Когда и пятая попытка успешно провалилась — мое терпение иссякло. — Слушай, ты, ковбой недоделанный, кончай экспериментировать. Подойди да надень свой поводок руками. Хевирим скептически на меня покосился. — А вдруг лягнет? — Ну, ты ж не на зад ему веревку цеплять будешь! Так что лягнуть он тебя точно не сможет. Разве что укусить! — подбодрила я паренька, отчего тот и вовсе сделал два шага назад, отдаляясь от лося. — Не в ту сторону идешь, — вежливо подсказала нашему помощничку Стаська. — И вообще, ты мужик или не мужик? Харэ трястись, как баба! Еще чуть-чуть, и мы тут и вовсе заночуем. Как ни странно, Стаськино высказывание подействовало. Херувимчик встрепенулся, выпрямился, приосанился и, заметно увеличившись в размере, решительно попер на лося. Правда, решимость эта довольно быстро начала таять, но дойти до сохатого времени хватило. Теперь уже лось скептически косился на гремлина. Даже жевать на какое-то время перестал. В общем, не сказать чтобы рогатый был слишком доволен действиями Хевирима, но процедуру привязывания он перетерпел смирно. Лишь пару раз недовольно фыркнул на трясущегося мальчишку. Тот же, закончив с шеей, скоренько привязал второй конец к дереву и хлопнул в ладоши. Сияющая веревка в тот же миг исчезла, сделавшись невидимой. А мы, проводив голубого лося прощальным взглядом, наконец двинулись дальше. На наше счастье, в деревеньке имелся постоялый двор, в количестве аж одной штуки, и там, вопреки сложившейся традиции, даже оказались свободные номера. Мы сняли две комнаты, одну для девочек, вторую для мальчиков, и принялись готовиться к отдыху. После всех злоключений даже есть не особенно хотелось. Так, ограничились чаем с плюшками местного же приготовления. В общем, комнаты-то мы поделили. Да только Фауст, который к тому моменту уже изрядно подрос и с трудом умещался у меня на руках, по-прежнему ходил за мной по пятам и переселяться в «мужскую» комнату решительно не хотел. Я его раза три туда относила, но пронырливый птиц каким-то образом сматывался через окно, а потом стучался длинным клювом в наше. В общем, пришлось смириться и оставить птичку у себя. Вот только тут встал один немаловажный вопрос. — Стась, как думаешь, Фауст что-нибудь понимает? — В смысле? — не поняла, куда я клоню, мелкая. — Ну… мне бы переодеться. А он от меня ни на шаг не отходит. Может, подержишь, пока я в ванную сгоняю? Да-да, вот такая я стеснительная. — А что, он там еще чего-то не видел? — подколола сестричка, за что удостоилась моего гневного взгляда. — Ладно-ладно, подержу. Пообещать, как водится, оказалось проще, чем сделать. Ибо удержать здоровенного феникса, да еще если тот вырывается, задание не для слабых и уж тем более не для слабонервных. Короче, сестричке пришлось всей свой тушей придавить пернатого к кровати, чтобы я успела забежать в ванную. Я захлопнула дверь, закрыла на щеколду и облегченно выдохнула. Фух! Быстрее бы он превратился, а то не поймешь, то ли к нему как к мужчине относиться, то ли как к безмозглой курице, движимой животными инстинктами. В общем, я принялась переодеваться, ибо с той стороны двери слышался отчетливый стук клювом. И, насколько я поняла по долетающим звукам, схватку с пернатым Стаська явно проигрывала, а стало быть, придется нам при выезде платить не только за постой, но еще и за порчу имущества. Я ускорилась. Стащила с себя жакет, брюки, рубашку и, оставшись только в одних трусах, поняла, что сорочку для сна оставила на постели. Твое ж налево! Пока соображала, как быть, копошение и визги за дверью стихли. Подозрительно так стихли. А потом раздался настойчивый стук в окно. Да, в ванной было окно. Незашторенное! А с той стороны прозрачного стекла на меня таращился взъерошенный Фауст. А я неглиже! И могу поклясться, взгляд у птица был хитрющий. Машинально прикрылась руками и шарахнулась в сторону от окна. Взгляд зацепился за махровое полотенце, которое я молниеносно сорвала с крючка и обернула вокруг тела. — Ну ты и поганец! — с горем пополам прикрывшись, гаркнула фениксу и показала ему внушительный кулак. — Ни стыда ни совести! — И, изрядно разозлившись, добавила: — Все, будешь у меня сегодня спать на улице! В наказание. Гордо задрав подбородок, вышла в спальню и застала там веселенькую картинку. На кровати сидит лохматая Стаська. Вокруг летает птичий пух и перья. Постельное белье валяется на полу. Под подоконником лежит разбитый горшок с землей и несчастным переломанным фикусом. — Это что? — круглыми от негодования глазами воззрилась на сестричку. — Это я твоего феникса воспитывала. — Ну и как? — Как видишь, неудачно, — развела руками сестренка. — И кто теперь это все убирать