– Джейкоб объяснил вам, почему он не понял, что учитель сердится? – Да. Он сказал, что злое лицо мистера Хаббарда выглядит очень похоже на радостные лица других людей. – А это так? Миссис Гренвиль выпячивает губы: – Я заметила, что мистер Хаббард имеет привычку усмехаться, когда его что-то раздражает. – А вы, случайно, не знаете, корректно ли соединять в пару аденин с аденином? – Как выяснилось, Джейкоб был прав. Я оглядываюсь на стол защиты. Джейкоб улыбается от уха до уха. – Были ли другие инциденты, когда вам приходилось помогать Джейкобу? – В прошлом году у него вышла неприятная история с одной девушкой. Она была очень расстроена низкой оценкой и каким-то образом передала Джейкобу, что если он действительно хочет быть ее другом, то пусть пошлет учителя математики… – Миссис Гренвиль опускает взгляд на колени. – Совокупляться с самим собой. Джейкоба за это оставили в школе после уроков, а позже он поругался с той девушкой и схватил ее за горло. – Что случилось потом? – Кто-то из учителей увидел это и оттащил его от девушки. Джейкоба отстранили от занятий на две недели. Его выгнали бы из школы, если бы не ИУП и не понимание, что его спровоцировали. – Какие шаги вы предприняли, чтобы изменить поведение Джейкоба в школе? – Он посещал занятия по социальным навыкам, но мы с Эммой Хант обсудили этот вопрос и решили, что лучше нанять ему вместо этого частного педагога. Мы подумали, что для него лучше прорабатывать специфические ситуации, которые его расстраивают, чтобы он мог справляться с ними более конструктивно. – Вы нашли такого специалиста? – Да. Я обратилась в университет, и они повесили объявление в учебном отделе. – Миссис Гренвиль смотрит на присяжных. – Джесс Огилви первая откликнулась на запрос. – Джейкоб занимался с ней? – Да, с прошлой осени. – Миссис Гренвиль, с тех пор как Джейкоб начал заниматься с Джесс Огилви, случалось ли, чтобы он выходил из себя? Она качает головой: – Ни разу. – Свидетель ваш, – обращаюсь я к Хелен. Прокурор встает: – Мистер Хаббард, учитель биологии, он разозлился на Джейкоба, а Джейкоб этого не понял? – Да. – Вы сказали бы, что это трудно Джейкобу – понимать, когда кто-нибудь на него злится? – Насколько я знаю, что такое синдром Аспергера, да. – Во втором описанном вами инциденте Джейкоб обругал учителя, а потом напал на девушку, которая подбила его на это, верно? – Да. – До того Джейкобу говорили, что нельзя использовать физическую силу для решения проблем? – Конечно, – отвечает миссис Гренвиль. – Ему известны школьные правила. – Но он нарушил одно из них? – спрашивает Хелен. – Нарушил. – Несмотря на то, что, по вашему свидетельству, следование правилам очень важно для Джейкоба? – Несмотря на это, – отвечает миссис Гренвиль. – Он как-то объяснил вам, почему нарушил это правило? Свидетельница медленно качает головой: – Он сказал, что просто сорвался. Хелен обдумывает ее слова. – Вы также говорили, миссис Гренвиль, что с момента, когда Джейкоб начал индивидуальные занятия с Джесс Огилви, он больше не допускал срывов в школе. – Это так. – Очевидно, он копил эмоции до времени после школы, – говорит Хелен. – Вопросов больше нет. Заседание в этот день закончилось рано, потому что судье Каттингсу нужно было уйти на прием к врачу. Зал постепенно пустеет, а я тем временем собираю в портфель свои бумаги. – Вот что, – говорю я Эмме, – мне хотелось бы заехать к вам и обсудить ваши показания. Краем глаза я вижу, что к нам приближаются Тэо и Генри. – Мне кажется, мы уже все обсудили, – громко говорит Эмма. – Обсудили. – Но будь я проклят, если отправлюсь в свой офис, пока Генри