– Ничего. Куда-то спрятался, гаденыш. – Да ладно, оставь. Сейчас здесь все вспыхнет – ему не выбраться. Дверь хорошенько запрем, так что он никуда не денется. Нерешительное сопение, затем бандиты уходят. Время идет, а Алеша не решается выбраться из сундука. В доме тишина. Становится трудно дышать, дым проникает даже сюда. Алеша пытается открыть крышку сундука, но она кажется слишком тяжелой. Он кашляет, не хватает сил. Слезы крупными каплями стекают по его щекам. «Папа! Мама!» – срывается с его губ душераздирающий крик, и он теряет сознание… …Лицо Костика Абрамовича все ближе и ближе… А может это и не Костик вовсе? Длинные волосы, бледное лицо покойника… еще ближе. Провал… …Алексей в темноте, полной темноте и тишине. И в этой темноте все отчетливее и отчетливее проявляется лицо Лизы, любимое, дорогое, родное лицо… Он протягивает к ней руку, а она ускользает и ускользает. А в глазах укор. Сердце разрывается на части от ее холодности, ему удается поймать ее за руку, потянуть к себе и… опять темнота и пустота… душно, жарко… …Гостиная пылает в огне. Пламя лижет мебель, стены, полы. Мертвый отец, которого развязали бандиты перед уходом, будто просто сидит на стуле посреди окружающего его огня. На лестнице мертвый бандит, поблизости мать. Его тянет именно к ней. Алексей приближается, и тут раздается душераздирающий детский вопль. «Папа! Мама!» Женщина пошевелилась. «Мама!» – повторил с надеждой Алексей. Она открыла глаза и попыталась приподняться. Под ней расплывалась лужа крови. Перевернувшись, она провела рукавом по окровавленным губам и со стоном поползла к мужу. Затем все-таки поднялась на ноги и добралась до него. Попыталась оттащить от огня. – Петя! – прошептала она. – Петенька! Но он был уже мертв. Склонив его безжизненную голову к своей груди, она отчаянно застонала. – Прости, я ведь предчувствовала, я знала… – Она поцеловала его в лоб. – Мы скоро будем вместе. Я обещаю… Она аккуратно опустила его на пол и стала пробираться к лестнице. Ступеньки давались ей с трудом. На верхней она остановилась и закрыла глаза. «Лёшенька, сынок, – мысленно позвала она. – Отзовись, это я, твоя мама». Повинуясь какой-то неведомой силе, она побрела на чердак. Искать, искать, искать… Сундук она открыла с трудом, из последних сил. Сознание туманилось, но нужно спасти сына. Она погладила его по голове, затем потянула за руку. – Лёшенька! Он открыл глаза. – Мама! – беззвучно пошевелил он губами и крепко обнял. – Скорее, мальчик мой, скорее пойдем! – Она видела, как замаралась ее кровью его ночная сорочка – хорошо, что он этого не замечает, не нужно ему пугаться. Она потянула его к чердачному узкому окошку. – Помоги мне открыть! Алеша помог матери открыть тугую створку. Она привязала бельевую веревку к ножке старой кровати, другой конец обмотала вокруг его тельца. – Поторопись, мой малыш. С тобой будет все хорошо, – шептала она сыну. Затем крепко обняла на прощание. – Вылезь в окно. Я спущу тебя на крышу сарая. Затем ты должен отвязать веревку и прыгнуть в стог сена на телеге, что во дворе. Не бойся, у тебя все получиться, я знаю. Меня не жди… я должна быть с папой. Я тебя очень люблю и всегда буду с тобой. – Она опять обняла его и поцеловала. – Давай. Мальчик впервые в жизни послушно последовал указаниям. Он залез на ящик, затем протиснулся в узкое окошечко и свесился вниз, а женщина, мгновение помедлив, стала спускать его вниз. Он снизу вверх смотрел, как отдаляется от него лицо матери. Аршин за аршином, и вот он коснулся ножками крыши сарая. Как только это случилось, веревка ослабла, раздался глухой стук наверху, будто упало что-то. Алеша, отвязав веревку, посмотрел вверх и застыл на месте в надежде, что вот-вот он увидит лицо матери. По его щекам бежали слезы. Затем он развернулся и подошел к краю крыши. Прыжок – и он оказался в стогу сена. Выбрался. Посмотрел на пылающий дом. Где-то вдали горели еще несколько зданий. «Беги!» – прозвучал в его сознании голос матери, и он побежал. Бежал до тех пор, пока детские ножки не донесли его до берега реки, и он обессиленный упал на землю. Мальчик долго беззвучно рыдал. В городе слышались шум, крики, вопли. Он посмотрел в ту сторону. Ветер быстро разносил огонь с одного здания на другое. Город пылал. Пламя, пламя, пламя. Даже в глазах мальчика отражалось пламя, поедающее город и уничтожившее самых дорогих ему людей… …Лиза! Лиза