Кстати, среди трофеев как-то нашелся станковый «Гочкис», но тут я пас, про эту бандуру я был наслышан, видал копаные гильзы и жесткие ленты от него, но пользоваться им не умел. Правда, быстро нашли местного жителя, в двадцатые годы служившего в польской армии на таком агрегате, вот ветеран и показал нам, откуда у «Гочкиса» берутся дети. Справа. Пришлось поднапрячься и не только пулеметы искать, но и мины ставить, в разведку ходить. И так четверо суток и пять километров фронта на батальон. Немцы там были далеко не в полной силе, но и не на последнем издыхании, потому совсем тихо не было. Затем явился стрелковый полк и нас сменил. В ротах его по тридцать – тридцать пять человек, и рот в батальоне только по две. А чего ожидать от полка, протопавшего за лето почти всю Белоруссию и изрядный кусок Польши?! Пополнять не успевали, а там – потеря, там – потеря, и все это складывалось. Большую часть трофейных пулеметов и этот вот «Гочкис» передали им, но наш взвод один МГ зажал, потому как на новом месте может случиться та же самая картина: мы без усиления и немцы перед нами. И кто же волок трофей на горбу? Тот самый Егорычев, как самый сознательный. Назвать себя самым умным или самым сильным совесть не позволяет. Но самым предусмотрительным можно, ибо я взводному предложил взять с собой трофей, обездолив пехоту. Ну, лейтенант и ответил: «Твоя инициатива – ты и тащи!» Волок дополнительный груз (а он гнул в дугу) и размышлял, что лучше: вот я проявил инициативу и таскаю теперь пулемет зазря, ибо он не понадобился, или, если я оказался пророком, но мне не поверили, пулемет не взяли, и оттого в бою кто-то погиб? Оказаться пророком – это приятно, но все же лучше, чтобы никто не погиб. Но мучился я всего часа два: лейтенант в воспитательных целях мне груз подвесил, а потом дал команду, чтобы меня меняли на переноске МГ. Это я оценил, но смысл демонстрации, что инициатива наказуема ее исполнением, так и остался непонятен. Начальство – оно такое, все свои резоны не раскрывает. А я в военном училище не учился, потому не знаю, может, так и принято будущих офицеров учить. Наташа мне рассказывала, что медсестры тоже многому учатся, в том числе и вне учебного плана. Например, тому, что надо как-то больных воспламенить, чтобы они не только клизмы принимали и оттого выздоравливали, но и сломавшийся патрон починили или, там, тяжелый шкаф передвинули. Наташе в той частной клинике чуть попроще, там есть специальный человек для этого, хотя этот тип в выходные не работает, приходится вызывать из дому. А на старых местах работы так и было – или сама шкаф подвинешь, или найдешь добровольца-помощника… Вот такой курс подготовки проходить приходилось. Пока про него расскажешь, аж язык устает. А это все делать – мама родная! Пока научишься, пока понимать начнешь, пока руки сами все будут делать… Но на дворе не сорок первый год, поэтому учили долго и тщательно. И в летнее наступление пошли не неучами. И не зря учились: рухнули немецкие укрепления, а за ними и вся группа армий ухнула в несколько котлов. К тем, что близ Бобруйска, пришлось приложить руку. Вообще какой-то удивительный пируэт судьбы: из защитника укреплений стал их уничтожителем. И, что еще интереснее, уничтожитель из меня получился лучше, чем защитник. Правда, этому меня дольше и лучше учили, но факт налицо. И служба в штурмовой Рогачевской бригаде мне понравилась, хотя, на мой взгляд, многовато было нештурмовой работы – мостов, уничтожения минных полей в тылу, дорожной службы, постройки бань. Но тут, скорее всего, выходило так, что все это мешает, и делать эти работы надо, а остальные саперные части в разгоне, ибо работы им было выше крыши. Ну, начальство глянет: а рядом наш штурмовой инженерно-саперный батальон обретается. Ага! Саперы! Вот их и бросают на неотложное дело. Штурмовать нечего? Тогда чистим станцию от следов боев и минирования. С осени, когда бои на фронте затихли, нам еще долго не было покоя. Совершенствование обороны, работа на дорогах и прочее. Я раньше говорил, что пехотинцу работы всегда хватает. Саперу вообще покой только снится как нечто недостижимое и нереальное. А когда война кончится, он вернется в разрушенный свой город, поселок, село и будет отстраивать, что требуется. «И вечный бой!» (и далее по тексту). А мне гигантские объемы работы помогали меньше думать о Наташе. Идя к камню, я не рассчитывал, что так все будет долго. Но текли месяцы и уже даже годы, а жена виделась только во снах, да и то как редкий подарок. Конечно, мои товарищи, как и я, тоже своих родных не видели годами и месяцами, но все же, все же… А у меня еще бывала такая мысль: что будет с Наташей, если какой-то немец не промахнется или я