Он вышел из комнаты и тут же ринулся к лестнице, ведущей наверх. В коридорах огромного дома его встретила тьма. Но он, как никогда раньше, был настроен обнаружить источник только что услышанного шума. Что угодно могло послужить его причиной: какой-то предмет опрокинуло сквозняком, либо дикий зверек проник через открытое окно или чердак. Либо какая-то безделушка, годами стоявшая на краю, выбрала именно этот момент, чтобы упасть. Либо это призрак. Но, поскольку Джербер извлек урок из истории со стеклянным шаром, ему казалось наиболее вероятным, что этот звук произвел человек из плоти и крови. Передатчик, которым пользовался подсказчик, вряд ли находился далеко. Может быть, следуя по направлению звука, получится его найти. Он дошел до лестничной площадки и собирался уже подниматься, но услышал, как ему показалось, чьи-то торопливые шаги. Теперь звук исходил снизу. Предчувствие опасности овладело им, по спине побежали мурашки. Он ощутил настоятельную потребность вернуться и быстро побежал обратно к комнате девочки. – Ну что? – с тревогой спросила рыжеволосая Майя. Джербер сделал ей знак умолкнуть. Потом прошептал на ухо: – Я не уверен, но мне кажется, будто в доме есть кто-то еще. Майя поднесла руку ко рту, сдерживая крик. Потом оба обернулись к Эве, которая по-прежнему вперяла в пустоту остекленелый взгляд. Майя не понимала, что происходит. Джербер знаком велел ей снова сесть на кровать под балдахином. А сам опять направился к девочке. – Ладно, забудь, о чем я просил тебя раньше, – приказал он, освобождая девочку от наложенных прежде уз: просьбы нарисовать портрет воображаемого друга. Пациентка медленно повернулась к столу, словно заводная кукла. Психолог поменял листок, лежащий перед Эвой, и снова расположил на нем ее руку с карандашом. – Теперь я хочу, чтобы ты нарисовала твою маму. Эва ничего не делала, наверное, не знала, как поступить. Джербер догадался, что девочка должна была сначала решить, не противоречит ли это распоряжениям, до сих пор поступавшим от подсказчика. Он не стал ее торопить. Потом дело пошло. Маленькая пациентка начала что-то набрасывать на листке. В доме могла прятаться только Беатриче Онельи Кателани, Джербер был в этом убежден. Какой там круиз на Барбадос: женщина даже не покидала имения. И скоро доктор узнает, как она выглядит. В то время как на белом листе начинали возникать черты, ночную тишину нарушил целый хор сирен. Джербер бросился к окну, Майя – за ним. Кортеж из трех автомобилей на полной скорости мчался к дому. Впереди многоцилиндровый «мерседес» темного цвета, за ним – две полицейские машины. Не успел психолог даже предположить, в чем причина столь неожиданного визита, как все три автомобиля миновали ворота и остановились на площадке у неработающего фонтана – заскрежетали шины, захлопали дверцы. Весь этот шум потряс Эву, рука с пастельным карандашом задрожала, стала выводить на листке каракули. Гипнотизер понял: все кончено. Он обратился к Майе: – Спускайся вниз и постарайся их задержать. Девушка смотрела на него, не понимая. – Что ты собираешься делать? – Мне хватит нескольких минут, – только и сказал он. Майя не стала задавать вопросов и пошла навстречу гостям, явно не миролюбиво настроенным. Джербер снова занялся девочкой. Забрал листок с каракулями, лежащий перед ней, скомкал его и положил в карман. Потом склонился к самому ее уху. – Теперь я открою тебе один секрет, – прошептал он еле слышно. 48 – Вы подвергаете несовершеннолетнюю несанкционированным медицинским процедурам, – заявил седеющий мужчина в темном костюме, когда Майя стала спрашивать, чем вызвано такое вторжение. А когда Джербер присоединился к ней на нижней площадке, тот человек, очевидно адвокат, уже размахивал срочным предписанием суда по делам несовершеннолетних. Темный холл огромного дома заполонили люди в форме, фонарики агентов рассеивали мрак. Четыре женщины средних лет следовали за юристом. Пока что они держались в сторонке и молчали. Психолог никогда не видел такой мобилизации сил правопорядка ради одного ребенка. Кто-то явно раздул инцидент. Кто-то очень влиятельный, подумал Джербер, вспомнив то, что говорил Гульельмо Онельи Кателани о людях, находившихся в сговоре с его бывшей женой. – Я доктор Джербер, и я не подвергал Эву никаким медицинским процедурам, – тут же выступил он в свою защиту. – Вечером я приехал помочь моим знакомым, поскольку думал, что из-за погоды они могут оказаться без связи. И действительно – у них