Она валится на руки сопернице, словно получила смертельную рану, и Амаре приходится опускать ее на землю. — И помни: либо он, либо ты. — Либо он, либо я, — выпаливает Амара, трясущимися руками поддерживая обмякшее тело подруги. Наконец она укладывает Британнику на мозаичный пол. — И если ты мертва, ты ничто, — произносит Британника, глядя на Амару. — Если ты мертва, ты ничто. От этих слов по спине пробегает холодок. У Амары в голове возникает образ раненой Дидоны, лежащей на руках у Британники. Британка с волчьим оскалом на лице вскакивает на ноги. — Вот видите, парни, — обращается она к Филосу с Ювентусом, которые молча наблюдают за происходящим. — Так женщина убивает мужчину. Британника проходит через атриум и, перешагивая длинными ногами через две ступеньки, поднимается на второй этаж. Вскоре наверху захлопывается дверь, ведущая в ее комнату. — Повезло, что она всего лишь загнала тебя в бассейн, — говорит Амара Филосу. Тот молчит. Ни он, ни Ювентус не отводят от Амары глаз. Она понимает, что по-прежнему сжимает в руках деревянный нож, поигрывая им, как настоящим кинжалом. Амара опускает оружие. — Ну что же вы! — взывает она к обоим мужчинам. — Это же наша Британника! — Постараюсь об этом не забыть, — отвечает Филос, — если она однажды решит вот так ко мне подкрасться. Амара с легким беспокойством поднимает взгляд на балкон, где за закрытой дверью скрывается Британника. Она вспоминает, что Виктория говорила о британке: «Дикарка». — А где остальные? — спрашивает Амара и наклоняется за вторым ножом, зная, что это обязанность Британники. Рабыня не слишком прилежна, когда дело доходит до домашних работ. — Репетируют в саду, — отвечает Филос, забирая у Амары деревянные ножи. — Куда их?.. — Будь добр, убери их в сундук в таблинуме. — Амаре вдруг становится не по себе оттого, что Филос стоит так близко. Она смущается при мысли о воображаемых поцелуях, которыми все утро награждала Филоса. Амара уходит в сад, полный солнечного света. На скамье, попивая вино, раскинулись Виктория, Феба и Лаиса. — Амара! — Виктория прикрывает глаза от солнца, чтобы лучше видеть подругу. — Мы пьем в честь нашей новой концертной программы. — Чудесно, — отвечает Амара, вспомнив, как они долгими часами репетировали в духоте Феликсова чулана. — Можно послушать? Виктория, вскинув брови, поворачивается к флейтисткам. — Ну конечно! Мы с удовольствием. Феба с Лаисой усмехаются. «Феликс бы такого не потерпел», — проносится в голове у Амары. Ей тут же становится стыдно за такое сравнение, хоть она его и не озвучила. — Садись вот здесь. — Виктория широким жестом указывает на скамью. Сама она неспешно подходит к фонтану, а флейтистки становятся по обе стороны от нее. Все трое принимаются легонько покачиваться, изгибаясь, как тростник на ветру. Феба и Лаиса начинают играть. Амара сразу узнает мелодию. Виктория напевала ее в борделе. Пела она ее и Феликсу, когда он впервые попросил ее остаться наверху — наутро после убийства Симо. Голос Виктории переплетается со звуками флейт, заводя берущую за душу и даже жуткую песню — плач женщины, которую покинул возлюбленный. Виктория танцует: покачивая бедрами, она опускается почти до самого пола и поднимается вновь. Феба и Лаиса исполняют похожие движения, и Амара вдруг понимает, что тоже раскачивается, сидя на скамейке. Ей вспоминаются их выступления с Дидоной, которые, однако, не идут ни в какое сравнение с тем, что она видит сейчас. Откинув голову, Виктория вытягивает руку перед собой, словно кого-то манит. Жест этот кажется таким естественным, что Амара оборачивается и, к своему изумлению, видит на другом конце сада довольного Руфуса. Амара холодеет при мысли о том, что он вполне мог стать свидетелем совсем другой сцены — ножевого боя в атриуме. Улыбнувшись Амаре, Руфус усаживается рядом с ней. Они вместе дослушивают песню до конца. — Прекрасно! — восклицает Руфус. — Это девушки Друзиллы? — спрашивает он, указав на флейтисток. — Да, — отвечает Амара. — Надеюсь, ты не против того, чтобы большую часть времени они проводили здесь. Я хочу немного помочь Друзилле, ведь мы с тобой тоже можем пользоваться их услугами. Но