– Твои любимые, правда? – спросил Джербер, желая показать, что он не забыл. – Твой отец всегда привозил мне их, когда возвращался на море из города, – подтвердила Аделе, намекая на то, что синьор Б. работал во Флоренции, а в Порто-Эрколе возвращался по вечерам. При упоминании об отце Джербер помрачнел. Мысль о том, что он может быть как-то связан с судьбой пятилетнего ребенка, ввергала его в самое глухое отчаяние. Было нелегко приехать сюда, купив сладости и цветы, и все время скрывать сердечную муку. Женщина поняла – что-то не так; она протянула руку и погладила его по щеке. – Пьетро, что с тобой? С самого детства Аделе умела проникнуть в тайные причины его горестей и даже умудрялась читать его мысли, точно они были написаны на лице. – Я приехал, чтобы спросить тебя кое о чем, – с усилием признался он. – Этот вопрос уже двадцать пять лет не дает мне покоя. – С того лета, когда ты упал с балкона, – тут же вспомнила Аделе. – И когда пропал тот бедный мальчик, – добавила она, и не было нужды разъяснять, о ком идет речь. – Я молюсь за него каждый вечер. Возможно, она – одна из немногих, кто не забыл о Дзено. То, что Аделе до сих пор препоручает малыша своим святым в раю, утешало Джербера. – Помню, отец в те дни вел себя очень странно. – Дома молчал, на людях был общительным, – заметила Аделе. – Но он всегда был таким. Никто лучше Аделе не знал о таком противоречии и о том, что это значило для живущих рядом с синьором Б., поскольку все происходило у нее на глазах. Никто из знакомых никогда не поверил бы, что человек способен так преображаться, переступая порог своего дома в том или ином направлении. – Ты права, – согласился Джербер. – Но после моего падения он изменился еще больше. Пьетро помнил странное беспокойство во взгляде отца. Сначала он думал, что старший Джербер боится после жены потерять и единственного сына. В самом деле, казалось, что синьору Б. трудно вернуться к прежней жизни и доверяться неведомому, которое таит в себе каждый новый день. Но может, было что-то еще, гораздо серьезнее. – Ночами я слышал, как он бродит по коридору: дойдет до моей двери и вернется назад, будто ему не хватает духу войти. Аделе наморщила лоб. – Зачем бы ему это делать? Ума не приложу. – Может быть, собирался сказать мне что-то, но потом передумывал… Действительно, годами Джербер думал, будто отец хотел спросить, что он видел или чувствовал в те тридцать секунд, когда сердце его остановилось после падения с балкона. Но теперь уже не был так в этом уверен. – Твой отец был хорошим человеком, – сказала Аделе, вытаскивая на свет божий припев, который Пьетро слышал годами, всякий раз желая возразить, крикнуть, что это неправда, что никто не знает этого человека лучше, чем его сын. – Если он ничего не сказал тебе, у него была веская причина, и я уверена: прежде всего он не хотел тебя огорчать. Кажущийся альтруизм отца Джербер не мог принять ни сердцем, ни памятью. Он прекрасно знал, из какого теста был вылеплен синьор Б. Но сейчас он пропустил недели, последовавшие за инцидентом, и вернулся в то июльское воскресенье, когда пропал Дзено: – Прошло немало времени, прежде чем жители района, включая семью Дзанусси, решили вызвать полицию. – Так часто случалось: детишки, играя, забирались далеко и долго не возвращались, – выступила в защиту взрослых Аделе. – Обычно все заканчивалось выговором и хорошей трепкой. Никто не думал, что на этот раз все обернется иначе. – Но прошло три часа, – мягко настаивал Джербер. – Что в эти три часа делал мой отец? – Только он один и твердил все время, что нужно немедленно сообщить в полицию, – вспомнила домоправительница, подтверждая то, что говорил по этому поводу Пьетро Дзанусси: ведь и старший брат малыша Батигола хотел того же. – Но никто его не слушал. Никто и никогда не думает о худшем, размышлял психолог. А в том случае все слишком заботились о том, чтобы не испортить себе каникулы. Так спасатели вытаскивают на берег труп утопленника, а люди на пляже продолжают загорать или развлекаться как ни в чем не бывало. Но воспоминание о том, как синьору Б. не терпелось предупредить силы правопорядка, вступало в противоречие с образом молчащего абонента, терзаемого запоздалым чувством вины. Или отец играл на публику, создавая себе алиби на всякий случай. – В то лето отец изменился, – сказал Пьетро. – Те события обрушились на него тяжким грузом, но, думаю, этого недостаточно, чтобы объяснить такие перемены. – Сын, побывавший на пороге смерти, и пятилетний ребенок, пропавший в его саду, – разве этого мало? – возразила бывшая домоправительница. Да, верно, но она не знала всего. Телефонный звонок, который Джербер слышал в своем уме, толкал его на поиски правды. Ведь таково было и желание синьора Б. – Наверняка случилось что-то еще, – стоял на своем он. Аделе покачала головой: – Я слишком старая, память меня подводит… Может, тебе стоит спросить у Ишио: ведь и он в тот день был со всеми. Несколько недель назад, когда ватага из Порто-Эрколе пыталась восстановить ход игры в восковых человечков, Джербер