его сюрприз не замечу? Вот-вот. От таких вопросов впору на стенку полезть. Если же начнешь думать про то, что есть какой-то мой двойник, что воевал где-то под Питером и погиб в Риге, хотя я тогда вернулся к себе, а сейчас снова пришел в это время, то голова вообще кругом идет. Так что саперная лопата или щуп выручают от разрыва души. Лучше ковыряться в земле, отыскивая мину, чем в этой метафизике. Но есть еще один метафизический момент, от которого вообще оторопь берет. Я вслух про него и говорить не хочу. В романах такое бывает, но лучше этого в жизни не знать. …Сорок пятый год начался наступлением на Висле. Первый Белорусский фронт ударил на запад с Магнушевского и Пулавского плацдармов. Наш сосед, Второй Белорусский, начал наступать на север с плацдармов на Нареве, отрезая Восточную Пруссию от рейха. Явно не стояли на месте и соседние фронты, но их места прорывов были далеко от нас. 14 января ударила артиллерия. Но это была маленькая тактическая уловка, а не основное наступление. Немцы ведь стремились дезорганизовать наше наступление, заставив артиллерию перепахивать то место, где нет основных сил. Для этого они старались удерживать передовые позиции минимальным количеством солдат и огневых средств, а основные – держать на второй линии. По их расчетам, наши снаряды ударят по первой линии, нанеся некоторые потери, но заставив израсходовать боеприпасы на эту полупустую позицию. А дальше наши наступающие войска с разгону наткнутся на мало пострадавшую от огня вторую позицию с немецкими основными силами. И застрянут там. Но вот дальнейшее продвижение будет очень небольшим и медленным. Прибудут немецкие резрвы и не дадут расширять и углублять прорыв. Вот против этого и был следующий тактический прием – удар передовыми батальонами. Артподготовка перед ним производилась, но не в полную силу. Если немцы, по обыкновению, сильно оголят передовую позицию, то наш удар углубится на несколько километров (два-три, иногда меньше). А дальше последует артподготовка полной силы по второй позиции и ее прорыв. Ну а если немцы всеми силами сидят в первой траншее, то это будет сразу видно по силе сопротивления. Вот тогда передовые батальоны приостановятся, и артиллерия пройдется смерчем по немецким передовым укреплениям, плотно занятым немцами. С соответствующими потерями. Утром 14 января 8-я гвардейская армия перешла в наступление. Когда огневой вал, сопровождающий пехоту, покатился вперед, на нейтралку вышли танки-тральщики нашей бригады. И при них мы. Как и всегда. Танки тралили четырьмя парами, идя уступом друг за другом. Идут, проделывая проход метра на четыре. Как только под тралами начали рваться мины, мы поднялись и побежали за танками, отставая от них метров на полсотни. Щупом-щупом – ага, вот она, теллермина, не попавшая под каток трала… Ловушек нет, нажимная крышка не установлена, удалил взрыватель и отбросил ее из прохода. Так, где там следующая… Так вот надо расширить проход до 10–15 метров. Мы потом будем нести комендантскую службу, установив флажки и направляя танкистов и пехоту в нужное место. А над головой гремит канонада. И земля трясется под ногами от взрывов снарядов на позициях немцев. Вроде как я читал, что подтягивали по триста стволов на километр фронта и выпускали сейчас по полному боекомплекту. Даже когда эта масса снарядов летит над тобой, голова сама уходит в плечи, опасаясь, что какой-то из них чиркнет по каске. Вообще такое возможно, но лучше об этом не думать. Еще одну стальную «тарелку»… Еще, еще… На проходе мы выбрали тридцать шесть мин «обоего пола», да еще сколько-то рванули под тралами. Может, больше, может, меньше, черт их знает – в таком грохоте разве различишь, что это рвануло: мина, прилетевший немецкий снаряд или наш недолетный… И под ИСом земля содрогается, когда эта масса брони прет в непосредственной близости от тебя, обдав напоследок волной выхлопных газов. Отчего-то впоминаются «Икарусы» – от них похожий дымный выхлоп был. Мехвода снаружи не видно, наверное, он люк закрыл, а вот командир наверху и глядит, куда несут его две широкие гусеницы, где стоят флажки и куда мы ему руками показываем. Ну, мы и голосом старались, только фиг там услышишь наши голоса. Тут нужна сирена вроде судовых. Комендантской службой при проходах мы занимались довольно долго, ведь прорыв шел успешно, а значит, надо было выбрасывать вперед артиллерию на новые позиции, уже в глубине бывшей обороны немцев. Но, правда, нас усилили ребятами из второй роты, ибо их проход был не очень перспективным, а по нашему уже шла артиллерия на «студебеккерах». Потом и нам пришел час идти вперед, ведь там много работы, уже не столько для штурмовика, сколько для сапера. А раз уж