только если ты не возражаешь. — Конечно нет. — Руфус кладет ладонь Амаре на колено. — Не тревожься, моя беспокойная пташка, я помню, что ты спрашивала у меня разрешения. Съежившись от прикосновения патрона, Амара чувствует, что вся ее непрочная власть над Фебой и Лаисой испаряется быстрее, чем лужи от апрельского дождя. Руфус целует Амару в шею. Присутствие рабов его никогда не смущало. Когда Амара приходила к нему домой, он был готов овладеть ею еще до того, как Филос или Виталио успевали выйти из комнаты. Амаре, напротив, под взглядами других женщин становится неловко. — Думаю, нужно дать девушкам спокойно порепетировать, — говорит она, поднимаясь со скамьи. — Как скажешь, милая. — Руфус берет Амару за руку и вслед за ней уходит из сада. Оказавшись в своих покоях, Амара просит Руфуса подождать ее у спальни: она хочет переодеться в любимое им платье из прозрачного шелка. Руфус покорно вздыхает. Он только рад тому, что Амара хлопочет, чтобы его ублажить. Закрыв за собой дверь, Амара спешно раздевается, набрасывает шелковый наряд и принимается рыться в дешевой плетеной корзинке, которую хранит в бельевом сундуке. Корзинка доверху набита густой прокипяченной овечьей шерстью — это средство Амары против беременности. Она берет горсть шерсти и, морщась от боли, как можно глубже засовывает ее в свое тело. Затем бросается открывать дверь. — Моя красавица, — целует Амару Руфус. Он ведет ее к кровати, даже не подумав закрыть за собой дверь. Амара неспешно демонстрирует Руфусу излюбленные им умения. С тех пор как они поссорились после ужина с Гельвием, Амара уже много раз оставалась наедине с патроном, и он был к ней неизменно нежен. Он даже казался ласковее, чем раньше. Время от времени Амара думает, что события того вечера ей привиделись, что память представляет их в искаженном свете, что она неверно истолковала намерения Руфуса и что он, конечно, ни к чему ее не принуждал, но, как бы Амара ни пыталась себя обмануть, тело все помнит. Когда Руфус обнимает Амару, у нее до боли быстро бьется сердце и крутит живот. Она притворно стонет от желания, движется, распаляя Руфуса, и когда он наконец охвачен страстью и тяжело дышит ей на ухо, то Амара широко открытыми глазами смотрит в потолок. Она пытается закрыться от реальности, представляя себя где-нибудь в другом месте. Думает о Филосе, воображает, как Британника гоняет его по бассейну. Слышит его смех. Вспоминает, как он тогда сжимал ее ладонь на улице. Как он смотрел на нее, когда она взяла его за руку. — Я люблю тебя, — неожиданно для себя шепчет Амара. — Я тоже тебя люблю, милая, — отвечает Руфус, хотя это признание было предназначено не ему. Он слезает с Амары и нежно целует ее. — Моя милая пташка. Амара улыбается. Ей приходилось улыбаться куда большим мерзавцам, а от расположения этого человека зависит ее безбедная жизнь. Руфусу угодить намного проще, чем Феликсу. «И я ему не принадлежу», — напоминает Амара самой себе. Она нежно проводит пальцем по щеке Руфуса, словно всегда мечтала видеть перед собой именно его лицо. — Я так рада, что Гельвий победил на выборах, — говорит она. — Тебе, наверное, очень приятно. Руфус удовлетворенно вздыхает. — Да, это большое облегчение. Отец вложил в его помпезную кампанию огромные деньги. И кучу времени! — Ладонь Руфуса скользит по телу Амары к ложбинке между ребрами и выпирающей тазовой костью. — Какая же ты крошечная, — говорит он с нежностью. — Мой воробышек. Амара вспоминает, как изгибается ее рука, когда она заносит нож в сокрушительном ударе, которому ее научила Британника. «Не такая уж я и маленькая», — говорит она про себя. Но сердце по-прежнему бешено бьется, пока пальцы Руфуса сжимают ее талию. Амара всегда понимала, как сильно Руфус может ей навредить, ведь он волен сломать ей жизнь или спасти ее. Но горькое возмущение против его могущества проснулось в Амаре совсем недавно. — Что же случится теперь, во время Флоралий? — спрашивает она. — Ну конечно! — Руфус, встрепенувшись, порывисто садится в постели. — За этим я к тебе и пришел. А ты меня отвлекла — с этими словами он целует ладонь Амары. — Я все устроил, и в день представления