– За что? – Я во всём виновата. Он открыл глаза и сделал глубокий судорожный вздох. – Во всём, что случилось этой ночью в доме. Её голос прозвучал отчуждённо. – Вы? Это вы убили всех? – Нет. Я виновата, что впустила в дом Томпсона. Решила, вам будет интересно поизучать его. С него начался этот кошмар. Его злосчастный язык поднял муть со дна. – Барбара, я вас не понимаю. – И никогда не понимали. Она сделала шаг вперёд. – Очнитесь, Ванесса не была святой, а только лишь красивее моей дочери… Ещё шаг вперёд. – …Но и фермерский сын был вдвое моложе вас. Взгляд доктора упёрся в глаза Барбары. – Я покупала у фермера мясо для празднества – для вашей свадьбы. На обратном пути, проходя мимо сеновала, я услышала… там и прислушиваться не было нужды. Они не стеснялись. Это было самым аморальным, самым мерзким зрелищем, что мне доводилось наблюдать. Его грязные пальцы стискивали ей грудь, его длинный, как у скота, язык вторгался везде, куда хотел. Тело, которое вы так лелеяли и оберегали, как самое хрупкое, самое чистое и святое, на самом деле было отвратительным. Его лизало животное! В нём пребывал сатана! Барбара перешла на крик: – Проснитесь! Очнитесь, наконец, уже! Отложите работу и заметьте, просто обратите внимание, как душа в теле, которое вам противно, искренне ждала вас, нуждалась в вас эти годы… – Вы лжёте! – Ваша Ванесса была шлюхой! Доктор перегнулся через кровать, его вырвало прямо на пол. – Барбара, – произнёс он измученно, – прошу вас уйти. 3 Адам Карлсен опустился на пол у стены. Перед ним была дверь в комнату Урсулы. Осталось переждать совсем немного, и тогда жестокий ластик перестанет стирать людей в этом доме, как нарисованные фигурки. Они впятером отправятся через снежные пустоши, протопчут тропку по высохшему сердцу обезлюдевшего Соммердина, дойдут до ближайшего города, где в полицейском участке сообщат о четырёх трупах. Им придётся рассказать и о Ванессе. И если никто не захочет говорить, об этом расскажет Адам Карлсен. Потому что он уверен, что «фиалка» столкнула Ванессу с моста в реку полтора года назад. А теперь «фиалка» здесь, в этом доме. Страшно то, что ею может быть кто угодно. Доктор. Барбара. Урсула. Томпсон. Карлсен… Нет, он не настолько плох. Себя он мог исключить. Сознание его трезво как никогда. Несмотря на то что он сам говорил о безумии: когда человек безумен, то не осознаёт этого. Выходит, что совсем вычеркнуть он себя не мог. Ну хорошо. А дальше-то что? Он расскажет и об этом в полиции? Возможно. Но сначала он расскажет о ходячем горшке с фиалкой. Ещё поведает о красной краске на кисточке. Ещё о том, что от кого-то вечером пахло краской. Ещё что старый металлический вентилятор вдруг оказался рядом с камином, в комнате, где его быть не должно. А ещё… Свечное пламя дрогнуло, откуда-то подул ветерок. Карлсен прислушался. Шорох. Осторожные шаги. В щели под дверью мелькнула тень. Ручка осторожно повернулась, дёрнулась, затем ещё раз и вернулась в исходное положение. Из комнаты послышалось тихое всхлипывание. Карлсен медленно принялся открывать замок. – Фостер! Фостер! Дверь открылась. С лица Урсулы сошла улыбка. – Боюсь, это не Фостер, – в ответ прошептал Адам. – А где он? – изумилась женщина и по-птичьи наклонила голову. – Там же, где и раньше, – на улице. Урсула сжалась от ужаса. – Бедный мальчик! Давайте впустим его в дом! Он ведь замёрзнет! – Это исключено, он одет в шарф. Вы забыли? – Ах да. Значит, ему тепло? – Вне всяких сомнений, – сказал юноша. – Я хочу пить. У меня кончилась вода. – Я принесу. Адам хотел её запереть, женщина перепуганно схватила его за рукав. – Позвольте я с вами, а? И протянула очень тихо, шёпотом: – Мне так страшно! Карлсен сказал: – Ладно. Но только туда и обратно. Они спустились. Кухня была залита мраком, пропитана холодом.