мы есть под рукой, то мы и сделаем это. Уже проходил через хорошо перепаханную артилерией оборону немцев. Было это летом, в Белоруссии. Так что и сейчас поглядел на полузарытые траншеи и ходы сообщения. Теперь они выглядели как недорытые, потому что густые попадания обваливали стенки и сметали брустверы. После такого удара видимые участки засыпаны наполовину. И в них убитые в фельдграу. Часть завалена землей, это те, кто во время ложного переноса огня, приняв его за конец артподготовки, выскочил в траншею. Но в плане артподготовки было написано, что это еще не финиш и сейчас огонь вернется. Таких переносов делалось два-три, чтобы отбить охоту выскакивать из убежищ на позицию и чтобы их при штурме тепленькими взяли в убежищах. Дзоты и блиндажи тоже побиты – те, какие видно. Проволочные заграждения изуродованы – где огнем, где их смели танки. При таких плотностях артиллерии на пару километров от передовой немецкого сопротивления практически не бывает. Если кто и уцелел, тому так муторно и тошно, что не до борьбы. Видал таких прошлым летом. Блиндаж у них был глубоким, метров на пять ниже поверхности земли, и его снаряды не пробили. Хорошо поработали тамошние саперы, профессионально. Правда, взрывами завалило вход. Внутри раненых и контуженых не было, ибо метры земли и накаты удержали наши снаряды. Только вот грохот разрывов, сыпящаяся сквозь щели на головы земля, томительное ожидание конца огня, который все не наступал, а снова возвращался… Ну и потом ощущение того, что ты замурован, отчаяние и спешная работа по самоткапыванию лишили их сил к сопротивлению. Поэтому, когда они откопались и увидели, что все, мы уже тут, то сразу же подняли руки. Выглядели они тогда сломленными. Живые, не раненые, но уже не солдаты. Да, если бы все было, как пару лет назад, то они бы не сломались. Переждали четверть часа слабого огня, выбежали по команде, заняли свои ячейки и расстреляли атакующих. А вот такой ад артподготовки их просто растер, как плевок по тротуару. Взводный нас поторапливал, поэтому сильно по сторонам поглядеть не удавалось. Так, бросишь взгляд налево – ага, очередная полузарытая траншея, над нею сгоревшая тридцатьчетверка. Какая-то гадость все же уцелела и ее сожгла. Надеюсь, он где-то там поблизости украсил собой утренний пейзаж разгрома. Бетонный дот совсем небольшой, одноамбразурный. Правый угол пробит тяжелым снарядом, вывалившим полстены и закудрявившим арматуру. Вспомнилось название, данное во время финской войны одной нашей гаубице – «карельский скульптор». Больно живописные развалины, заплетенные арматурой, оставлял ее огонь. А вот этот артподготовка не тронула. Зато вокруг амбразуры мощный слой копоти. Огнеметчики поработали. Дошли до позиций артиллерии немцев. Там тоже ад и скрученное железо. Потом нам нашлась работа: делать проезд через противотанковый ров. Вот тут пригодились битые немецкие позиции артиллерии. Расширили воронку, уложили туда собранные немецкие снаряды, присыпали и подорвали. Откос сполз вниз, сделав достаточно пристойный спуск. А дальше уже пошли в ход лопаты – по облагораживанию его. На другой стороне рва сделали то же самое. Проход готов. После – снова разминирование, и еще разок оно же… День прошел плодотворно, и хоть мы вымотались смертельно, но наступление шло успешно. Перед сном я попытался вспомнить: а мне это не показалось, что авиация сегодня не летала? Но так и не вспомнил. Ну, не будить же соседей с таким неотложным вопросом! Потому я и заснул, решив, что с утра спрошу. Где уж там, с утра был новый боевой день. Вспомнил я об этом еще раз где-то через неделю, улыбнулся и не стал никого беспокоить. Какая уже теперь разница, летали наши самолеты тогда или нет. Даже если нет, все равно справились без них. …Немецкая же оборона просто рухнула. А две танковые армии фронта рванулись вперед, сметая и оттесняя всех тех, кто случайно или специально оказался на их пути. Тут еще случилось так, что отходящие на запад немцы отчего-то отклонялись и уходили в полосу действий соседей с Первого Украинского. В итоге перед фронтом оказалась брешь, которую защищать противник мог только кое-где, ибо на большее не хватало сил. Танковые армии проскочили сквозь приграничные укрепления вдоль бывшей немецко-польской границы и двинулись к Одеру. В итоге задержать там их немцам не удалось, хоть вдоль границы и были укрепления, и в них даже кое-где гарнизоны, а еще заграждения и прочее. Вот только занимать их было особенно некем: кто еще не отошел от Вислы, кто еще не прибыл из тыла. Поэтому заняли теми, кого нашли, то бишь фольксштурмом и имперской трудовой службой, а во многих местах и вообще никого не отыскалось. Рвались на запад не только танковые