Мэтсон кивает: – Джейкоб, решение за тобой. Ты хочешь остаться со мной или поехать домой с мамой? – Вы шутите? – Джейкоб улыбается во весь рот. – Я хочу поговорить с вами, сто процентов. Дверь за ними еще не закрылась, а я уже несусь к стоянке машин. Рич Все честно в любви, на войне и в расследовании. То есть если мне удается убедить подозреваемого, что я – второе пришествие его покойной бабушки и единственный путь к спасению – во всем признаться мне, так тому и быть. Однако все это не отменяет того факта, что я не могу выбросить из головы лицо Эммы Хант, когда она поняла, что предана мной и я не позволю ей участвовать в моей приватной беседе с ее сыном. Отвести Джейкоба в комнату для допросов нет возможности, потому что там до сих пор сидит и остужает пятки Марк Магуайр. Я оставил его с сержантом, который проходит шестимесячную стажировку у меня, чтобы решить, хочет ли он стать детективом. Я не могу освободить из-под ареста Марка, пока не буду уверен, что у меня есть другой подозреваемый вместо него. Поэтому я веду Джейкоба в свой кабинет. Размером он чуть больше шкафа, но в нем есть коробки с папками дел и несколько фотографий с мест преступлений; они приколоты к пробковой доске у меня над головой. Все это должно взбодрить парня. – Хочешь колы или еще чего-нибудь? – спрашиваю я, жестом приглашая Джейкоба сесть на единственный свободный стул. – Я не хочу пить. Хотя был бы не против что-нибудь съесть. Я роюсь в ящиках стола, не завалялся ли там леденец на случай срочной необходимости. Если я чему-то научился на работе, так это тому, что, когда все летит к чертям собачьим, упаковка лакричных леденцов помогает увидеть новые перспективы. Бросаю Джейкобу несколько конфет, оставшихся с прошлогоднего Хэллоуина, а он хмурится: – Они не безглютеновые. – Это плохо? – У вас есть «Скиттлс»? Не могу поверить, что мы торгуемся из-за леденцов, но копаюсь в ящике и выуживаю из него пакетик «Скиттлс». – Отлично! – Джейкоб отрывает уголок и сыплет конфеты себе прямо в рот. Я откидываюсь на спинку стула: – Ты не возражаешь, если я сделаю запись? Тогда у меня будет все зафиксировано, если мы докопаемся до каких-нибудь ужасных выводов. – О, конечно. Если это поможет. – Поможет, – говорю я и нажимаю кнопку на магнитофоне. – Как ты все-таки узнал, что тот парень умер от переохлаждения? – Это просто. У него на руках не было ран, какие появляются при защите; была кровь, но не было открытой травмы… и конечно, то, что он был в нижнем белье. Это само за себя говорило. Я качаю головой: – Благодаря тебе я выглядел гением в глазах медицинского эксперта. – А о каком самом странном преступлении вы слышали? Я задумываюсь на мгновение. – Молодой парень прыгнул с крыши здания, намереваясь совершить самоубийство, но пролетел мимо открытого окна ровно в тот момент, когда из него раздался пистолетный выстрел. Джейкоб усмехается: – Это городская легенда. Ее разоблачили в «Вашингтон пост» в тысяча девятьсот девяносто шестом: такой пример привел в своей речи бывший президент Американской академии судебных наук, чтобы показать, с какими юридическими сложностями сталкивается судебно-медицинский анализ. Но в любом случае пример хороший. – А как насчет тебя? – Техасский убийца по прозвищу Глазное Яблоко. Чарльз Олбрайт, который преподавал естественные науки, убивал проституток и вырезал им глаза в качестве трофеев. – Джейкоб морщится. – Очевидно, поэтому я никогда не любил своего учителя биологии. – В этом мире есть много людей, которых ты никогда не заподозришь в убийстве. – Я исподтишка наблюдаю за Джейкобом. – Ты так не думаешь? На долю секунды по его лицу пробегает тень. – Вам лучше знать. – Джейкоб, я в небольшом затруднении. Мне хотелось бы посоветоваться с тобой насчет текущего дела. – Дела Джесс, – уточняет Джейкоб. – Да. Но это сложно, потому что ты знал ее. Так что, если мы собираемся говорить начистоту, тебе придется отказаться от своего права не обсуждать это. Ты понимаешь, о чем я говорю? Он кивает и начинает цитировать полицейское предупреждение подозреваемым: – Я имею право хранить молчание. Все, что я скажу, может