О том, что Эрик живет здесь с дедушкой давно. Сколько – Эрик не знает. О том, что дедушка не видит, а теперь и не ходит. О том, что это дедушка показал Эрику, как пользоваться излучателем. О том, откуда взялся я. Не удалось ли мне вернуться оттуда, откуда никто не возвращается? Я попробовал описать мир снаружи как мог, но много ли знал я сам? – Небо? – То, что над потолком, – я ткнул вверх. – Но над ним земля. – А над землей? – Другая земля. – А над ними – небо. Эрик не понимал меня. А я никак не мог подобрать слов. Если бы я не увидел море – как бы я его узнал? Да даже и увидев ночью – не понял сразу, что это оно. Так как я могу объяснить что такое небо? Все это время слепой старик тихо бормотал что-то свое. Рассказывал о каком-то волшебном олене, сотканном из яркого света. Долго, подробно, повторяясь. – Они появились стадами. Целые… толпы. Каждый рассвет. Потом свет стал так невыносим, что мои глаза загорелись. Теперь все для меня – темно. Но если выйти наружу, когда дрожит земля, можно увидеть этих оленей с красными рогами и серыми мордами. Я их видел. Олень уводит всех, кто его видит, прочь. Прочь из пещер, на волю, наружу. Туда, где свет, ослепительный свет. Никто не возвращается. Нельзя наружу… Эрик! Э-э-эри-и-ик… Это… правда не олень. “Боевой отравляющий газ. Триплекс. В малых дозах вызывает галлюцинации, потом потерю ориентации в пространстве, атрофию органов чувств, в первую очередь зрения, и при длительном воздействии – смерть. Этот газ не стелется по земле, а висит в воздухе примерно от пояса человека на метр в высоту. Хотя это сильно зависит от температуры. Точка росы нестабильная”. Впервые воспоминания звучали у меня в голове голосом. Чужим, и… пугающим. Я задумался. Видимо, я замолчал слишком резко, потому что мальчик схватил меня за руку. Потом я понял, что дело не во мне. Земля чуть заметно вибрировала. Почему я так поздно заметил? – Это Пожиратель, – прошептал Эрик. – Он все ближе и ближе. Однажды он доберется до нас… Земля дрожала. Я спросил: – Тогда как же вы тут живете? Глава 7. Земля неправедная Я прожил с Эриком и стариком около десяти дней. Почему-то я вполне точно мог определить прошедшее время даже под землей. Хотя часов у меня не было, раньше я и не задумывался о том, что они нужны. Освещение здесь почти отсутствовало, конвектор работал на гравитационном преобразовании, а на светильники энергии явно не хватало. Но в подземельях скрывались огромные запасы еды. Пусть многое оказалось испорчено, но оставшимся, наверно, можно было кормить большое поселение не один месяц. Мальчишка легко расправлялся с упаковками, находя на складе нужные даже без фонаря. А еще я понял, что ребенок не умеет читать. Слепец, конечно, его не научил бы. Других людей Эрик помнил плохо и рассказывал о них неохотно. Я понял только, что их было мало, и они ушли наверх, но не вернулись. Старик уверял, что это из-за оленя. Но я-то знал, что никакого газа на поверхности уже нет. По крайней мере, теперь… Артефактов и техники тут было мало. Я не стал чинить тот излучатель, что был у Эрика, просто разобрал. Нашел совсем небольшой, шоковый, и отдал мальчишке его. Правда, фонарь теперь нужен был отдельный. С другой стороны, я бы предпочел, чтобы это оружие не пригодилось. Да и пережить заряд из парализующего излучателя, если что-то пойдет не так, мне, вероятно, будет проще. Эта мысль кольнула отдельно. Словно в ней крылась какая-то ловушка… Хотя Эрик достаточно доверял мне теперь. Да и плохо соображающий старик не выказывал ко мне неприязни. Себе я так и не завел излучатель. Почему-то – не хотелось. Я нашел книги и