армии, но и подвижные отряды, что сформированы были в общевойсковых армиях. То есть 14 января началось наступление, а уже в первых числах февраля войска начали выходить на Одер. Даже пехота. А на том берегу реки у немцев тоже никого не находилось, и на реке стоял лед. Не везде хорошей прочности, что выдержит танк или самоходку, но пехота начала переходить реку по льду и занимать первые плацдармы. И от этих пятачков до Берлина было где 60, где 80, где чуть больше километров. Конец войны замаячил в очень недалекой перспективе. Один известный и теперь маршал даже решил, что если всеми силами безоглядно в этот момент ударить на Берлин, то «логово зверя» падет. Он об этом не забывал даже через двадцать лет после событий. Но фронтом командовал не он, а маршал Жуков, который решил не заниматься авантюрной попыткой взять гитлеровскую столицу скромными силами и на арапа, а остановиться на достигнутом и сделать так, чтобы Берлин был взят правильным наступлением в следующую операцию. Четко, надежно и без единого шанса для немцев на удачу. Маршал Жуков (что бы там про него ни писали современные интернет-специалисты) свое дело знал. Потому он разгромил противостоящую группировку немцев, обеспечив оперативную пустоту перед собой, а потом его подвижные войска рванулись на запад и не дали немцам задержаться на каких-то промежуточных рубежах, которых имелось приблизительно семь, один из оных – долговременный по бывшей границе. Ну а потом не дал ни спихнуть в Одер плацдармы, ни провести фланговый контрудар из Померании. И продолжил готовить Берлинскую операцию. Глава седьмая Одной из задач фронта было организовать очищение железнодорожной магистрали от Вислы до Кюстрина. Удастся ее быстро очистить от немцев и восстановить – по ней можно будет перебросить все необходимое для прорыва обороны немцев на Одере. Возле Кюстрина железная дорога как раз пересекала реку, севернее нее уже образовались плацдармы Пятой ударной армии, а южнее – Восьмой гвардейской. Если их соединить друг с другом за Одером, то линия очистится от немцев. Если даже они успеют взорвать кюстринские мосты, это тоже неудобно, но не фатально. Нужные грузы будут прибывать туда, где совсем близко от места наступления. И по опыту позапрошлого года мосты через такую реку, как Днепр, строятся очень быстро. Мост длиной в 1200 метров построили за 37 суток. Но чтобы освободить эту магистраль, нужно было взять две крепости – Кюстрин и Познань. Они, конечно, были уже весьма старыми. Но даже давно устаревший замок, кремль или монастырь мог стать крепким орешком. Даже древние валы Великих Лук, на которых был наморожен лед, стали труднодоступными и потребовали невероятных усилий по преодолению их. Построенные еще в XVI веке стены Ивангорода пробивались современными 305-миллиметровыми снарядами. Но этих орудий в Красной Армии всего пять дивизионов, и они требуются и в иных местах. Поэтому даже старые крепости и просто прочные постройки, увы, тяжело берутся. Познань предстояло брать нашей бригаде. Не одним нам, конечно. Два корпуса, танкисты и много артиллерии. Нашлись даже орудия особой мощности – целый дивизион. До Первой мировой войны Познань была в составе Германии, а после отошла Польской республике. И тамошняя крепость – это в основном труд немецкого периода, а поляки только немного глянца навели. Поскольку местные жители нам помогали, то кое-что по ее истории я узнал. Оказывается, укрепления города в основном построены в 1870–1890-е годы. К этому времени относится фортовой пояс города – 18 укреплений вокруг него. А старые стены вокруг Познани уже были снесены. Почти все, за исключением той самой цитадели и разной мелочи. Город и крепость разрезала на две части довольно полноводная река Варта. До Невы она, по моему мнению, не дотягивала, но до Луги – вполне. И сам город большей частью был на левом берегу. Заречная часть тоже имелась, но пожиже. Так что нам предстояло преодоление прямо-таки музея фортификации. Самое новое – это траншеи и доты в промежутках между фортами и приспособление городских кварталов к обороне. Чуть постарше – фортовый пояс, в котором тоже имелись две разновидности фортов (постарше и помоложе). И самый антиквариат, тем не менее дорого давшийся, – это цитадель. Впрочем, ее еще называли фортом Виняры. А вот отчего, я из рассказов поляков не очень понял. Не то географически (так местность называлась раньше и есть даже селение Виняры), не то в честь одного прусского фортификатора, который строил много крепостей и эту цитадель тоже. Фамилия его была фон Брезе-Виняры. Ее закончили еще в 40-х годах XIX века. В оной цитадели тоже разнообразия хватало – и равелины, и полигоны с капонирами. И то, и другое, и