Судья Каттингс – истинный житель Новой Англии, в свободное время управляет фермой по разведению лам и, по-моему, сам немного похож на ламу. Он произносит имя Джейкоба, и тут через боковую дверь в зал заходит Дороти, секретарь суда, и подает ему какую-то записку. Взглянув на нее вдоль своего длинного носа, судья Каттингс вздыхает: – Я должен предъявить два обвинения по делам мистера Робишо, и это будет происходить в другом зале. Так как он уже здесь со своими клиентами, я сперва займусь этим, а потом мы разберем дело о заключении в тюрьму. Как только он произносит слово «тюрьма», Джейкоб вскакивает на ноги и заявляет: – Мне нужен сенсорный перерыв! – Замолчи, – сквозь зубы говорю я. – Мне нужен сенсорный перерыв! В голове у меня роятся десятки мыслей: как заставить этого парня молчать? Как сделать так, чтобы судья забыл произошедшее у него перед глазами? Как действовал бы опытный адвокат в ситуации, когда клиент гробит все дело? Скоро ли я наберусь достаточно опыта и перестану сомневаться в себе? В тот миг, когда Джейкоб делает шаг, на него набрасываются два бейлифа. Он начинает кричать высоким голосом, будто причитает по покойнику. – Отпустите его! – вскрикивает у меня за спиной Эмма. – Он не понимает! В школе ему разрешают вставать с места, когда его что-то слишком сильно волнует… – Здесь не школа! – громыхает басом судья. – Здесь зал суда, и вы, мадам, сейчас же его покинете! Второй бейлиф оставляет Джейкоба и шагает на галерею, чтобы вытащить из зала Эмму. – Я могу все объяснить! – кричит она, но ее голос слышится все слабее, женщину толкают к дверям по проходу. Я перевожу взгляд с нее на своего обмякшего клиента, которого вытаскивают в другую дверь. – «Убери от меня свои вонючие лапы, ты, проклятая грязная обезьяна!» – орет Джейкоб. Судья прищуривает глаза и смотрит на меня. – Это из «Планеты обезьян», – поясняю я. – «Я чертовски зол и не собираюсь больше терпеть это», – отвечает Каттингс. – Это из сериала «Сеть». Я вам очень рекомендую посмотреть этот фильм, после того как вы приведете в чувство своего клиента. Пригнув голову, я торопливо иду по проходу. Эмма стоит за дверью зала суда, красная и злая; она бросает разъяренные взгляды на бейлифа. – Ваш малыш подождет, пока зал суда не опустеет, – говорит он мне. – Тогда ему предъявят обвинения. А мамаша пусть до тех пор не показывается. Он снова входит в зал; дверь со стоном закрывается. И я остаюсь в коридоре с Эммой, которая хватает меня за руку и тащит к лестнице. – Что… что вы делаете? – Он внизу, да? Пойдемте. – Стойте. – Я упираюсь пятками в пол и складываю на груди руки. – Что все это значит? – Мне неприятно произносить эти слова, но я же вам говорила. Это синдром Аспергера. Джейкоб выглядит совершенно нормальным, даже очень умным, но иногда какой-нибудь сущий пустяк может вызвать у него настоящий нервный срыв. – Но так вести себя в зале суда нельзя. Я думал, он знает все о расследованиях, копах и законах. Он должен сидеть тихо, или случится катастрофа. – Он пытается, – говорит Эмма. – Потому и попросил сенсорный перерыв. – Что? – Это возможность уйти от шума и суеты в особое место, чтобы успокоиться. В школе таково одно из специальных условий, которыми он пользуется… Слушайте, мы можем поговорить об этом позже, а сейчас пойдемте к нему. Джейкоб получил свой сенсорный перерыв… в камере. – Вас туда не пустят. Эмма вздрагивает, как будто я ударил ее, и говорит: – А вас? Сказать по правде, я не уверен. Просовываю голову в зал суда. Бейлиф стоит прямо за дверью, сложив руки на груди. – Могу я поговорить со своим клиентом? – спрашиваю шепотом. – Да. Идите. Я жду, что он проводит меня к