— Я предоставлю тебе сразу трех женщин и рассчитываю получить больше той суммы, что ты платил Феликсу за нас с Дидоной. Эгнаций улыбается, но в его улыбке нет теплоты. — Если они понравятся нам в первый раз, поговорим о прибавке. — Он бросает взгляд на Филоса, который выложил восковые таблички себе на колени. — Ты ведешь все ее дела? — Я эконом Руфуса, — отвечает Филос. — Я делаю то, что от меня требуется. — Ты, наверное, видел этих женщин. Что ты скажешь? Достойны ли они той же цены, что и она? — Эгнаций игриво кивает в сторону Амары. — Не обращай внимания, — раздраженно произносит Амара. — Он просто шалит. — Сколько за нее заплатил Руфус? Или ее выкупил адмирал? За этими богачами не уследишь! Филос молчит, наступает неловкая пауза. — Ты ведь эконом, так? — не унимается Эгнаций. — Ты ведь, наверное, составлял и тот договор? Филос так крепко вцепился в восковые таблички, что у него, замечает Амара, побелели костяшки. — Шесть тысяч сестерциев, — говорит он. — Из которых мой господин отдал треть. — Так много! — неподдельно поражается Эгнаций. — Дорогая. — Он переводит изумленный взгляд на Амару. — Что ты такого сделала? — Довольно! — Амара чувствует, что Филос расстроен, но не понимает, чем именно. — Или я обижусь на то, что ты решил, будто за меня не попросят хотя бы восемь тысяч. — В твоем случае я бы ничему не удивился, — смеется Эгнаций. Амара тоже смеется, но не искренне, а лишь из вежливости. Взглянув на хмурого Филоса, Эгнаций вздыхает. — А он серьезный малый, да? Ты не думай, я ничего такого не хотел сказать ни про твоего господина, ни про адмирала. Филос натянуто улыбается. — Хорошо, — отвечает он. — Я ничего такого и не подумал. Я понял только, что ты можешь назначить цену совершенству. Попытка Филоса любезничать кажется Амаре наигранной, но Эгнацию его слова приходятся по нраву. Они проводят еще какое-то время, выпивая и беседуя: Филос в конце концов берет в руки бокал, но почти не притрагивается к содержимому. Стремление Филоса всегда быть начеку напоминает Амаре о Феликсе. Она снова пытается поднять цену — но безуспешно. Ей удается лишь выпросить у Эгнация бесплатных провожатых, чтобы женщины в целости и сохранности добрались до дома. Когда Амара и Филос собираются уходить, Эгнаций не зовет привратника, а сам провожает их до дверей и помогает Филосу зажечь масляную лампу, которая будет освещать им обратный путь. Кажется, Эгнаций неохотно расстается с гостями. Амара понимает, что ему, должно быть, одиноко. На прощание Эгнаций берет Амару за плечи и целует в обе щеки. — Кожа да кости, — говорит он. — Береги себя, милая. Твоему патрону наверняка хотелось получить побольше мяса за шесть-то тысяч. — Наоборот, — отвечает Амара. — Он любит именно таких женщин. Эгнаций усмехается, приняв слова Амары за кокетство и не догадываясь, что она имеет в виду ровно то, что говорит. Наконец Амара выходит на улицу, и Эгнаций запирает дверь. Смеркается. Амаре с Филосом придется поспешить, чтобы оказаться дома до темноты. Они идут по узкому переулку: Филос держит лампу на вытянутой руке, а Амара одной рукой опирается на стену, чтобы не оступиться в полутьме. Несмотря на все предосторожности, Амара все-таки спотыкается. — Будет надежнее, если я возьму тебя за руку, — говорит она. Филос молча замирает на месте. Даже в мерцающем свете лампы Амара видит, что он смущен. Точно так же Филос смутился, когда Эгнаций попросил его назвать сумму, отданную за Амару. — Если ты, конечно, не возражаешь, — растерянно добавляет она. — Не возражаю, — Филос подает Амаре руку. Она берет ее, и он притягивает спутницу к себе — намного ближе, чем та ожидала. Амара вздрагивает, ощутив тепло его тела. Они пристально смотрят друг на друга. Он вот-вот ее поцелует. Амара знает, что ей лучше отстраниться, что все это слишком рискованно. Но она только крепче сжимает ладонь Филоса, чтобы дать ему понять, что хочет его. Но Филос не целует ее. Он поворачивает напряженное лицо к свету. — Нам бы поторопиться, — произносит он. Домой они возвращаются молча. Глава 13 Любовь не уживается со страхом. Сенека. Нравственные письма к Луцилию В воздухе пахнет свежестью, в тенистых местах еще виднеются следы утреннего дождя. Амара с легким сердцем идет домой от Друзиллы. Они вместе позавтракали в атриуме под убаюкивающий шум дождя. Капли, падая в бассейн, оставляли на плитках едва заметные брызги. Примус тем временем носился кругами, таская за собой деревянную лошадку и изображая солдата. Друзилла настояла на том, чтобы отпраздновать успешные переговоры с Эгнацием сладким вином, которое, вероятно, и привело Амару в веселое расположение духа, наполнив теплом изнутри. Амара в тысячный раз прокручивает в голове вчерашний случай с Филосом, представляя, что он ее все-таки поцеловал. «Нет ничего такого в том, что я об этом думаю, — говорит она себе. — Ведь этого никогда не случится». Не доходя до своей улицы, она замечает на углу толпу. Люди сгрудились вокруг святилища, расположенного на перекрестке. От небольшого алтаря поднимается дым. Амаре придется присоединиться