– Он сорвался. Набросился на нее, не понимая в тот момент, что делает. – Больше вопросов нет, – говорю я и сажусь. Смотрю на Джейкоба, тот сверкает на меня глазами. Эмма устремила взгляд прямо перед собой. Кажется, она решила сегодня вовсе не замечать моего существования. Хелен Шарп поднимается с места: – Есть много детей, которым поставлен диагноз «синдром Аспергера». Вы говорите нам, что мир полон бомб с часовым механизмом? Что в любой момент, стоит нам косо взглянуть на такого ребенка, он может пойти за нами с ножом? – Нет, в действительности все наоборот. Люди с синдромом Аспергера не склонны к насилию. Так как у них нет активного понимания чужого сознания, они не мотивированы на причинение вреда другим людям. В действительности они вообще не думают о чувствах людей. Если человек с синдромом Аспергера совершает насильственные действия, это происходит в момент, когда он активно добивается какой-то очень четко определенной и желанной для него цели, в состоянии паники или когда абсолютно не понимает, как нужно вести себя в какой-нибудь жизненной ситуации. – Верно ли, доктор, что большинство обвиняемых, которые заявляют о невменяемости, делают это вследствие психотического отрыва от реальности? – Да. – Но синдром Аспергера – это не психотическое расстройство? – Нет. Оно больше сопоставимо с расстройствами личности, которые характеризуются нарушениями восприятия и проблемами в межличностном общении. – В юридическом смысле не предполагает ли отсутствие психотических эпизодов, что человек лично – и по закону – несет ответственность за свои поступки? Доктор Ньюком меняет позу. – Да, но возможно отклонение от этого правила для людей с синдромом Аспергера. Мы не в состоянии научно доказать, что у человека с синдромом Аспергера субъективное восприятие реальности сильно отличается от восприятия обычных людей, и все же гиперчувствительность к свету, звукам, вкусам, прикосновениям и текстурам указывает именно на это. Если бы ее можно было как-то измерить, мы получили бы строгие параллели между синдромом Аспергера и различными психотическими состояниями. Я получаю резкий тычок локтем под ребра. Джейкоб передает мне пустой листок бумаги. – Если бы такие параллели были найдены, – говорит Хелен, – не указывало бы это на то, что человек с синдромом Аспергера с трудом осознает реальность и свою роль в ней? – Именно. Вот почему это состояние можно отнести к невменяемости, мисс Шарп. – Но разве вы не говорили, что фиксация Джейкоба на криминалистике толкнула его на то, чтобы использовать смерть Джесс Огилви для создания собственной сцены преступления? – Говорила. – И разве такая продуманность действий и точный расчет не предполагают, что он прекрасно сознавал, что делает, в тот момент? Доктор Ньюком пожимает плечами: – Это теория. – Вы также упомянули недостаток эмпатии. – Хелен подходит к месту свидетеля. – Вы сказали, что это одна из характерных особенностей людей с синдромом Аспергера. – Верно. – Вы считаете это эмоциональным критерием или когнитивным? – Эмоциональным. – А недостаток эмпатии выявляют в ходе проверки на невменяемость, доктор? – Нет. – Верно ли, что определяющим для признания невменяемым по закону является то, отличал ли обвиняемый правильное от неправильного в момент совершения деяния? – Да. – Это эмоциональный критерий или когнитивный? – Когнитивный. – Значит, отсутствие эмпатии означает, что человек холодный, бессердечный, не испытывающий сожалений, – говорит Хелен. – Но это не обязательно ведет к тому, что он не сознает сущность и последствия своих действий. – Часто одно сопутствует другому, – говорит доктор Ньюком. – Правда? – спрашивает Хелен. – Наемный убийца расправляется со своими жертвами без малейшего сожаления, но это не делает его невменяемым, только психопатом. Джейкоб