даже с хлебом. Фортовый пояс строился в те времена, когда уже отказались от непрерывных укреплений вокруг всего города, а перешли к такому вот ожерелью из отдельных укреплений. Этим достигали сразу нескольких целей – враг отодвигался от города. Скажем, от него до окраин – километра четыре, а поскольку пушки тоже не впритык к форту ставить будут, то нужно уже иметь их с дальнобойностью километров восемь, чтобы бить по городу. Следующая «плюшка» – площадь крепости увеличивается, оттого в ней уже поместится большая армия, которая может выходить из города в промежутки меж фортами, атакуя врага, а при нужде может и спрятаться под защиту пушек крепости. Еще много чего, но это надо снова брать книги по фортификации и перечитывать. Поверьте уж без залезания в них. Познань так и строилась – форты километрах в четырех от города эдаким кольцом. Между ними при кайзере тоже были дополнительные меры усиления: погреба для артиллерии, убежища для пехоты. Вдоль пояса проложена дорога с ответвлениями к фортам. Насколько я понял поляков, были еще специальные узкоколейки для доставки амуниции к фортам, но их я не видел. Не то польские товарищи что-то попутали, не то их уже сняли. Форты, как я уже говорил, были двух видов, более старые кирпичные и более новые бетонные. Последние носили номера с добавкой буквы «а». Старые форты по форме были близки к пятиугольнику и имели размеры приблизительно двести на сто метров. Вокруг сухой ров шириной метров двенадцать и глубиной метров шесть. Наружная стенка рва выложена кирпичом. Внутренняя – тоже кирпичная стенка, но отделенная от вала, который начинается с небольшим отрывом от нее. Поэтому преодолевать ров не так-то просто. Спустился вниз по лестнице, а перед тобой внутренная стена. Ты на нее залез, потом должен спуститься и вновь лезть на вал, чтобы попасть внутрь форта. И пока перебегаешь ров и спускаешься-поднимаешься, ты под фланговым обстрелом из специальных сооружений для обороны рва. Передний ров форта (или его фас, если по-научному) простреливается из специальных казематов в наружной стенке рва. В центре – вход в эту постройку, а вокруг этой двери – по четыре амбразуры, стреляющие влево и вправо. Боковые рвы простреливаются из специальных выступов-полукапониров сбоку. Тыльный ров – из амбразур казармы форта. С трех сторон форт окружен толстым земляным валом (больше десятка метров в толщину и метров пять-шесть в высоту). В нем устроены несколько казематов из кирпича и два полукапонира для обстрела боковых рвов. В задней части форта – кирпичная казарма в один или два уровня. Имелись подземные коридоры-потерны для скрытого сообщения с этими постройками для прострела рва. Сводчатые коридоры, выложенные кирпичом, – идешь, идешь и кажется, что свод сейчас осядет на тебя. Сначала в таком форту могло быть до батальона пехоты и полтора-два десятка небольших орудий. И воевали они так: когда не было штурма, то укрывались в казармах и казематах от огня осаждающих, когда же начинался штурм, то пехота вылезала на вал и устраивалась для стрельбы. Для нее даже устраивались погребки с запасом патронов. По аппарелям туда же артиллеристы выкатывали пушки и ставили на специально устроенные позиции для них. Дальше атакующие обстреливались всем, что есть на верхних площадках форта. Если противник отходил, то гарнизон убирался опять в казематы под метровую подушку кирпича и несколько метров земли, до следующей атаки. Если же противник прорывался к форту, он защищался вплоть до рукопашной. Гарнизон французского форта Во при его штурме несколько суток дрался в подземельях, перегораживая потерны баррикадами и обороняя каждый поворот. Оборону прекратила нехватка питьевой воды – солдаты сдались, только когда цистерна показала дно. Пополнить ее запас было нельзя, не удалась и деблокада. Пришлось сдаваться. В дальнейшем эти форты были несколько модернизированы. Тут я немного ввел в заблуждение: данный капонир для обстрела переднего рва в таком виде – это тоже модернизация, а сначала он был не такой. Для усиления прочности в боковых фланкирующих постройках и казарме были усилены своды, образовался многослойный «бутерброд»: метр кирпича, песчаная прослойка и метр бетона. Как выяснилось, такую конструкцию 280–305-миллиметровый снаряд пробивает только при повторном попадании в дно воронки от предыдущего. То есть сквозное пробитие свода – это считанные проценты попаданий. Поскольку такие орудия выпускают всего несколько снарядов в час, то выходила такая интересная картина: дивизион самых мощных орудий стрелял несколько дней, давал более сотни попаданий в форт, но сквозных пробоин было всего две-три. Так что даже эту казарму разрушить не удавалось. Старые своды