Из архива колонок Тетушки Эм. Дорогая Тетушка Эм, недавно мне приснился мой бывший муж. Стоит ли мне расценивать это как знак свыше, позвонить ему и сказать «привет»? Неспящая из Страффорда Дорогая Неспящая, да, только не говорите, что звоните ему, так как он стал главной звездой в Ваших снах. Если, конечно, он не скажет: «Надо же, это так странно, что ты позвонила сегодня, потому что ночью я видел тебя во сне». Тетушка Эм На первое свидание я пригласила Генри сама, так как он, казалось, не понимал намеков, что я уже вся его и можно меня брать. Мы посмотрели фильм «Привидение» и пошли обедать, а там Генри сказал мне, что с точки зрения науки призраков не существует. – Это элементарная физика и математика, – заявил он. – Патрик Суэйзи не мог проходить сквозь стены и таскаться за Деми Мур. Если привидения способны следовать за кем-то, значит их ступни прилагают силу к полу. Если они проходят сквозь стены, то они нематериальны, но невозможно соответствовать обоим условиям одновременно. Это противоречит закону Ньютона. На нем была футболка с надписью «ПОЛНАЯ ФРОНТАЛЬНАЯ ЗАУМЬ», и волосы соломенного цвета то и дело падали ему на глаза. – Но разве тебе не хотелось бы, чтобы это могло быть правдой? – спросила я. – Ты не хотел бы любви такой сильной, что она могла бы являться к тебе привидением? Я рассказала ему историю своей матери, которая однажды проснулась в 3:14 ночи, рот у нее был набит лепестками фиалок, а в воздухе висел такой сильный запах роз, что было трудно дышать. Через час ее поднял с постели телефонный звонок: сообщили, что ее мать, флорист по профессии, умерла от сердечного приступа ровно в три часа четырнадцать минут. – Наука не может ответить на все вопросы, – сказала я Генри. – Она не объясняет любовь. – Вообще-то, объясняет. На эту тему проведена масса исследований. К примеру, людей привлекают симметричные черты лица. И женщинам кажется, что симметричные мужчины лучше пахнут. Кроме того, друг к другу влечет людей со сходными наследственными особенностями. Вероятно, это как-то связано с эволюцией. Я так и прыснула со смеху: – Это ужасно! Ничего менее романтичного я в жизни не слышала. – Навряд ли… – Правда? Скажи мне что-нибудь сногсшибательное, – потребовала я. Генри долго смотрел на меня, так что голова моя стала легкая-легкая и совсем воздушная. – По-моему, ты абсолютно симметричная, – сказал он. На втором свидании Генри повез меня в Бостон. Мы пообедали в «Паркер-хаусе», а потом он нанял двухколесный экипаж, который прокатил нас по парку Бостон-Коммон. Был конец ноября, в голых ветвях деревьев засел мороз, возница протянул нам толстый шерстяной плед прикрыть колени. Лошадь била копытами и фыркала от нетерпения. Генри задавал мне задачки. – Отношение окружности и́глу к его диаметру? – Сдаюсь. – Эскимосское пи, – сказал он. – А что такое половина толстой кишки? – Я не знаю… – Точка с запятой. – Это не научная и не математическая шутка. – Я Ренессансный Парень. – Генри засмеялся. – Восемь пятицентовиков? Я помотала головой. – Две парадигмы, – сказал он. Шутки не были по определению смешными, но, слетая с губ Генри, были. Губ с приподнятыми уголками, всегда как будто немного кокетливо-смущенных, не решающихся на улыбку; губ, которые поцеловали меня в завершение нашего первого свидания с неожиданной силой и напором. Я смотрела на губы Генри, и вдруг лошадь остановилась. Точнее, она не остановилась, а поскользнулась на замерзшей лужице, и ее передние ноги подкосились. Я услышала треск кости. Мы медленно вывалились из коляски. Генри постарался смягчить мое падение. – Ты в порядке? – спросил он и помог мне встать. Он