. Их объединяло место. Нет, поправил он себя: Эва захотела, чтобы место объединило их. В отличие от людей, жилища переживают циклы. Умирают и возрождаются. Сейчас дом, в котором находился Джербер, снова вступил в фазу упадка. Нужно проверить, в самом ли деле в 1997 году имение Онельи Кателани было настолько заброшенным. Ваннини определенно могла бы предоставить такую информацию. Но психологу не требовалось расспрашивать домоправительницу. Он и так уже все знал. Скорее всего, этот поворот истории был правдой.