быть и будет использовано против меня в суде. Я имею право на присутствие адвоката во время допроса. Если я не могу оплатить услуги адвоката, мне будет назначен защитник… – Именно, – бормочу я. – Вообще-то, у меня тут есть копия этого уведомления. Если ты поставишь наверху свое имя и подпишешь внизу, я смогу доказать шефу, что ты не просто помнишь этот текст наизусть, но и понимаешь его смысл. Джейкоб берет у меня ручку и быстро пишет свое имя на подготовленной мной бумаге. – Теперь мы можем поговорить о деле? – спрашивает он. – Что у вас есть? – Ну, рюкзак ничего нам не дал. – Никаких отпечатков? – Только те, которые мы определили как отпечатки Джесс. Кое-что интересное обнаружилось в доме: москитная сетка разрезана и окно открыто. – Вы думаете, так преступник попал в дом? – Нет, потому что дверь была не заперта. Но мы нашли под окном отпечаток ботинка, который совпал с отпечатком обуви парня Джесс. – Есть одна отличная серия «Борцов с преступностью», там отпечатки следов на улице не проявлялись, пока не пошел снег… – Джейкоб обрывает сам себя и возвращается к теме. – Значит, Марк убивает Джесс и пытается создать видимость, что все было иначе – кто-то вломился в дом, разрезал москитную сетку, опрокинул табуретки и стойку с дисками? – Что-то вроде этого. – Я смотрю на руки Джейкоба. Как и у Магуайра, на них нет никаких повреждений. – Как по-твоему, трудно распознать, что обстановка на месте преступления должна ввести следователей в заблуждение? Джейкоб не успевает ответить, как звонит мой мобильник. Я узнаю номер. Это Бэзил – он сопровождал медицинского эксперта в больницу. – Извини, я на минутку, – говорю я Джейкобу, выхожу в коридор и закрываю за собой дверь, прежде чем ответить на звонок. – Что у тебя? – Помимо царапин на спине и синяков на горле и плечах, есть еще несколько ушибов в периорбитальной области… – Выражайся по-английски, Бэзил. – Глаза енота, – говорит он. – У нее сломан нос и трещина в черепе. Причина смерти – субдуральная гематома. Я пытаюсь представить, как Джейкоб Хант делает хук справа Джесс Огилви и проламывает ей череп. – Отлично. Спасибо. – Это не все, – продолжает Бэзил. – Белье на ней надето задом наперед, но следы сексуального насилия отсутствуют. Ее лицо было чисто вымыто, разводы от крови остались у линии роста волос. И этот выбитый зуб. Мы нашли его. – Где? – Завернут в туалетную бумагу и засунут в карман ее спортивных штанов, – сообщает Бэзил. – Кто бы это ни сделал, он не просто избавился от тела Джесс Огилви. Он заботился о ней. Я вешаю трубку и сразу думаю о Саше: месяц назад у нее выпал зуб, когда она гостила у меня. Мы завернули его в салфетку и положили в конверт с именем Зубной феи. Естественно, мне пришлось позвонить своей бывшей и спросить, сколько я должен выложить в обмен на зуб, который «забрала» фея? Пять долларов. Можете в такое поверить? Значит, за весь мой рот я получил бы сто шестьдесят! Когда Саша уснула и я обменял конверт на хрустящего новенького пятидолларового Линкольна, то держал его в руке и думал: что, черт возьми, мне делать с детским зубом?! Я представил, что у Зубной феи есть множество пустых стеклянных банок, в которые люди кладут морские раковины, только у нее в них хранятся тысячи маленьких молочных клыков. Так как у меня дома такого декора не имеется, я решил просто выбросить проклятый зуб, но в последнюю минуту не смог. Это же детство моей дочери, запечатанное в конверт. Сколько мне выпадет шансов подержать в руках кусочек ее жизни? Чувствовал ли Джейкоб Хант нечто подобное, когда держал в руке зуб Джесс? Глубоко вдохнув, я возвращаюсь в свой кабинет. Бой будет без боксерских перчаток. – Ты когда-нибудь был на вскрытии, Джейкоб? – Нет. Я сажусь за стол: – Первым делом патологоанатом берет здоровенную иглу и втыкает ее в глаз трупа, чтобы вытащить стекловидное тело. Если провести его токсикологический анализ, можно узнать, что было в организме жертвы в момент смерти. – Какой токсикологический анализ? – спрашивает Джейкоб; нарисованная мной жуткая картина ничуть его не смутила. – На алкоголь? Лекарства? Запрещенные наркотики?