снова толкает меня локтем, но я уже и без того поднимаюсь на ноги. – Протестую! Есть, помимо красивых слов, у мисс Шарп какой-нибудь вопрос? – Вы позволите? – говорит доктор Ньюком, обращаясь к судье за разрешением. – Мисс Шарп, кажется, пытается провести параллель между человеком с синдромом Аспергера и психопатом. Однако люди с синдромом Аспергера не демонстрируют такого внешнего обаяния, как психопаты, и не манипулируют другими. Чтобы справиться с этим, им не хватает владения навыками межличностного общения, что обычно делает их жертвами психопатов, а не хищниками. – И все же за Джейкобом числится несколько агрессивных поступков, не так ли? – уточняет Хелен. – Мне об этом неизвестно. – Разве он не ссорился с Джесс за два дня до ее смерти? Эту ссору слышали работники пиццерии Мамы С. – Да, но это не была ссора с применением физического насилия… – Допустим, а как насчет отстранения его от занятий в прошлом году за попытку придушить свою одноклассницу? Пустые листки веером ложатся на стол передо мной, и я отодвигаю их в сторону. – Подожди, – сквозь зубы говорю я Джейкобу и подаю знак судье: – Протестую… – Я переформулирую. Вам известно, что Джейкоба отстраняли от занятий за нападение на девочку из его класса? – Да, я помню, доктор Мурано упоминала об этом. И кажется, толчок к этому был такой же: межличностные отношения, развитие которых не вполне совпало с намерениями Джейкоба. Он почувствовал себя униженным и… – Сорвался, – довершает за нее прокурор. – Верно? – Да. – И поэтому была убита Джесс Огилви. – По моему мнению, да. – Скажите мне вот что, доктор, – продолжает Хелен Шарп. – Джейкоб все еще был вне себя, когда расставлял по алфавиту коллекцию CD-дисков в доме Джесс после ее смерти? – Да. – А когда перемещал ее тело на триста ярдов, в кульверт позади дома? – Да. – И когда сажал ее, аккуратно заворачивал в лоскутное одеяло и складывал на коленях ее руки? Доктор Ньюком едва заметно кивает. – И через несколько дней, когда он приехал к телу Джесс и набрал номер девять-один-один, чтобы полиция нашла ее, он продолжал злиться? – Ну… – тихо говорит психиатр, – я полагаю, да. – Тогда скажите, доктор, когда Джейкоб вышел из этого состояния? – спрашивает Хелен Шарп. Эмма – Они врут! – жарко говорит Джейкоб, как только мы остаемся одни. – Они все врут! Я следила за ним и видела, как во время перекрестного допроса психиатра он с каждой минутой все сильнее сжимается от напряжения. Хотя Джейкоб передал Оливеру множество записок, тот не попросил перерыв, пока Хелен Шарп не поставила финальную точку. Честно говоря, не знаю, что случилось бы, если бы Джейкоб не позволил мне пойти с ним во время перерыва, злясь на меня за вчерашнее, но, очевидно, я меньшее из двух зол за столом защиты, а потому мне дано позволение войти в сенсорную комнату отдыха, а Оливеру нет. – Мы обсуждали это, Джейкоб, – говорю я. – Помнишь? Что объявление тебя невменяемым ничего не значит, это просто дает присяжным повод для признания тебя невиновным. Это инструмент, все равно что сказать школьному начальству про твой синдром Аспергера. Ты от этого не меняешься… учителям становится проще понять твой стиль обучения. – Мне нет дела до защиты, – возражает Джейкоб. – Меня волнует, что́ эти люди говорят о моих поступках. – Ты знаешь, как устроен закон. Бремя доказательства вины лежит на обвинении. Если Оливер найдет свидетеля, который сплетет другой сценарий произошедшего, тогда у присяжных возникнут обоснованные сомнения и они не смогут признать тебя виновным. – Я беру Джейкоба за руку. – Малыш, это все равно что дать кому-нибудь книгу и сказать, что в ней может быть не одна развязка. – Но я не хотел, чтобы она умерла, мама. Я не виноват. Я знаю, это был несчастный случай. – Глаза Джейкоба полны слез. – Мне ее не хватает.