вы с Друзиллой возглавите шествие к театру. — Правда? — потрясенно спрашивает Амара. — Это общественное признание… — Она не решается договорить эту фразу. — Твоей роли в моей жизни, да, — отвечает Руфус. — В этот день я не смогу быть рядом с тобой, любимая. Мне придется остаться с родными. Но все вокруг поймут, кто ты и почему ты здесь. — Он наклоняется, чтобы снова поцеловать Амару. — Все поймут, что ты моя. — Ах! — с искренним наслаждением выдыхает Амара. Она так и видит, как они с Друзиллой стоят на усыпанной цветами дороге, возбуждая в собравшихся зависть и восхищение. Амара целует Руфуса в ответ, на этот раз с большим чувством. — Разве я могу быть чьей-то еще? Руфус улыбается, любуясь ее обожанием. В порыве притворной преданности Амара кладет голову ему на грудь, чтобы не смотреть в глаза. Глава 14 Мне ж остается на милую лишь любоваться, Пока наслаждаться ей будет кто-то другой. Овидий. Любовные элегии, 1.4 Виктория, подняв брови, ловит взгляд Амары, но та не обращает на подругу внимания. Да, Амару тоже раздражает надменный тон Друзиллы, но не строить же у нее за спиной гримасы! Виктория, кажется, не понимает, как устроена иерархия куртизанок, и по-прежнему мыслит бордельными категориями. В столовую с улицы проникает горячий воздух, напитанный ароматом мяты, что сушится на солнце. Сад Друзиллы всегда наполнен любимыми растениями Венеры: розой, мятой и миртом. Друзилла раздает наставления Фебе и Лаисе, советуя, где им лучше встать. Столовая в доме Друзиллы не такая просторная, как у Амары, но из нее можно выйти прямо в сад, и поэтому ужин было решено устраивать здесь. К тому же у Друзиллы больше спален, а это станет важным после того, как с едой будет покончено. — Значит, мне достается Квинт? — спрашивает Виктория, от скуки притопывая ногой. — Несмотря на то что он твой суженый? — Он мой патрон, — отвечает Друзилла, не глядя на Викторию. Она слишком занята тем, что поправляет тунику Лаисы. — Я развлекаю его самым разным образом. — Амара будет с Руфусом, девочкам придется трахаться с двумя другими хахалями, которых ты пригласила, а мне достается Квинт. На этом мужчины кончаются. А что насчет тебя? Тебя никто не захотел? — Виктория говорит легким тоном, будто бы в шутку, но Амара внутренне сжимается от страха, что Друзилла оскорбится. — Меня? — Друзилла удивленно вскидывает брови идеальной формы. На щеках от улыбки появляются ямочки. — Я та, кому платят. Та, кто сама выбирает себе любовников. Мне не приходится ублажать мужчин по указке другой женщины. Амара не припомнит, чтобы кто-то когда-либо превосходил Викторию в язвительности. Виктория молча встряхивает волосами, будто слова Друзиллы ее совсем не трогают. — Думаю, Руфус после ужина захочет пойти домой, — Амара решает сменить тему разговора. — На всякий случай в твоей старой комнате навели порядок, — говорит Друзилла. — Полагаю, трое других мужчин останутся здесь, на диванах, чтобы разделить женщин между собой. Но это случится уже после того, как мы с тобой уйдем. Амара от такого превознесения со стороны Друзиллы заливается краской, хотя ей приятна эта перемена в собственном статусе. — Ты ведь не будешь против, правда? — спрашивает Амара у Виктории, беспокоясь о подруге. — С чего бы мне быть против? — Виктория встает и уходит в сад. Амара видит, как она остановилась у фонтана, спиной ко всем. Амаре хочется подойти к Виктории, но, усомнившись в правильности такого жеста, она решает этого не делать. К тому часу, когда появляются гости Друзиллы, сад уже успел погрузиться в тень, а воздух — остыть. Виктория с флейтистками, не вхожие в узкий круг, выступают в саду, а четверо мужчин, приветствуя друг друга, тем временем устраиваются в столовой. Они все — ровесники, все — богатые сыновья влиятельных людей, знакомые с отрочества. Квинт самый напористый из всей компании, но Люций — самый привлекательный: у него чувственные, почти женские губы и блестящие от масла черные волосы. Амара с грустью вспоминает, как бывала на пирах у Друзиллы вместе с Дидоной, любовником которой тогда был Люций. Теперь он разглядывает Фебу и Лаису — наверняка решает, кто ему больше по душе.