Некий зов исходил из глубин дома. Невидимый сигнал, внятный только разуму. Трудно сказать, в самом ли деле его посылал призрачный мальчик, или психолог вновь стал жертвой внушения. Но что-то тут явно было. Он решил исследовать старинное здание. Его шаги гулко отдавались в комнатах, в нетопленом доме дыхание застывало облачками пара. Белые простыни, покрывавшие мебель, походили на саваны. Все, казалось, дремлет в этой полумгле. Унылые следы угасшего мира. Прислушавшись, можно было уловить голоса людей, собиравшихся в этих стенах на протяжении веков. Музыка, праздники, смех. Но также крики и плач. Однако осталась одна тишина, и она опускалась на все, словно пыль. Джербер остановился посреди коридора: что-то блеснуло на плиточном полу и привлекло его внимание. Он наклонился и увидел браслет с дикобразами – синьора Ваннини, наверное, обронила. Доктор поднял его и встряхнул; подвески зазвенели. Идеальная вещь для вызывания духов, подумал он. Потом положил вещицу в карман: надо будет наутро отдать домоправительнице. Если только солнце встанет, пришла в голову мысль. Он не знал, чего еще ждать, и не был ни в чем уверен. Синьор в очках знает, что ты его ищешь. И сейчас едет сюда. Джербер глубоко вздохнул. Ночной обход дома, полного невидимых воспоминаний, успокоил его. Что бы ни случилось в три двадцать три, он был ко всему готов. Чуть раньше назначенного часа Джербер снова спустился в кухню и встал перед французским окном, из которого была видна вся долина. Он взывал к здравому смыслу, надеялся, что Эва ошиблась, предвестив, что кто-то чужой непременно явится в дом. Всем своим существом взмолился, чтобы способность к логическому мышлению не оставила его перед лицом столь тяжелого испытания. Но когда два луча прорезали туман и стали приближаться, все рухнуло. Фары автомобиля. Пробив брешь в белой стене, вскоре показалась машина; она остановилась перед воротами, где начиналась дорога, ведущая к площадке. Казалось, целую вечность стояла с включенным мотором. Не было видно, кто за рулем, и разобрать номер тоже не удавалось. Даже модель машины нельзя было различить с такого расстояния и в такой темноте. Но Пьетро Джербер был уверен, что не только слепящие лучи фар направлены на него. Еще и безмолвный взгляд через тонкую преграду ветрового стекла. Психолог застыл в ожидании. Потом произошло нечто необъяснимое. Автомобиль прямо перед воротами дал задний ход и приготовился к развороту. Потом поехал назад по проселочной дороге, возвращаясь туда, откуда явился. Через несколько секунд брешь заделалась, и машину снова поглотила молочная пелена. Улеститель детей вдруг осознал, что его вовсе не интересует лицо человека за рулем. Довольно было бы знать, носит ли он очки. 37 Джербер дожидался зари, сидя на стуле в кухне. Видел, как пробудилась Майя Сало, всю ночь проспавшая за столом. Сам он так и не смог расслабиться. – Что тут было? – спросила девушка, проснувшись. – Кто-нибудь приходил? Джербер сидел, устремив взгляд в пустоту, и думал, что бы такое сказать. Чтобы оно имело смысл, особенно для него самого. – Вы не можете здесь оставаться, – проговорил он наконец каким-то чужим голосом. – Сегодня вы с Эвой поедете во Флоренцию, ко мне домой. – Она не может никуда ехать, – возразила девушка, хотя Джербер и так это знал. Он взглянул на Майю. – Нужно найти какой-то способ, – настаивал на своем психолог. – Может быть, вечером, после заката. – Страдающим агорафобией внушает страх не только открытое пространство, но и дневной свет. – Здесь становится опасно. – Не хотелось ее встревожить, но, что бы ни происходило внутри дома и вне его, он чувствовал свою ответственность. Прежде чем Майя успела ответить, белокурая девочка появилась на пороге. Еще сонная, она терла глаза. По выражению ее лица можно было догадаться: Эва пытается проникнуть в смысл необычной сцены – доктор и Майя вместе, в такой час. – Доброе утро, – поздоровалась девушка, выдавливая из себя улыбку и делая вид, что все как всегда. – Еще рано. Не хочешь вернуться в кроватку и еще немного поспать? – Хочу позавтракать, – заявила Эва. – Вчера синьора Ваннини говорила, что принесет кекс. – Синьора Ваннини еще не пришла, – сообщила Майя. Эва призадумалась. – Ладно, пусть будет печенье, – решила она и уселась за дубовый стол. Джербер проследил за ней взглядом. Проходя