Джейкобу, но бейлиф не трогается с места. – Спасибо, – говорю я, вылезаю назад в коридор и, пройдя мимо Эммы, спускаюсь по лестнице в надежде, что камеры, где ждут суда обвиняемые, находятся там. Через пять минут поисков после хозяйственной кладовой и котельной я обнаруживаю искомое. Джейкоб сидит в углу камеры, одна его рука трепещет как птица, плечи вздернуты. Дрожащим голосом он напевает Боба Марли. – Почему ты поешь эту песню? – спрашиваю я, подходя к решетке. Он замолкает посреди припева. – Мне от нее легче. Я обдумываю его слова. – Знаешь что-нибудь из Дилана? – Он не отвечает, я делаю шаг вперед. – Слушай, Джейкоб, ты не понимаешь, что происходит. Это ясно. Честно говоря, я тоже. Раньше я никогда этого не делал. Но нам вместе нужно придумать, как быть. Только ты пообещай мне одну вещь: что будешь молчать. – Я жду, что Джейкоб кивнет, давая мне знать, что понял, но этого не происходит. – Ты доверяешь мне? – Нет, – говорит он. – Не доверяю. – А потом встает на ноги. – Вы передадите маме мои слова? – Конечно. Он обхватывает пальцами металлические прутья решетки. Пальцы у него длинные и изящные. – Жизнь как коробка шоколадных конфет, – шепчет он. – Никогда не знаешь, какая начинка тебе попадется. Я смеюсь, думая, что этот парнишка не так уж плох, раз способен шутить в такой обстановке, но потом понимаю, это вовсе не шутка, и говорю: – Я передам. Когда я возвращаюсь, Эмма нервно вышагивает взад-вперед. – Все в порядке? – спрашивает она, как только я выворачиваю из-за угла. – Он отвечал вам? – Да и да, – заверяю ее я. – Может быть, Джейкоб сильнее, чем вы думаете. – Вы основываете свой вывод на пяти минутах общения с ним? – Она выкатывает глаза. – Ему нужно поесть в шесть часов. Если этого не случится… – Я принесу ему что-нибудь из торгового автомата. – Там не должно быть казеина и глютена… У меня нет ни малейшего представления, что это такое. – Эмма, вам нужно успокоиться. Она набрасывается на меня: – Моего старшего сына, аутиста, арестовали за убийство. Он заперт в камере в каком-то подвале. Ради бога, не смейте говорить мне, чтобы я успокоилась! – Ну, Джейкобу ничуть не поможет, если вы снова сорветесь в зале суда. – Эмма не отвечает, а я сажусь на скамью в холле. – Он просил передать вам кое-что. На ее лице отображается такая обнаженная надежда, что мне приходится отвести глаза. – «Жизнь как коробка шоколадных конфет», – цитирую я. Эмма со вздохом опускается рядом со мной: – Форрест Гамп. Один из его любимых фильмов. – Он любитель кино? – Киноман. Смотрит фильмы, как будто готовится к экзамену. – Эмма косится на меня. – Когда Джейкоба переполняют чувства, он не всегда способен подобрать слова, чтобы выразить их, и тогда цитирует кого-нибудь. Я вспоминаю, как Джейкоб выдал фразу Чарлтона Хестона схватившему его бейлифу, и широко улыбаюсь. – Он устраивает для меня дома места преступлений, – тихо говорит Эмма. – Чтобы я, собрав улики, могла восстановить цепь событий. Но мне следовало просчитывать последствия на будущее. Мы никогда не обсуждали, что происходит потом. Как теперь вот. – Я понимаю, вы расстроены, но у нас есть много времени, чтобы во всем разобраться. Сегодняшнее предъявление обвинения – это формальность. Эмма поднимает на меня глаза. Во время учебы в колледже девушки, глядя на которых я невольно пускал слюни, обычно по утрам имели на подбородке следы зубной пасты или втыкали карандаши в свои плохо расчесанные волосы, чтобы убрать их с лица. Поражавшие меня особы были крайне далеки от заботы о своей внешности и блистали естественной, безыскусной красотой. Эмма Хант, вероятно, лет на десять старше меня, но все еще сногсшибательна.