дневники, которые, правда, сильно пострадали от сырости. Было среди них и что-то вроде отчетов. Кажется, люди действительно прятались здесь от газа, но мало кто выжил. Я не нашел никаких записей о количестве спасшихся, но в один из дней неосторожно открыл дверь в закрытый коридор. Тот запах, которым повеяло оттуда, показался мне четко знакомым. Это был запах старой смерти. Остатков тел в том месте было невероятно много, и я запечатал проход снова. Возможно, по той части подземелий все еще бродили неведомые болезни… Не хотелось бы проверять это. Дед Эрика и так болел. А я никак не мог понять, как ему помочь. Им обоим. Еще меньше я понимал, а нужна ли им была моя помощь вообще? Я читал остатки записей, несколько дней подряд. “Среди всех живых существ только люди обладают наибольшей гибкостью как вид, но наименьшей – как индивидуумы” – прочел я на одной из страниц. Странная цитата. Рукописная. Запомнил я ее, потому что сразу по прочтении с потолка посыпалась мелкое бетонное крошево. А потом с жутким скрежетом рухнуло несколько перекрытий. Где-то в коридорах, судя по звуку. Я бросился туда, где должен быть Эрик. Пол крупно трясло. Противный треск и хруст стен не прекращались. Затем все резко стихло. Эрика я нашел в том коридоре, где мы впервые встретились. Мальчик сжался в комочек, закрыв голову руками, лежал под пластиковой панелью. Вроде бы он был вполне цел. Кажется, Эрик правильно нашел достаточно безопасное для себя место, поэтому я оставил его там и пошел проверить старика. Хорошо, что ребенка со мной не было. Та комната, где мы все спали, пострадала сильнее коридора или библиотеки. Конвектор разбился, кажется, даже успел загореться и сейчас чуть дымился. Я залил его пеной из огнетушителя. Повезло, что он оказался рабочим. Но запах гари понемногу просачивался кругом. Хуже всего, что потолок явно рухнул там, где стояли кровати. Тело старика было завалено крупными обломками. Одна обрушившаяся плита, кажется, стала для него надгробием. Я осторожно, хоть и с трудом, разобрал этот завал. Слишком медленно… Дед Эрика погиб. Очевидно. Чтобы это понять, достаточно было взгляда, но… Я почему-то минут десять пытался найти дыхание или пульс в мертвом теле… Разумеется, тщетно. Да и найди я пульс – как лечить такие переломы костей и повреждения головы в окружающих условиях? Я не мог помочь старику и раньше. А теперь. Что я должен сказать мальчишке теперь? И что сделать? Пока решил осмотреть остальные помещения. Засыпало склад с едой. То, что раньше было регулируемым источником воды, стало грудой плит, из которых лился непрерывный поток, затопляя понемногу окружающие комнаты. Теперь точно не стоило тут оставаться. Только вот Эрик не хотел уходить. Рассказал ему, как мог в общих чертах о старике. Я не мог объяснить ребенку, что такое небо, так как я должен объяснить ему, что такое смерть? День мне понадобился, чтобы убедить его, что Пожиратель, наверно, прогнал оленя, но скоро может съесть нас. Мальчишка, кажется, поверил. А я понял, зачем детям рассказывают сказки… Тело старика так и осталось в подземелье. Мы засыпали его землей и завалили осколками плит. Потом собирались в путь. Мальчишка молча помогал мне таскать тяжести. Не проронив ни слезинки. Почему же я решил, что он должен был плакать? Забрав немногие вещи мальчика, мы поднялись по тоннелям, наконец, выйдя на поверхность, там, где я нашел обвалившийся ход. Вышли на дорогу. Я легко определил направление на юг. Над нами было небо. Мальчишка долго и завороженно рассматривал его, щурясь от света. Хорошо, что дни стояли пасмурные. Задувал ветер, но снега не было. Эрик