– Женщина! – Хусейн резко поднял руку с раздвинутыми пальцами. – За такие речи на моей родине ты сразу лишишься головы. Или будешь забита камнями. Лиз ничуть не смутилась. – Ваши обычаи для меня – тёмный лес. Теперь вы понимаете, почему я не подхожу Марису? – ей хотелось добавить «а он – мне», но Лиз благоразумно сдержалась, понимая, что этот аргумент не будет иметь никакого значения для Хусейна Лалие. – Отпустите меня! – настойчиво повторила она. Хусейн невозмутимо расставлял шахматные фигуры, вырезанные с редким мастерством из дорогих пород дерева, на поверхности столь же уникальной доски. – Ты на этих же струнах сыграла несколько месяцев назад с его матерью, не правда ли? Старик усмехнулся, поймав полный изумления взгляд Элизы. – О да, Омар мне рассказал, что его мать помогла тебе бежать из его шведского дома. Но насколько хорошо эта женщина понимала, что это не она управляет тобой, а ты – ею? Элиза прямо взглянула ему в глаза: – Лаймен придумала прекрасный план. Я не стала говорить, что он созрел у меня первой. Хусейн прикрыл глаза в молчаливом одобрении. – За день до этого Маржан, смотрительница моих домов, заключила договор о покупке слуг у Лаймен Сторон… Соторон… – Стронберг, – машинально поправила Элиза. Хусейн Лалие кивком выразил свою благодарность. – Да, верно. Маржан располагала чёткими указаниями, каких слуг ей приобрести. – Иными словами, Марис шёл на шаг впереди каждой из нас. – Мой сын знает, когда следует поменять наживку и декорации. Он – великий охотник, мой Омар, – ни один отец так не гордился своим родным сыном, как Хусейн Лалие – Марисом Стронбергом. – Такой дичи, как я, ему ещё не попадалось, – со злобой проговорила Лиз. – Я выверну его шкуру наизнанку… Старый араб смотрел на неё со странным выражением в глазах. Лиз могла бы поклясться, что это восхищение, если 6ы не знала, что подобного чувства к женщине Лалие не испытает никогда. – Ты не покинешь сердца Омара, северный цветок Феризат. Я хочу, чтобы ты родила ему сына. – А! – язвительно откликнулась Лиз. – Так я уже нечто большее, чем просто сосуд, в котором растёт ребёнок, неизвестно как туда попавший? – Прости меня, – смиренно проговорил Хусейн, повергнув девушку в новый шок. Старик Лалие извиняется? Тот, кто мог бы приказать горам прийти к нему на поклон – и горы бы зашевелились, просит прощения у простой смертной? От чудовищного ощущения неловкости она побледнела. – Ну, Стронберг, ты мне ответишь и за это, – пробормотала шведка. – Я прошу вашего позволения вернуться в мой лен последний раз, – Элиза не смотрела на Лалие, и речь её звучала отрывисто. – Я хочу домой. – Ты не можешь уехать. Никто не может покинуть дом, пока не покажет стражникам моего кольца, – Хусейн погладил свои унизанные драгоценностями пальцы, – дающего разрешение на выезд. – Любое из них? – не отрывая глаз от колец, уточнила Элиза. Араб еле заметно кивнул: – Любое, – его пальцы снова обняли головку белой шахматной королевы, играя с ней. – Лучше отдохни, дитя моё. Омар недавно уснул, пойду и я последую его примеру. Мальчик, наверное, проспит до полудня… Сохраняя всю свою величавость, Хусейн Лалие выплыл из комнаты, всё с той же белой королевой в руке. Лиз проводила его взглядом. Всё, ушёл. Теперь, когда он перестал контролировать каждое её движение, можно вести себя, как ей хочется. Поставив локти на шахматный столик, Лиз оперлась подбородком о ладони, сложенные чашечкой, и долго тупо смотрела на скопление фигур – Хусейн составил их все вместе. Так, с собаками встречаться ей больше не хотелось, а вот снова увидеть знакомое милое лицо Андреса… За это Лиз готова была отдать многое. Эту порочную игру Стронберга пора было прекращать. Но для начала она должна выбраться отсюда. Кого просить о помощи, если оба хозяина дома – и старый, и молодой – отказали ей? Рейхан скорее отрубит себе правую руку, чем поможет ей в деле побега. С жёнами Хусейна Элиза практически перестала общаться, да и какая польза от таких же узниц дома, как и она? В этих фигурках было