живет под ее крышей! – Никогда нельзя быть готовым больше, чем нужно, – отвечаю я ей. – У нас две машины. Зачем вам всем забиваться в одну? Кто-нибудь хочет поехать со мной? – Я смотрю на Эмму. – Отличная идея, – говорит она. – Джейкоб, поедешь? Так и получается, что я еду следом за арендованной машиной Генри, а рядом со мной на месте пассажира сидит Джейкоб, причем только после небольшой акции протеста, так как он предпочитает ездить на заднем сиденье, а в моей машине такового нет. Джейкоб возится с радио, на нем лишь станции в АМ-диапазоне, мой старичок – старозаветное создание. – Вы знаете, почему АМ-станции лучше ловятся ночью? – спрашивает Джейкоб. – Потому что ионосфера отражает радиосигнал лучше, когда Солнце не облучает верхние слои атмосферы. – Спасибо, – говорю я. – Я бы сегодня не мог уснуть, если бы не узнал этого. Джейкоб смотрит на меня: – Правда? – Нет, я шучу. Он складывает на груди руки: – Вы слышали себя сегодня в суде? Я «не улавливаю» сарказма. Я совершенно зациклен на себе. И в любой момент я запросто могу обезуметь. – Ты не сумасшедший, – отвечаю я. – Я просто пытаюсь показать присяжным, что с точки зрения закона ты невменяемый. У Джейкоба опускаются плечи. – Я не большой поклонник ярлыков. – Что ты имеешь в виду? – Когда мне только поставили диагноз, мама испытала облегчение, ей казалось, это как-то поможет. Я о том, что учителя не смотрят на детей, которые читают гораздо лучше, чем, по идее, должны, или решают в третьем классе сложные математические уравнения, с мыслью, что им нужна какая-то особая помощь, даже если одноклассники их непрерывно дразнят. Диагноз помог мне получить индивидуальный план, что здорово, но он изменил мою жизнь и к худшему. – Джейкоб пожимает плечами. – Наверно, я думал, что буду как одна девочка из моего класса, у которой винное пятно на пол-лица. К ней регулярно подходят и спрашивают про него; она отвечает, мол, это родимое пятно и оно не болит. Конец истории. Никто не интересуется, нельзя ли подхватить его, как вирус, и не отказывается играть с ней из-за этого. Но скажи кому-нибудь, что ты аутист, и в половине случаев с тобой начнут разговаривать громче, как с глухим. Так вот, те качества, за которые меня раньше хвалили, – например, ум или превосходная память – вдруг стали делать меня еще более странным. – Он некоторое время молчит, а потом поворачивается ко мне. – Я не аутистичный. У меня аутизм. А еще каштановые волосы и плоскостопие. И мне непонятно, почему при этом я всегда ребенок с синдромом Аспергера. Я не отрываю взгляд от дороги. – Потому что это лучше, чем быть парнем, который убил Джесс Огилви, – отвечаю я, и после этого мы больше не разговариваем. Примечательно, что Генри объявился в тот день, когда еда на столе не особенно аспергерианская. Эмма приготовила стейк и печеный картофель, соус и безглютеновые кексы. Если Генри и заметил на тарелке отсутствие зеленых овощей или чего-нибудь другого не коричневого, то виду не подал. – Значит, Генри, вы программист? – спрашиваю я. Он кивает: – Прямо сейчас я пишу программу для веб-приложения «укажи и щелкни» для iPhone, с помощью которого можно приправить четыре сотни современных американских этнических блюд китайскими травами и соусами. – Он пускается в пятнадцатиминутное объяснение особенностей эзотерического компьютерного программирования, в котором никто из нас ни черта не смыслит. – Полагаю, яблоко от яблони далеко не падает, – говорю я. – Вообще-то, я работаю на «Adobe», – отзывается Генри. Только мы с Тэо находим это замечание смешным. Я думаю, не ставили ли Генри тот же диагноз, что и его сыну?