шел рядом со мной, держась за руку. Он сам нес свой рюкзак с вещами. В какой-то момент малыш обогнал меня и, заглядывая в лицо, спросил: – Ты же не бросишь меня никогда? Правда? Глава 8. Один в поле Я решил научить Эрика читать. Уж не знаю зачем. Просто мне казалось, что так будет правильно. Крупные буквы я написал на переплетенных листах, которые захватил с собой из библиотеки. С мелкими – реальными надписями было сложнее. Кажется, у мальчишки все-таки имелись какие-то проблемы со зрением от постоянного сидения в темноте. Стоило бы поискать врача, но Эрик боялся городов и людей. Так что ночевать нам приходилось на природе. В боксе мы отлично умещались и вдвоем, там, наверно, влез бы и еще один человек. Шли мы неторопливо, мальчишка быстро уставал – с одной стороны, и был любопытен и непоседлив – с другой. Я старался рассказывать ему про разные вещи так, как хотел, чтобы кто-то рассказал мне, когда я ничего не знал. Проблема все еще заключалась в том, что сам я знал мало. Да и верно ли было то, что я как бы вспомнил? Пейзаж кругом был в основном в черно-белых и серых тонах. Жаль, что Эрик не застал лесные цветы и закаты, которые видел я, когда только очнулся. Изредка проглядывало солнце и голубое небо. Тогда мы обычно делали остановку, потому что свет, отраженный от не стаявшего местами снега, очень беспокоил мальчика. Еды из подземелья я набрал нам на неделю примерно. Дальше придется как-то доставать новую. Жаль, что у нас нет транспорта. Ехать, а не идти, было бы сильно веселее и проще. Да и запасы можно было бы брать побольше… Но, чего нет, того нет. Говорят, транспорт стал редкостью, потому что антигравы выводили из строя целенаправленно какими-то спецсигналами. А более примитивный транспорт был теперь нарасхват. Так что, возможно, и к лучшему, с другой стороны, что у нас ничего такого нет. Я, в конце концов, понял, что что-то ценное может спровоцировать нападение. Правда, так и не понял, от каких факторов оно зависит. Только от того, кто тебе повстречался? Скоростные антигравы я услышал, когда отошел от дороги, чтобы собрать алые подмерзшие ягоды с кустов. В воздухе повис очень раздражающий звук. Гораздо более тонкий и нервирующий, чем комариный писк. Он буквально угрожал мне. Не знаю почему, но я побежал обратно к дороге. Туда, где оставил Эрика с вещами, решив не тащиться в кусты с громоздким боксом. И заметил лишь удаляющееся облако изморози, поднятое каким-то крупным объектом. Да просто огромным, судя по всему! Шире дороги, или мне так показалось из-за расплывчатости силуэта… “Левиафан. Антиграв линейный, грузовой, скорость следования до 380 км в час. Требования к выравниванию составляют 2,3 по шкале Кейнела. Высота следования – до 0,3 метра. Левиафан совмещает в себе скорость, грузоподъемность и высокую скрытность при помощи системы типа “пелена”. Издает ультразвуковые колебания, неразличимые в среднем для обывателя, исключения…” Снова этот голос. Почему он кажется мне таким ужасным? Пытаясь избавиться от диктовки, я мотал головой, немного потеряв бдительность. Мир замер и смазался. Стон послышался откуда-то с обочины. Эрик! Ведь он оставался где-то здесь. Я на миг замер, подбежав к источнику звука. “Левиафан” был шире дороги… Он промчался и не заметил ребенка на своем пути. А Эрик не смог его услышать, в отличие от меня… Кровь. Я видел ее. Кровь. Изломанное детское тельце. Как будто не в первый раз… Мыслей совсем не было, как тогда, когда я только очнулся у озера. А потом они стали накрапывать, словно капли дождя по лужам. Я не смог помочь Эрику. Я был почти рядом и так чудовищно далеко… Ведь