держались. А вы говорите – старое… Более новые форты построены из бетона. Вокруг них тоже был ров шириной десяток метров по дну и глубиной те же шесть метров. Только ров посложнее преодолевать, так как в стены рва вмонтированы стальные решетки, чтобы посложнее было перелезать. Простреливается ров из двух построек за рвом: одна на две стороны (капонир) и одна на один ров (полукапонир). Оставшийся в тылу ров обстреливается из капонира, являющегося частью казармы. Под передним валом еще одна казарма, чуть поменьше размером, чем тыловая. Гарнизон – около роты пехоты, и орудий значительно меньше. Бетонные своды толщиной приблизительно два метра или чуть толще – я ведь смотрел на пробитое место, а там сколы были неровные. Но это просто бетон, а не железобетон. У всей этой прелести есть один крайне существенный недостаток: брать штурмом очень тяжело, но между ним и следующим фортом два-три километра промежутка. Теоретически атакующий, пытаясь прорваться через этот промежуток, расстреливается во фланг огнем обоих фортов. Одновременно же обороняющиеся на промежутке войска стреляют в лоб атакующим. То есть вытащенные наружу пушки и стрелки на боковых валах препятствуют прорыву. Но они открыты для обозрения и обстрела. Так что если удачно прорваться между фортами, то ядро крепости будет взято, а потом неспешно задавят и форты. Это было замечено еще в конце XIX века немецким же генералом Зауэром, и им предложена ускоренная атака для того, чтобы взять крепости прорывом между фортами. Были случаи, когда это получалось. На русских и французских фортах для обстрела промежутков были одна или две специальные постройки для флангового огня. Потому даже если согнать пехоту и артиллерию с валов, то есть кому проредить атакующие цепи – пушкам вот из этих специальных построек. У немцев таких не было. Правда, позднее они сняли часть артиллерии с фортов и построили впритык к фортам специальные смежные батареи, чем несколько уменьшили количество мишеней на самом форту и улучшили обстрел промежутков. На старых познанских фортах такое было, на новых – нет. Но, правда, за время, прошедшее после кайзера Вильгельма, пушки с фортов по большей части улетучились. Хотя пулеметов сильно прибавилось, до трех десятков на форт. А ведь были же времена, когда пулеметы для защиты рвов оценивали невысоко, дескать, скорострельная пушка картечью во рву работает лучше, и разметает даже баррикаду, за которой штурмующие могут укрыться. Те дни прошли. Да, видел я и убежище для пехоты кайзеровского времени – небольшое такое, укрытое в земляной насыпи. Вдоль казематов – коридор, куда выходят окна, укрытые стальными ставнями. С одной стороны – сортир, с другой – кухонная плита, чтобы сидеть в убежище неголодными. Мебель – металлические нары и деревянные ружейные пирамиды. И никто не убрал и не упер это дерево, что самое странное. Или оно было на замке, а только недавно все снова открылось? Насчет усиления сводов бетоном, как в фортах, не могу сказать, было ли такое. Никто его не разрушал, а внешне, увы, это не видно. Да, польские войска немного озадачились проблемой фланкирования промежутков, и на некоторых фортах сверху поставили бетонные колпаки для пулеметов. Ну и немцы тоже постарались, вырыв на промежутках траншеи и оборудовав артиллерийские площадки сверху на валах. Но радикального улучшения не было. Колпаки были совсем слабенькими и сносились с валов снарядами на счет раз. Но поскольку МГ достаточно легкий, то в любую секунду на верхотуру мог влезть очередной пулеметчик и ударить во фланг нашей цепи. …Первый штурм форта был неудачным. Штурмовая группа зашла с тыла и ворвалась во вход форта, захватив несколько казематов. Увы, на этом успехи кончились, дальше начался гранатный бой внутри казармы. Продвижения нет, ибо все попытки прорваться дальше давятся немецким огнем. И удержаться тяжело – запас гранат меньше немецкого, потому стрелки и отошли. Ну ничего, будет и Ивашка под простоквашкой, как говорила Баба-яга в мультике из моего детства. К следующему штурму подготовились посерьезнее. Поскольку это был новый форт, то ров прикрывали капонир и полукапонир. Вот капониру и преподнесли нечто реально потрясающее. После его потрясения через ров пошла штурмовая группа, а другая ударила опять со стороны казармы. Мы сблизились с фортом, чтобы достать его одним броском. Сначала по его поверхности начался короткий, минут на пять, артналет, а к моменту его окончания поближе подошел танк и целая батарея дивизионок. Они с прямой наводки начали подавлять всякое шевеление на поверхности валов. Один там немец или куча – сразу туда снаряд, чтобы не отсвечивал. Когда до немцев этот печальный для них факт дошел, они притихли. А