мимо, девочка тоже пристально взглянула на него, но ничего не сказала. В этом немом диалоге таился секрет того, что произошло ночью. Они оба знали. Оба решили при Майе Сало не подавать виду. Психолог силился уловить нечто, от него ускользавшее. Было что-то неправильное в этой кухне. И вовсе не Эва. Это я здесь по ошибке, сказал он себе. Нервы не выдерживали. Он разваливался на куски. Внезапно его осенило. Он вскочил со стула и бросился в маленькую каморку рядом с кухней, где пару дней назад разглядывал осколки стеклянного шара. Принялся шарить на полках. Нужную вещь он нашел в ящике для инструментов, который стоял среди моющих средств. Металлический шпатель как нельзя лучше подходил для того, что задумал доктор. Он поднялся на второй этаж и решительно зашагал к комнатке Эвы. Распахнул дверь и вновь оказался в окружении невыносимых маргариток. Огляделся, выбирая, с которой стены начать. Он присмотрел ту, у которой стоял белый шкаф с полочкой, откуда свалился стеклянный шар. Подошел, сжимая в руке шпатель, нацелил его на обои, готовясь их сорвать. Ярость переполняла его. Прощаю. Нет там, под обоями, никакого слова, твердил он себе. Никакого. И синьора в очках не существует. Он никогда не входил в этот дом. И в этой комнате никогда не было пятилетнего мальчика, тем более Дзено Дзанусси. Он тяжело дышал. Тело вдруг стало неподъемным, навалилась усталость. Взгляд скользнул по отражению в оконном стекле. Глаза, налитые кровью, лицо безумца. Если я это сделаю, все будет кончено, подумал он. Если посмотрю, что там, под проклятыми обоями, назад уже не вернуться. Есть там надпись или нет, не важно. Ведь стоит только хотя бы признать возможность того, что все это правда, и я проиграю. А главное, больше ничем не смогу помочь Эве. И никому из детей. Никогда. Но потом он повернулся к пустому креслу, будто показывая себя. И нанес первый удар шпателем. Едва инструмент вонзился в стену, как та задрожала с гулким звуком. Этого Джербер не ожидал. Открытие ошеломило его. Он выронил шпатель и через пару секунд ударил в стену кулаком, и та вновь затряслась, а звук был таким же гулким: так и есть, эта стена не из камня, как остальные в старинном особняке. Тонкая перегородка из гипсокартона. Вероятно, Эвину комнату выгородили из более обширного помещения. Психолог невольно повернулся к полке с плюшевыми зверушками. Потом вышел в коридор, встал перед входом в комнату девочки. Справа он увидел дверь. Подошел и открыл ее. Ставни были затворены, но он все равно разглядел односпальную кровать, тумбочку рядом. Возможно, гостевая комната, сейчас заброшенная. Джербера не интересовало ее назначение, он сразу направился к общей со спальней Эвы стене. Ощупал ее, выбрал нужное место. Сжал кулаки, с силой вдавил их в гипсокартон. Потом быстро вернулся в соседнюю комнату. Плюшевые зверушки валялись на полу. Все прояснилось нежданно-негаданно. Теперь он знал, как стеклянный шар свалился с полки. Прием простейший, до смешного. Он позволил себя обмануть потому, что такой трюк предполагал чье-то присутствие в гостевой комнате. Кто-то ударил в перегородку, как только что сделал он сам, и стенка задрожала. Если принять такую гипотезу, следует также признать тот факт, что кто-то догадался о скрытой камере. Думаешь, я не заметила карту памяти среди осколков хрустального шара? – Майя… Имя девушки пришло ему на ум, но произнес он его одними губами. Вспомнил, что она сказала после той ночи, когда это случилось. Около трех часов. Я спала у себя в комнате, она напротив комнаты Эвы, и грохот разбудил меня. Я скорее бросилась к ней: она сидела на кровати и показывала на что-то перед собой, в темноте. Я зажгла свет и увидела на полу разбитый шар и все мягкие игрушки. Этого вопроса Джербер постоянно избегал, и все-таки пришлось задать его себе. Можно ли еще доверять Майе? 38 Ему нужно было куда-то убежать из этого дома. Он закрылся в машине. Но мотор заводить не стал, а наблюдал за домом с пустынной площадки. Гнетущая тишина, заполнявшая комнаты, последовала за ним и сюда. Эта тишина обволакивала, прилипала к коже. Джербер протянул руку, включил радио. Звуки фортепьяно обратили тишину в бегство, та скрылась неизвестно где, точно крыса под лучом фонаря. Джербер закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, отдаваясь нежной мелодии Шопена.