повернула его к себе, заглянула в глаза… Лиза! Как легко стало дышать! Она взяла его за руку и потянула за собой… Пальцы выскользнули… Алексей вздрогнул и проснулся. Рядом сидела, поджав под себя ноги, старуха-бурятка со сморщенным, как сушеное яблоко, лицом. Алексей закрыл глаза, мучила ужасная головная боль, затем вновь посмотрел на нее. – Вот и хорошо, – произнесла старая бурятка, трогая его лоб. – Наконец-то жар спал. – Она протерла его лицо мокрой тряпкой. В нос ударил запах спирта. – Что это? – спросил Алексей охрипшим голосом. Старуха засмеялась. – Как что? То, что я прописала! – проскрипела она. – Как я здесь оказался? – спросил Алексей, пытаясь приподняться, но резкая боль в груди вновь приковала его к лежанке. – Сколько вопросов! – заметила недовольно бабка, наблюдая за его неудачной попыткой. – Все потом, а сейчас вот давай поешь. Она поднесла к его губам чашку, но Алексей отвернулся. – Как я здесь оказался? – повторил он настойчиво и грубо. – Хара барнааг58! – выругалась старуха, но быстро успокоилась. – Если упрямишься, значит духом силен – быстро поправишься… Галсан привез тебя ко мне. Вовремя. Успела тебя спасти. Ешь. Старуха стала поить его бульоном. Алексей нехотя сделал несколько глотков, затем попытался отказаться, но бабка проявила большую настойчивость и буквально влила в него жирный бульон. Вытерла ему губы тряпкой и пробормотала: – Так-то вот. А теперь спи. Старуха отошла в сторону, а Алексей тут же провалился в глубокий спокойный сон. Глава 26 Алексей проснулся и, не открывая глаза, стал прислушиваться. Тишина. Открыл глаза и осмотрелся. Он находился в юрте из сосновых бревен, низкие стены которой были обложены лиственничной корой и дерном. В вершине юрты находилось отверстие для выхода дыма. На одной из стен было маленькое оконце для освещения помещения. Внутри жилья было четыре лиственничных столба, на которых держалась крыша. Юрта имела вид усеченного конуса в поперечнике – пять-шесть аршинов59, высотой около двух, пол земляной. В помещении стояло три старых сундука с вылинявшими узорами, две узенькие деревянные кроватки, на одной из которых лежал Алексей, покрытые войлоком и дырявыми одеялами из мятой кожи. На деревянных полочках одной из стен – (восточной?) – находилась посуда: деревянная самодельная посуда, чашки, ложки, горшки, миски. На противоположной стене в почерневших, засаленных сумочках висели изображения духов-покровителей. Сидениями служили настланные на полу плахи вокруг места очага. Посреди юрты, на треножнике находился котел, в котором варился зеленый чай, и его запах распространялся по всей юрте. Алексей попробовал сесть. С трудом, но это ему удалось. Когда же попробовал встать на ноги, закружилась голова. В этот момент он расслышал приближающиеся голоса. Во дворе ругались женщины, одна из которых, как понял Алексей, была его спасительница. – Хүхэ үлэгшэн60! – прокричал незнакомый визгливый голос возле входа. – Хэлэшни хатаг61! Алексей расслышал, как женщина вскрикнула и кинулась прочь. Старуха вошла в юрту и, увидев, что на нее смотрит Алексей, произнесла: – Баярма – шабар дотортой хүн – грязный нутром человек, плохой человек. Она скинула доху и, оказавшись все в том же халате расшитом узорами – «дэгэле», и безрукавке, прошла к очагу и неторопливо добавила в котелок молоко и жир. Попробовала. – Абаха танаггүй, – пробурчала она. – Никуда не годный. Затем повернулась к Алексею. – Кушать будем. Через четверть часа перед Алексеем оказались угощения. Пища преимущественно была молочной и мясной. Были рыба, хлеб. Ни свинины, ни птицы, ни огородных овощей. Старуха протянула Алексею чашку, в которой были ребрышки с жиром. Назвала блюдо: – Арбинта хабаhан. Он попробовал. Кивнул головой, показывая гостеприимной хозяйке, что ему нравится. – Аарса, – назвала она, протягивая ему на пробу очередное блюдо. Алексей попробовал творожистую на вид еду, которую старуха сварила в молоке с небольшим количеством муки. С хитрой ухмылкой Дугарма наблюдала, как Алексей неуверенно жует незнакомую пищу и протянула ему другую чашку с питьем. Алексей хлебнул и поперхнулся. – Архи, – самодовольно заметила она. – Вино из заквашенного молока. Сама же она пила свой излюбленный зеленый чай, в который добавила соль. – Я Дугарма, – представилась она. – Алексей. – Ты шоно! – назвала она его. – Такой же злющий, рычишь, глаза сверкают. – Шоно? – Волк.