завернул меня в шерстяной плед, и мы ждали, пока приедет полиция со службой контроля за животными. – Не смотри, – шепнул мне Генри и отвернул мое лицо в сторону, когда один из сотрудников вынул пистолет. Я попыталась сосредоточиться на словах, написанных на футболке Генри, они выглядывали в просвет между полами незастегнутого пальто: «ОТ ЭТОГО ПРОТОНА Я СТАНОВЛЮСЬ НА ВИД ЖИРНЫМ?» Звук как будто разорвал мир надвое, я подумала: кто носит футболки зимой? И значит ли это, что его кожа всегда теплая? И светит ли мне когда-нибудь лежать, прикасаясь к ней? Очнулась я в незнакомой постели. Стены в комнате были кремового цвета, комод из темного дерева, на нем телевизор. Очень чисто… и как-то казенно. «Это был обморок», – сказала я себе. – Лошадь, – произнесла я вслух. – Хм… – произнес тихий голос. – Она на большой небесной карусели. Я перевернулась на бок и увидела Генри. Он сидел, опираясь спиной на стену, все еще в пальто. – Ты не веришь в небеса, – пробормотала я. – Нет, но решил, что ты веришь. Как ты… себя чувствуешь? Все хорошо? Я осторожно кивнула, пробуя, каково оно. – Что произошло? Женщины вокруг тебя все время падают в обморок? Генри усмехнулся: – Это было немного по-викториански. – Где мы? – Я снял номер в «Паркер-хаусе». Думал, тебе нужно немного полежать. – Щеки его залились краской. – Я… гм… не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление… Я приподнялась на локте: – Ты не хочешь? – Ну… нет, если только ты не хочешь, чтобы я… – запинаясь, проговорил он. – Знаешь, это немного готически, – сказала я. – Генри, можно задать тебе вопрос? – Задавай. – Что ты там делаешь? Я протянула к нему руку и почувствовала, как матрас прогнулся, когда Генри забрался на него. Почувствовала, как его губы накрыли мои, и поняла, что эти отношения будут не такими, как я мечтала: мне не придется изображать из себя учительницу, которая дает уроки робкому молодому компьютерному гению. Наблюдая за работой Генри в офисе, мне следовало понять: программисты двигаются медленно и осторожно, потом ждут реакции. И если у них не получается с первого раза, они будут пробовать снова и снова, пока не пробьются через это пятое измерение и не сделают все правильно. Позже, когда я надела футболку Генри, а он обнял меня, когда мы включили телевизор и смотрели передачу про приматов, убрав звук, когда он накормил меня куриными наггетсами из детского меню, я подумала, какая же я умная – увидела то, чего другие люди не замечали в Генри. Дурацкие футболки, столовая «Звездные войны», где он брал свой кофе, то, как он едва мог смотреть женщинам в глаза, – за этим внешним скрывался мужчина, который прикасался ко мне так, будто я была сделана из стекла, который фокусировался на мне так интенсивно, что иногда мне приходилось напоминать ему о необходимости дышать, когда мы занимались любовью. Тогда я не представляла, что Генри будет не способен полюбить кого-то, кроме меня, даже зачатого им ребенка. Я не представляла, что вся эта страсть между нами скопится под запутанными нитями генетического кода Джейкоба, дождется идеального шторма, чтобы пустить корни, дать ростки и расцвести в аутизме. Когда я схожу с самолета, Генри уже ждет меня. Я подхожу и неловко останавливаюсь в шаге от него. Тянусь вперед, чтобы обнять, и ровно в этот момент он отворачивается, чтобы посмотреть на табло прибытий; в результате руки мои повисают в пустоте. – Он приземлится через двадцать минут. – Хорошо, – отвечаю я. – Это хорошо. – И смотрю на него. – Мне правда очень неудобно. Генри глядит вглубь пустого коридора за барьером. – Ты объяснишь мне наконец, что происходит, Эмма?