отключилось электричество. – Он надеялся, что эту ложь не разоблачат. Майя Сало его поддержала: – Я попросила доктора Джербера остаться с нами на ночь. – У нас есть заявление от матери девочки, – внес свою лепту инспектор. Майя хотела было что-то ответить, но психолог остановил ее, бережно взяв за руку. Незачем говорить полицейскому, что Беатриче, возможно, сейчас где-то здесь, прячется в каком-то крыле необозримого дома. – Мать была полностью в курсе моих визитов, – возразил он. – Можете спросить домоправительницу, синьору Ваннини, которая живет в Сан-Джиминьяно, она подтвердит. Инспектор промолчал; возможно, у него не было достаточных оснований, чтобы их задержать. – После того как мы установим ваши личности, вы сможете отсюда уехать, – снизошел он. – А девочка? – яростно взвилась Майя. Глаза у нее засверкали. Джербер понял, что был не прав, сомневаясь в ней, считая ее соучастницей в этих махинациях. – У нее агорафобия, – сообщил он, имея в виду Эву, хотя и считал, что на самом деле расстройство является наведенным. – Она не может покинуть дом и, разумеется, не может оставаться одна. – Одна она не останется, – отчеканил седеющий адвокат, больше ничего не прибавив. Потом сделал знак четырем женщинам, которые тут же стали подниматься на верхний этаж. Даже не имея никаких улик, в эту секунду Джербер окончательно убедился, что перед ним люди, подстроившие ловушку, в которую он попал. Он чуть было не произнес в знак приветствия их девиз. Audire Discere Videre. Чуть позже Майе позволили в сопровождении двух полицейских подняться в ее комнату, чтобы собрать одежду и личные вещи: все это она как попало побросала в сумку. Ей даже не разрешили попрощаться с Эвой. Джербер ждал ее внизу, стоял на холоде рядом с «дефендером». Он был взбешен завершением этой ночи и огорчен тем, что не смог помочь маленькой пациентке, освободить ее от забравшего над ней власть призрачного ребенка. Этот призрак был искусственно внедрен в ее разум и подпитывался поддельными воспоминаниями и откровенным враньем. Если бы только Эва успела под гипнозом завершить портрет матери, она бы собственными глазами увидела подлинные черты воображаемого друга. Такое откровение развеяло бы чары, опутавшие ее разум и подавляющие волю. Раздумывая над этим, Джербер на миг поднял голову и устремил взгляд на огромное здание. Свечи на подоконниках превратили угасший дом в дом огней. Огонек плясал и за окном Эвиной комнатки. Рядом со свечой в руках стояла и сама девочка. Стояла молча, неподвижно, светлые волосы рассыпались по плечам. Их взгляды встретились. Психолог вспомнил, как в самом начале эти глаза показались ему ледяными. Теперь в них читалась немая мольба о помощи. Но он не мог ответить на этот призыв. Он больше ничего не мог для нее сделать. И тут Эва приникла лицом к стеклу. Приоткрыла рот и подышала на прозрачную поверхность, выпустив облачко пара. Потом стала рисовать, пальцем. Послание Пьетро Джерберу. Последнее перед тем, как расстаться навсегда. Психолог разглядел мордочку маленького зверька. Потом Эва нарисовала спинку, а на ней – иголки. Дикобраз обрел форму, потом быстро исчез, когда облачко испарилось. Но этого гипнотизеру хватило, чтобы понять, как выглядит мать девочки. 49 Он открыл входную дверь и прежде Майи вошел в квартиру, неся сумку с ее одеждой. Девушка следом за ним шагнула в темноту, не говоря ни слова. Она явно до сих пор была выбита из колеи. Джербер не хотел ехать с ней в гостиницу, оставить ее одну тоже не мог, поэтому предложил остановиться у него. Только на одну ночь, завтра он поможет ей найти другое пристанище. Он включил свет во всех комнатах, чего никогда не делал. С тех пор как Сильвия с Марко уехали, он завел привычку пробираться в темноте, по-кошачьи. Но сейчас ему хотелось, чтобы квартира ожила. Не была бы похожа на гробницу одинокого, раздавленного, негодного психолога в свободном падении. – Мне нравится у тебя, – сказала рыжеволосая девушка. Может быть, из вежливости. Хотя квартира и вправду была красивая, располагалась в историческом здании в центре Флоренции, и Джербер вместе с бывшей женой со вкусом ее обставили. Джерберу с трудом верилось, будто Майя не заметила беспорядка во всех комнатах и царящего повсюду уныния. Джербер уступил ей свою спальню. Выдав ей банный халат и чистые полотенца, улучил время, пока Майя принимала душ, и сменил простыни на супружеской постели. Пожелав ей спокойной ночи, хотя было уже три часа утра, сам пошел помыться.