к собравшимся: если она пройдет мимо жертвоприношения местным ларам[8], ее дом постигнет несчастье. Амара встает с самого краю, чтобы какой-нибудь мужчина, воспользовавшись давкой, не стал ее лапать. Время тянется очень медленно. Роль жрецов в таких святилищах всегда отводится рабам или вольноотпущенным, которые наслаждаются каждым мгновением редкого общественного внимания. Амаре в нос ударяет резкий запах жженых перьев. В жертву, видимо, принесли голубя. Один из жрецов начинает петь, и Амара мельком замечает его лицо в море голов. Он очень молод и серьезен — чем-то напоминает ей Менандра. Воспоминание о первой любви ранит Амару, будто оно острее жертвенного ножа. Она видит лицо Менандра в ту минуту, когда разбился светильник, когда она уронила к его ногам подарок, который он сделал с такой любовью. В груди у Амары нарастает боль, она почти задыхается. Что бы она почувствовала, если бы на нее так посмотрел Филос? Амара с удивлением обнаруживает, что не может себе этого представить. Даже такое предательство вряд ли бы его поразило. Амара размышляет о том, каким непроницаемым становится лицо Филоса, когда с ним заговаривает Руфус. Она думает о том, что скрывается под этой маской спокойствия, и ее наполняет хорошо знакомое чувство. «Он раб, — повторяет она про себя, не забывая предостережения Друзиллы. — А я сбросила это ярмо». Толпа начинает расходиться. Амара прибавляет шагу и, минуя магазин тканей, пытается направить все свои мысли на Руфуса. К чему представлять на его месте кого-то другого? Уж лучше воспользоваться всем, что ей может дать тот, кого она выбрала, чем мечтать о том, кто может ее обесславить. Когда Амара подходит к дому, в дверях не оказывается привратника и она беспрепятственно проскальзывает в полутемный коридор. Ювентус сидит спиной к Амаре, глядя в сторону атриума, а не на улицу. Там, куда устремлен его взгляд, раздаются возгласы и смех. Амара выходит у Ювентуса из-за спины — и тот подпрыгивает от неожиданности. — Я все время был на посту, — заверяет он, оглядываясь на дверь. Амара ничего не отвечает: оплошность Ювентуса ее нисколько не заботит. У бассейна в атриуме разворачивается настоящий бой. К своему удивлению, Амара видит, что Филос и Британника сражаются друг против друга, размахивая деревянными ножами, с помощью которых британка учила Амару самозащите. Британника делает выпад, а Филос, чтобы уйти от удара, отскакивает в сторону, разбрызгивая вокруг воду. Британника смеется. — Ты умер, — кричит она. — Я тебя уже десять раз убила! — Но я ведь до сих пор на ногах? — возражает Филос, скрываясь за колонной от очередного удара британки. — Ты даже не пытаешься меня задеть, — восклицает Британника, схватив Филоса за отворот туники и приставив к его шее деревянное лезвие. Филос поднимает руки в знак того, что сдается, и оба они заходятся заразительным смехом: вслед за ними смеются и Амара с Ювентусом. — Что у вас тут? — спрашивает Амара, делая шаг вперед. — Снова уроки по самообороне? — Амара! — Рот Британники растягивается в улыбке, обнажающей выбитые передние зубы. — Этот твой человек ни на что не годится! — Думаю, ты слишком сурова ко мне. — Филос высвобождается из хватки Британники. До Амары доносится смешок Ювентуса. Привратник что-то кричит Филосу на их общем наречии. Филос, закатив глаза, отвечает ему непонятной для Амары фразой. Затем он переводит взгляд на Амару, будто не желая, чтобы она чувствовала себя лишней. — Я сказал, что это не то же самое, что проиграть обычной женщине. Британника бросает свой нож Амаре и отбирает второй клинок у Филоса. — Смотри, даже она убивает лучше, чем ты. — Не сомневаюсь, — отвечает Филос. — Только не сейчас. — Амаре вовсе не хочется драться при зрителях. — Если не будешь пытаться, то и не научишься, — говорит Британника. — Давай, я отвернусь, а ты попробуй незаметно задеть меня. — Постой-ка, — вмешивается Филос, — для меня ты таких поблажек не делала! Так бы у меня могло что-то получиться. — Мужчинам так нельзя, — отрезает Британника. — Нечестно. — Затем она поворачивается к Амаре. — Ну давай. Чувствуя себя ужасно глупо, Амара несколько раз пытается подкрасться к Британнике, но каждая новая попытка оказывается хуже предыдущей. Амара понимает, что Филос и Ювентус наблюдают за ней без особого восторга. Британника нетерпеливо фыркает. — Повторяй за мной, — говорит она, становясь перед Амарой. В ее голосе не осталось и намека на смех. Британника коротко взмахивает ножом, словно хочет нанести удар Амаре под ребра. — Бей первая, — произносит она. Амара, не сводя глаз с лица Британники, подражает ее движениям. — Бей первая, — повторяет она за британкой. Британника притворяется, будто вытаскивает лезвие из раны в груди у Амары. — Всегда вынимай оружие. — Всегда вынимай оружие. Британника с головокружительной скоростью поднимает руку в смертоносном движении, и, хотя Амара ожидала удара, острие ножа внезапно оказывается приставлено к ее горлу. — Второй удар самый сильный. — Второй удар самый сильный. — Амара подносит свой нож к шее Британники.