что-то странное. То ли чего-то не хватало, то ли, наоборот, появилось лишнее. Лиз не играла в шахматы, но всё же подозревала, что массивный золотой перстень с рубином не являлся обязательной частью резной фигурки с острием наверху. Хусейн забыл одно из своих колец! Схватив перстень, Лиз зачарованно уставилась на полыхающий внутри красного камня густой огонь. Вот он, пропуск к её свободе! Лиз вскочила. Нет, подожди, не радуй охотников, не беги так резво в расставленную тебе ловушку. Хусейн Лалие отнюдь не глупец и не оставил бы здесь случайно перстня сразу после их разговора о волшебных свойствах колец. Он не мог открыто позволить ей уехать, но хотел этого и тайком намекнул… Лиз в сомнении покусала нижнюю губу. А что, если это ловушка? Ловушка? Ну и подумаешь! Неужели Марис, если поймает на очередной попытке к бегству, убьёт её? Выпавшим шансом следует воспользоваться. Два часа спустя Элиза Линтрем, позволив служанке доложить о себе, входила в гостиную, где её ожидала Лаймен Стронберг. По приглашающему жесту хозяйки дома гостья присела. Обе молчали, не испытывая в словах нужды. Они были похожи на двух молодых хищниц, обнюхивающих друг друга и ещё не знающих, будут они дружить или станут смертельными врагами. – Госпожа Лаймен, – Элиза Линтрем почти не моргала, глядя на строгое лицо хозяйки, – я приехала, чтобы рассказать вам одну вещь. И даже не одну. Просто правду. Я не жду, что вы поверите мне с первого раза. Но проверить мои слова будет легко: если ваш младший сын появится в этом доме до вечера… Марис и Хусейн встретились на галерее около трёх часов дня. – О, это вы, отец! – Марис вздрогнул от неожиданности, когда Хусейн Лалие дотронулся до его плеча. – Простите мою неблагодарную невнимательность. Мои мысли далеко унесли меня. – Ты хорошо отдохнул, 'ibn? – Хусейн смотрел на него ласково, более снисходительно, чем Марис, как он считал, того заслуживал. Сын еле заметно улыбнулся. – Мне больше понравился бы дневной отдых, если 6ы рядом была моя жена. Но она ускользнула, и теперь… – Она ещё не жена тебе, Омар, и имеет право выбора. Губы Омара Лалие немедленно упрямо сжались. – Я всего лишь дал ей время, чтобы привыкнуть. Хусейн рассматривал его своими печальными тёмными глазами. – Как выбирать птице, дверца клетки которой всегда закрыта? – Так, – Омар устало провёл по лицу рукой. – Похоже, «птичка» успела напеть вам свою райскую песенку. – Она мне понравилась. – Естественно. Лиз ничего не делает просто так. Что она получила от вас, отец? Хусейн не стал упрекать сына за грубый тон вопроса. – Я забыл запереть дверцу, – просто сказал он. Марис с шумом выпустил воздух сквозь сжатые зубы. – Понимаю. И в направлении какой стороны света вы забыли её закрыть, отец? – Девушка вернулась в свою деревню. Кончиками пальцев Марис потёр лоб: – Да, конечно, куда ещё она могла отправиться… Но с её стороны глупо искать помощи у Лаймен Стронберг. – Ты не послушаешь свою мать? – Не в этом вопросе. Лиз мне необходима, я намерен жениться на ней. У вас будут замечательные внуки, отец: упрямые, как викинги, но столь же доблестные. – Берсерки, – тихо проговорил Хусейн, вспомнив слово, обозначавшее безумных и свирепых скандинавских воинов-волков. Марис встал. – Возможно. Собственный брат с семи лет называл меня хёвдингом – предводителем разбойничьей шайки, – он криво усмехнулся. – Боюсь, я был шумным ребенком, отец… – Раймонд первый дал ему прозвище «хёвдинг», – со слабой ностальгической улыбкой на губах рассказывала Лаймен. – Целыми днями они пропадали где-то в округе, играя в разбойников и понарошку грабя проезжающих. Им нравилось быть хозяевами лена… – Потом Раймонд перестал играть, – добавила сидевшая рядом Элиза. – Он начал грабить и насиловать совсем не ради игры. Лицо старшей блондинки помрачнело. – Ты не должна так говорить о Раймонде. Он – мой сын. – И тот, второй, тоже. – У «второго» есть имя. Как 6ы ты ни относилась к нему, его зовут Марис, Марис Стронберг. – Может быть, – Элиза пожала плечами. – Или Омар Лалие.