наблюдал, как кузен оторопело метался по саду. – Ишио помнит только, что мы в детстве называли это место садом оставленных надежд: если мяч попадал в заросли бирючины, было просто невозможно его отыскать. Женщина улыбнулась. – Хотя… – начала она, но не закончила фразу. – Хотя – что? – спросил Пьетро, понимая, что Аделе пытается что-то припомнить. – Через неделю или две после того, как пропал мальчик, я ездила в Прато на день рождения сестры. Обед с племянниками закончился раньше, чем предполагалось, и я сразу вернулась на виллу. Когда я приехала, где-то в пять часов вечера, в доме было тихо. Я пошла наверх и в открытую дверь твоей комнаты увидела, как твой отец сидит у кровати и смотрит на тебя, пока ты спишь… Заметив меня, он удивился. Сказал, что уже собирался тебя будить, но потом закрыл дверь. Джербер вдруг ощутил пустоту под ногами, пустоту внутри себя. Будто пол разверзся и он проваливается в глубину. Но не подал виду. Сама того не ведая, эта женщина только что предоставила ему очередной кусочек истории. Он чуть было не сказал, что сам синьор Б. и усыпил его в тот день. Но Пьетро, разумеется, не помнил, что тем летом отец провел с ним сеанс гипноза. Вот откуда взялся телефонный звонок, прозвучавший в его голове. 54 Джербер подозревал, что летом 1997 года синьор Б. тайком, исподтишка провел с ним сеанс гипноза, и теперь он в этой мысли укрепился окончательно. Именно так оно и было, убеждал себя Пьетро. Вдобавок ко всему призрачная трель телефона, вложенная в его подсознание в то время, когда все происходило, доказывала со всей очевидностью: отец хотел, чтобы в определенный момент своей жизни сын вспомнил прошлое. Иногда достаточно сильной эмоции, чтобы пробудить информацию, погруженную в сон. Вот почему этого не случилось прежде. События последних лет ввергли его в шок. А явившееся из небытия исчезновение Дзено Дзанусси довершило дело. Джербер гнал машину к центру, преследуя свое отчаяние. «Что ты натворил? – продолжал он допытываться у синьора Б. – Что ты сделал с тем бедным малышом? И что спрятал в моей голове?» Только в одном месте мог сохраниться след пресловутого сеанса на вилле в Порто-Эрколе. Поскольку синьор Б. всегда записывал разговоры с пациентами, искать следовало в личном архиве отца. Бегом вбежав в свой кабинет, Джербер тотчас же бросился в комнату, где среди джунглей из папье-маше отец гипнотизировал детишек, погружая их в атмосферу сказки. Пьетро включил свод со звездным небом и все цветные огоньки. Торопливо шагая по паласу, изображающему лужайку, направился к баобабу. Внутри огромного дерева хранился магнитофон и досье пациентов, помеченные одними инициалами, ради сохранения врачебной тайны. Они располагались в алфавитном порядке, но конкретный сеанс можно было найти и по хронологическому принципу. Поэтому Пьетро тут же принялся искать аудиокассеты, посвященные случаям, которыми отец занимался с июля по август девяносто седьмого года. Охваченный внезапным, неудержимым порывом, он бросал на ковер кассеты, которые его не интересовали. Он запыхался, дыхание прерывалось. Джербер знал, что ответ уже где-то рядом, но предчувствовал, что этот ответ не принесет облегчения. Возможно, даже затянет в новый водоворот. К счастью, Майи не было рядом и она всего этого не видела. Проглядывая записи за каждый день, он ожидал, что вот-вот наткнется на собственные инициалы. П. Дж. Ничего подобного. Наконец, одна аномалия вызвала недоумение. В папке без инициалов, датированной девятым августа, лежала пластиковая коробка, пустая. Кассеты не было. Синьор Б. никогда бы не допустил такой промашки. Разумеется, он это сделал намеренно. Пьетро упал на колени, сгорбился. Расплакался, опираясь на кулаки. Рыдания раздирали грудь, крупные горячие слезы капали на палас. Он ненавидел это место, но после смерти синьора Б. так и не собрался с духом, чтобы освободить комнату. И вот наказание за малодушие: его окружает ложь, которой отец опутывал детишек, чтобы проникнуть к ним в голову. Эта последняя мысль утешила его на мгновение. Осознав, какая фальшь его окружает, Джербер испытал нечто вроде озарения. В грустной истории Дзено Дзанусси был момент, когда фикция подменила собой реальность. Похороны, догадался Джербер. Когда друзья и знакомые что-нибудь клали в сундучок в память о мальчике, синьор Б. оставил там аудиокассету. 55 Порте-Санте – монументальное кладбище во Флоренции. Его основали в середине XIX века. Оно расположено внутри монастырских стен, построенных Микеланджело вокруг базилики Сан-Миниато. С такой высоты можно любоваться одним из самых впечатляющих видов старинного города. Даже ночью. Когда Джербер, стараясь не попасть на камеру видеонаблюдения, перелез через боковую калитку, он на мгновение остановился посмотреть на лучи прожекторов, освещающих башню палаццо Веккьо и купол Брунеллески. Панорама вселила в него присутствие духа: нелегко сознавать себя единственным живым в таком безлюдном месте. Он принялся бродить между надгробных памятников, пытаясь припомнить, где находится склеп семьи Дзанусси.