почти так же было в подземелье, когда старика завалило. Но будь я рядом… Будь я рядом с ними – я погиб бы тоже? Или… смог бы помочь? Я услышал левиафана, но что я мог сделать? Да и понял слишком поздно, и… Я держал Эрика за руку, как тогда, когда мы вышли к солнцу... Если не считать того, что сейчас мальчик лежал на земле. Каким-то неизвестным себе ранее чувством, я понимал, что ему больно. Очень-очень больно. И я внутренне метался вместе с ним. Так и не понимая, что лучше: оставить его, не тревожить, или нести к людям? “Кровоостанавливающее. Стандартный микроинъектор, маркер – зеленая точка в красном кругу. На ощупь – три линии рядом, вдоль корпуса. Конец с выемкой прикладывается к коже, лучше всего в месте с выраженным…” Опять этот голос. Сухой, безэмоциональный. Но сейчас, возможно, он нужен мне. Из подземелья мы забирали аптечку. Открываю, нахожу нужную инъекцию. Дальше тело снова знает, что делать. Я будто бы наблюдаю со стороны. Но сейчас это должно спасти Эрика. Где-то вдали мелькает вопрос о том, почему я не слышал подсказок, когда погиб старик… Неважно, все разбирательства потом. “С такими травмами выживание возможно лишь при наличии реанимационного модуля и обеспечения синто-тканью для регенерации не позже, чем через сутки после ранения…” – Заткнись, – говорю словно сам себе. Не смотря на то что я использовал и обезболивающие препараты – Эрик стонет. Я поднимаю такое легкое тело с обочины и иду по дороге в обратную сторону. Мы отошли от города всего на пару километров. Не заходили, ночевали рядом. Какова вероятность, что там будет этот “реанимационный модуль” и “синто-ткань для регенерации”? Какова вероятность, что даже если они будут – они будут для Эрика? Глава 9. От Каина до тебя Кажется, город назывался Вальта. Сумрачный, но довольно большой. Наполненный приземистыми зданиями до пяти этажей. Более высокие строения почти все были разрушены. Я шагал по пустым, продуваемым ветрами улицам, но не знал, куда иду. Сначала мне никак не удавалось найти того, кто согласился бы ответить на вопрос, указать дорогу. Я прошел чуть дальше к центру города. Здесь стало попадаться больше людей. В конце концов, несколько человек остановились, когда я попросил их об этом. Показали, куда идти. Описав кратко путь и махнув рукой в нужную сторону, люди прятали лица и уходили прочь. Спешили не видеть. – Медик вон там есть. Да толку-то… Я все же дошел. Эрик у меня на руках больше не шевелился. Но я ощущал его слабое дыхание. Двухэтажный серый дом с обвалившейся плиткой на фасаде. На лавочке рядом с широким крыльцом, замусоренным и неопрятным, сидел взъерошенный молодой человек. Искусственный мех его комбинезона был засаленным и линялым. Сфокусировав взгляд сначала на мне, потом на моей ноше, парень вскочил. Подошел ближе. – Что, тоже линейки? Не стоило сейчас из города выходить, тут опять движуха пошла… – Линейки? Кажется, мое непонимание человек заметил и махнул рукой. – Тащи быстрее, – проговорил он, поднимаясь на крыльцо и распахивая дверь. – Только шансов мало. Те же линейки все и захапали из хирургического оборудования и модуляторов синто-клеток… Короче, я обезболю, а там… Что руками смогу – то смогу. Но я не автомат. Больше парень ничего не уточнял. Я догадался, что он, вероятно, и есть тот врач, о котором мне говорили. Просто молча занес Эрика внутрь помещения. Взъерошенный человек открыл еще одну дверь, показал на какой-то отливающий металлическим блеском стол. – Ждать будешь? – А можно? – Долго. Сиди тут и ничего не трогай тогда. Я один долго провожусь. – Я обещал его не бросать, – на миг я замолк. – Себе обещал.