вот теперь наша очередь: мы трое катим бочку, остальные несут лестницы. Бочка тяжелая, потому катится не везде, мы под нее рычаг подпихнем и стронем с проклятого места застревания. Так и докатили бочку к форту. Перелезли через небольшой валик, а за ним – неглубокая искусственная канава с сильно драным проволочным заграждением. Мин нет, об этом уже позаботились. Плюхнулись за другой небольшой валик, что частично прикрывает форт от наблюдения и обстрела. За его гребнем – скат прямо ко рву. Была раньше по границе рва решетка, но сейчас уже нет. Куда же ее поляки дели? Ну и ладно, без нее интереснее. Доволокли бочку до гребня и аккуратно, на веревках спустили на дно рва, прямо к тому самому капониру, а затем поддернули понизу поближе к нему. Два шнура уже горят, и огоньки ползут вниз, к зажигательным трубкам в бочку. Теперь надо укрываться, сейчас будет большой бадабум, переходящий в апофигей. Бочка набита взрывчаткой, в ней почти, а может, и точно, двести кило. Так что мы для страховки за второй валик смотались, но надо было бы еще дальше, потому как от грохота взрыва во рву и нам тошно стало. Я таких мощных взрывов еще не слышал. Описывать это нет никакой возможности. Ты просто ощущаешь, как ты слаб, уязвим и смертен. Валентин Пикуль писал про обстрел линкорами побережья и сравнивал грохот их орудий с урчанием желудков динозавров. Не знаю, жили тогда люди или нет, но если бы у динозавров желудки ревели, как этот взрыв, то человечество бы вымерло от страху. Туча дыма и обломков взлетела явно до небес, может, и до самого седьмого. А теперь вперед, надо для штурмовой группы установить лестницы, чтобы они могли спуститься и перескочить ров, пока пулеметчики капонира пребывают в состоянии единства с бетонной стеной и бетонной же пылью. Я потом глянул на этот капонир – устоял, зараза. Трещины в стенках есть, ставни скручены и изуродованы. Внутрь я не пошел, ибо оттуда сильно попахивало мертвечиною. Было это попозже, потому и не в курсе, отчего пулеметчики в капонире погибли, от контузии или им еще добавили позже. Но капонир заткнулся, и два рва потеряли защиту огнем. Но наша работа на том не закончилась. На форту уже шел бой с прорвавшимися группами, а мы галопом обежали форт, проскочили сквозь задымление тыльного рва и оказались в казарме. Там задача попроще. Пробил в стенке каземата нишу под пятикилограммовый заряд, забил его туда, ну и так далее. Как заряд вынес кусок стены, туда сразу же полетели две «сталинградки». А за их взрывами влетают автоматчики. В последнем каземате поработали подошедшие огнеметчики. Все, казарма наша. На валах при прорыве противника с тыла укрыться негде. Осталась пара казематов под передним валом и вот эти фланкирующие рвы постройки. Да, еще внутрь форта проскочил наш танк, который начал гвоздить в упор по всему, что похоже на амбразуру. То есть конец близок, и они это поняли, потому как вскорости явился парламентер с белым флагом. Немцы гарнизона начали сдаваться. Но это уже работа стрелков: принять ключи от сдавшегося гарнизона. А нам следующая задача – дот на промежутке. Там все пошло быстро. Пехота его заблокировала, танкист разбил пулемет в амбразуре, но немцы заперлись внутри и чего-то ждали. Наверное, контратаки камрадов. Взрывчатки у нас много не было, потому большого взрыва с выносом бронедвери и раскалыванием стены немцы не дождались. Им было обеспечено нечто другое. В вентиляционный короб поехали две бутылки с КС и между ними – связка трофейных «колотушек». Такой вот последовательный подарок, который ручкой лопаты протолкнули в короб вентиляции. А дальше прошло восемь секунд затяжки, и связка рванула. Последний живой открыл бронедверь, но это было все, что он смог. А остальные остались внутри. У немецких саперов тоже была подобная тактика: подрывали крышку перископа, а потом сквозь трубу заливали внутрь бензин или что-то наподобие. Когда пары горючего заполняли казематы, внутрь швыряли гранату или пакет взрывчатки. Взрыв паров бензина превращал все внутри в пекло. Нам об этом рассказывали жители, что видели захват немцами дотов новой границы. Они добавляли, что даже часть перегородок выносило взрывом. После живых не было – кого не спалило вихрем огня, того убило отсутствие кислорода. Его в доте и так не в избытке, а тут такое пламя. Что еще хочу сказать? Эти укрепления также сохраняли некоторую эстетическую функцию. Как и старые кронштадтские, облицованные гранитом пристани, колонны и прочее. Вообще старая кирпичная кладка – ровная, как по ниточке и с идеальными швами, на которую приятно смотреть. Но это еще не все, даже у бетонных фортов фасад казармы облицован декоративным камнем, а на нем же, как на корабле, название