Я буду удивлён сильнее. «…Но после его рассказа всё довольно легко встало на свои места. Оказывается, сначала художник по фамилии Россетти сделал эскиз пастелью, а затем написал саму работу на холсте. На эскизе натурщица держит в руках фиалку – символ любви и верности. Его натурщицей была жена его друга, с которой у него был тайный роман. К их сожалению, они не могли быть вместе. И чтобы сохранить свою любовь в тайне, на холсте художник изобразил любовницу с веткой ветлы. Ветла – символ печали и неутолённого желания. Ну? Теперь-то поняли?..» Томпсон понял моментально, чего никак не ожидал. Ветла? Может, он понял неверно?.. «…Вы всё верно поняли. Картина “Водяная ива”. Доктора любил Патрик…» Томпсон оторвался от чёрных слов на белой бумаге. Взглянул и ещё раз отметил, какими мягкими были тона нынешнего лета. Или они всегда такими и были, а он не замечал… Он вернул взгляд на письмо. «…В детстве его изнасиловал отец. Я не психолог, поэтому не берусь рассуждать о том, имел ли этот эпизод последствия, повлиявшие на чувства Патрика к доктору. Однако в семнадцать лет он влюбился в мистера Джейкобса. Для человека с целой бездной комплексов и страхов это было тяжёлой пыткой. Однажды он не устоял и попытался убить собственную сестру, подсыпав ей мышьяка. Попытка не удалась, и, возможно, он сожалел тогда о содеянном. Но к моменту, как появилась Ванесса, он окреп в желании быть с доктором и однажды решился…» Ради чего?.. «…И доктор снова был один. А Патрик был рядом, под его крышей. Он знал, что это всё, на что он мог надеяться в своей жизни…» Только ради этого? «…Украденная рубашка доктора, запрятанная в его шкафу подальше от чужих глаз… Как я сразу не понял!..» Снизу доносилось: – Я тебя обгоню! – Не обгонишь, я быстрее! Я как ветер! – А я как метеорит! Он летит быстрее ветра! «…Полагаю, что Барбара обо всём догадывалась. В конце концов, она мать и не могла не видеть нечто очевидное. За игрой в мяч Патрика не было рядом, но она в комнате присутствовала. Она, как я понимаю, поначалу не сообразила, что и к чему, но выкинутый мной “убийца”, а перед этим и “всплывшая” благодаря вам Ванесса – всё это засело в её голове. А когда она обратила внимание на картину Ольги в холле, то, должно быть, что-то вспомнила. Остаётся только предполагать. Я думаю, что она слышала, как Бульденеж рассказывал историю картины с ивой…» Томпсон перевернул очередную страницу. «…Пока она варилась в собственных мыслях, Патрик рубил дрова. Он слышал, как что-то упало. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь это ударился о карниз револьвер, закинутый вашим помощником, и который вы не поймали с первого раза?..» У Томпсона вырвался смешок. Да, глупо вышло. Но было слишком темно, а он не имел сверхспособности видеть во мраке. «…Я только потом сообразил: все эти скрипы, следы в гущу тьмы, всё это оставили ваши офицеры, которым вы должны были передать предполагаемые улики…» Верно. А ещё они периодически слышали крики, звон бьющегося стекла и хлопки. И каждый раз, пребывая в лёгком ужасе и холоде, когда они пытались подойти ближе и взглянуть, в чём было дело, их кто-то спугивал. «…После этого произошло, как я вижу, следующее. Патрик, рассерженный на Ольгу за то, что она так опозорила его перед доктором (эпизод с её обнажением), поднимается по кухонной лестнице на третий этаж, входит к Ольге и просит её впредь больше так не поступать. Наверняка Ольга нашла нечто малоприятное для ответа, чем спровоцировала дальнейшую ссору, и как следствие, рассердившись, Патрик схватил подставку для книг и ударил Ольгу по голове. Патрик уже убивал, поэтому знал, как вести себя дальше. Тело он выбросил в окно, чтобы считали, что Ольга просто выпала и ударилась о ставню второго этажа…» Томпсон ощутил рядом чьё-то присутствие. Он повернул голову. Стоял босоногий малец лет шести-семи в шортах, с узкими плечами и ворохом тёмных волос. Томпсон улыбнулся. – Привет. Мальчишка молча глядел на него. Ничего хорошего он явно не помышлял. Во всяком случае, Томпсон не назвал бы это выражение лица радушным. – Ты пришёл поиграть? – спросил он у малыша. Ничего не изменилось. У Томпсона не было конфет, чтобы угостить. Хотелось задобрить этого мальчишку, прогнать хмурость с его лица. – Дилан! Идём, милый! Хмурый Дилан в шортах побежал на мамин голос. Томпсон вернулся к чтению. «…Тело обнаружено. После этого – выход Барбары. Не думаю, что она обмолвилась хоть чем-то с Патриком. Полагаю, она действовала в одиночку в попытках отвести от сына всякое подозрение. И, чтобы сбить нас с пути, выкинула первый фокус – горшок с фиалкой. Трюк не удался. Я, благодаря наблюдательности, моментально его раскусил и объявил об этом на общем собрании после пожара…» Да, Томпсон помнил, как норвежец и его провёл. Хотя нет. Он его проверял. Ведь Томпсон сразу попал под подозрение… «…На том же собрании Сара заявила, что видела кого-то у гаража. Но окно её спальни не выходит к гаражу. Тогда Сара выкручивается, что видела из окна кухни. Но не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы распознать такую глупую ложь. Патрик сложил два и два и понял, что Сара была в комнате доктора. Возможно, он слышал, чем они занимались. Патрик уже не ждал месяцами, а действовал сгоряча. Подкараулив Сару после того, как она спустилась, измерив (безуспешно!) мне давление, он, должно быть, сообщил ей, что в ванне что-то есть. По всей вероятности, он нашёл оброненный гребень Урсулы и кинул его в воду. Сара наклонилась, чтобы достать его, в это время Патрик взял гипсовую голову и убил сестру…» Что это был за мир, в котором убивали ради любви, даже ради неразделённой! К чёрту вообще тогда любовь! «…Представляю, каково было Барбаре меж двух огней. Она знала убийцу и не могла его выдать. Но постепенно её собственные чувства стали прокладывать себе путь…» Томпсон нервно затянулся сигаретой. «…Бульденеж допустил ошибку, не сказав ничего сразу, а побежав на улицу. Перед этим мы с ним говорили об эскизах к нарциссам. Вне всяких сомнений, он вдруг вспомнил об эскизе Россетти к его картине с ивой. Ольга всегда советовалась с ним по поводу того, кому она подарит очередную работу. В случае с ивой она, скорее всего, намекала Бульденежу о некой тайной любви Патрика. Он, вспомнив об этом, побежал в сарай, чтобы проверить, не ошибся ли он, эта ли картина была подарена Патрику. И он, к несчастью, не ошибся…» Ясно-понятно.