форта. Красота! Доты, на которые перешли в дальнейшем, – это уже голая функциональность, хоть обсыпанный, хоть необсыпанный. Часть старых дотов первого периода постройки часто имела барельеф в виде звезды. Иногда еще и лозунг. На дотах новой границы я уже такого не видел. Но, правда, я мог пропустить. Да, посетил почтенного возраста уборную на форту. Думал, что там все будет, как в старых парках, то есть дырка в полу. Ан нет, мощные бетонные унитазы с металлическим желобом. Монументально выглядят и вандалоустойчиво. Еще добавлю пару слов про противоштурмовые решетки. Выглядят они как старые металлические ограды в парках, только с минимумом красот, верхние части прутьев заострены и сильно отклонены внутрь. Наверное, чтобы затруднительно было перелезать, потому как, если бы прутья торчали вертикально, то перелезть вполне можно было бы. А тут прутья завалены внутрь градусов под сорок пять. Оттого, перелезая, в таком положении просто не удержишься. И решетка весьма крепкая. Шестидюймовый снаряд, попав в нее, только немного корежит прутья. После попадания она работает, только красота и симметрия теряются. Бои за Познань шли около месяца, а фортовый пояс был прорван в первых числах февраля. Исходя из практики осад, взятие полноценной крепости за такой срок – вполне успешное дело. Мне припоминаются осады, проведенные лично маршалом Вобаном: крепость держалась от месяца до полутора. И тогда не было фортового пояса. Так что командарм Чуйков по взятии Познани оказался на уровне великих полководцев, особенно если учесть, что он одновременно еще двумя корпусами удерживал и расширял плацдарм на Одере. После фортов наступила вторая серия штурма с рабочим названием «Современный город как крепость». В принципе это так и есть. Каменные и железобетонные дома выдерживают обстрел, заводские корпуса – тем паче. В лабиринте проходов, подворотен, переулков и заборов можно запутаться даже жителю соседнего района, ибо откуда ему знать, что вон там, меж сараями, есть проход. Да и через заборы горожанин лазает мало. Зато вот эти скрытые пути приводят в тыл обороняемого здания. Да и обороняющиеся так контрудар нанести могут. В городе бой сильно дробится – по улицам, по этажам и комнатам здания, что часто сводит на нет преимущество в численности. Если в дом ворваться можно только через пролом в первом этаже, то фронт атаки ужимается до его ширины. Коль в него с трудом пролезают два бойца, то противник его может держать только одним-двумя своими. И подземная война в городе возможна: под землей проходят канализационные коллекторы, метро и прочие пути продвижения. В Познани метро не было, зато до войны польское командование соединило для удобства обороны многие здания подземными переходами. И зачастую немцы об этих проходах не знали. А мы с проводниками из местных сваливались как снег на голову. Мины снимать приходилось значительно реже, чем в чистом поле, и ставить тоже ограниченно. Но подрывных работ было досыта. В том числе и при помощи противотанковых мин. Две противотанковые мины – это 10–12 килограммов взрывчатки. Бывает и больше, и меньше, но это обычная цифра. Еще в городе мы пользовались трофейными фаустпатронами, но не по танкам и самоходкам, которые я в Познани видел только дважды, причем одна самоходка была явно неисправная и вкопанная в землю. Били мы из фаустпатронов по амбразурам, закрытиям, в окна… Граната летела метров на тридцать-сорок, чего обычно хватало, чтобы ударить по противоположной стороне улицы. Немцы тоже стреляли ими в ответ, и не только по танкам. Заложенное окно в полкирпича фаустпатроном пробивало, а если то же самое окно закладывали мешками с песком, то при удачном попадании мешки могло сбросить. Кирпичные стенки – когда как. Тонкую внутреннюю перегородку могло и пробить, а наружные стены – обычно нет. Когда граната влетала в комнату, осколков образовывалось немного, а вот по ушам било здорово. Еще от ее взрыва часто загоралась мебель и разный мусор, что тоже играло нам на руку. Ведь фашисты могут наплевать на контузии, но будут опасаться огня в помещении. Впрочем, мне что за дело, по какой причине противник выкинет белый флаг? Важен результат. А пожаров было много. Работали роксисты, танковые огнеметы, мы и пехота термитными шарами и бутылками. Что-то горело и от снарядов с минами. Огнеметчики вообще трудились не покладая брандспойта, или как там эта штука у них называется. Какой-то завод они запалили целым отделением: сразу все корпуса запылали, немцы смылись, и штурм завода не потребовался. Здание гестапо подрывали так активно, что оно в итоге завалилось, хорошо еще, что не на головы штурмовой группе. Трудились в поте лица, ибо наш пот сберегает кровь пехоте.