будет? — обведя взглядом комнату, поинтересовалась у мелкой. — Ну, феникс — твой, стало быть, и убирать тебе, — заключила эта вредина и широко-широко улыбнулась. Я хмуро глянула в окно. Птиц, как и ожидалось, передислоцировался на карниз и жалобно скребся лапкой в стекло. Ага, так я его и пустила! Решительно направилась к окну и задернула шторы. Нечего тут подсматривать! Сама же наконец натянула сорочку для сна и, еще раз окинув взглядом учиненный беспорядок, решилась на кардинальные меры. Проще говоря, поручила уборку помещения нашему работничку. Зря, что ли, платим ему? Правда, нам со Стаськой для безопасности пришлось закрыться в ванной. Собственная шкура-то еще дорог! Да и щеголять перед пареньком в одной тонкой сорочке, где все напоказ, тоже не особо хотелось. Короче, стоим мы за дверью да прислушиваемся. Поначалу вроде все шло хорошо. Никаких тревожных сигналов не раздавалось. Но это лишь поначалу. В какой-то момент спокойствие наше было нарушено истошным визгом. — Что ж это делается? Ирод проклятый, ты куда меня… Мы с сестричкой схватили ноги в руки и, толкая друг друга в дверях, ввалились в спальню. И тотчас узрели призрака бабушки-графини, которого вместе с фикусом засасывает в цветочный горшок. Призрак отчаянно сопротивлялся, подкрепляя свое сопротивление красноречивыми ругательствами, гремлин же ошалело пялился на это чудо природы, кажется, совершенно не понимая, что тут происходит. В итоге бабулю все же засосало. И вместе с прекратившимся сквернословием отмер и Херувимчик. — Этто чттто было? — запинаясь и глядя на меня огромными, как блюдца, глазами, спросил гремлин. Что примечательно, мой полуобнаженный вид ничуть его не смутил. — Бабушка! — рявкнула Станислава. — Ты зачем ее в горшке упокоил, некромант недоделанный? Чем тебе бедная старушка не угодила? — Я, я не хотел. Оно само как-то получилось, — невразумительно проблеял парниша. — Я ж того… Землю в горшок собрать хотел. Я ж не знал, что у вас… Хевирим покосился на мою сумку, и у меня чуть сердечный приступ не случился, ибо содержимое чемодана было зверски выпотрошено и разбросано тут же по полу. Ох, и зачем только я этот прах на самом дне спрятала? Я натурально взвыла и кинулась к вещам. Сначала моя сумочка пострадала от пространственного кармана. Так теперь еще и это. Вещи окончательно измялись, но ко всему прочему меня ждал еще один неприятный сюрприз. Я вскрыла коробку, в которой лежал сувенир из Лавки Чудес, и с ужасом обнаружила, что купленная статуэтка феникса сломана. У бедняги отвалилось крыло и клюв заметно помялся. Я пригорюнилась. — Я могу починить, — участливо предложил Хевирим, но цену его помощи я теперь прекрасно знала. — Помог уже, помощничек! — фыркнула я обиженно и, шмыгнув носом, от греха подальше спрятала птичку обратно в коробку. Чтобы не доломал ненароком. — Люб, да ладно тебе, не расстраивайся. У тебя за окном вон живой феникс есть. Я тотчас вспомнила про Фауста, что по-прежнему жалобно скребся в окошко, и, так как злость на феникса сменилась обидой на гремлина, то первому повезло и его впустили обратно в комнату. Обрадованный птиц радостно кинулся в мои объятия и, проворковав что-то совершенно непонятное, но приятное по звучанию, потерся башкой о мою ключицу. Извиняться изволил. Я в свою очередь почесала птичке шейку, пропуская меж пальцев гладкие шелковистые перышки, и, поудобнее перехватив изрядно потяжелевшую тушку, с ногами залезла на кровать. Водрузила Фауста себе на колени и устремила взор на провинившегося малорослика. — Ну, я пойду? — пискнул Хевирим и сделал робкий шаг назад, решив, что наиболее безопасным для него вариантом будет поскорее отсюда ретироваться. Ага, так я его и отпустила! — Куда намылился? Ты еще уборку не закончил! — грозно проговорила я и кивнула в сторону выпотрошенного чемодана. — И чтобы больше никакой магии! Ручками, все ручками. Гремлин послушно поплелся исполнять указание. Я глядела, как он аккуратно складывает одежку, и, честно говоря, мне было абсолютно фиолетово, что среди прочего там имеется и нижнее белье, чулочки и панталончики да всякие женские мелочи. Херувимчик безропотно складывал все это в сумку. А вот устроившийся на моих коленях Фауст глядел на того с изрядным неодобрением. — Ну, рассказывай, голубчик, — начала я, прерывая неловкое молчание. — Что рассказывать? — вскинулся мой работничек, и рыжие кудряшки мазнули по лицу. — Все рассказывай! Откуда ты, безрукий такой, на нашу голову взялся? — Так сами ж наняли! — вдруг осмелел парниша. — Сами-то сами, — влезла в разговор Стаська, которая тоже забралась на кровать, а потом и вовсе нырнула под одеяло, хотя, в отличие от меня, облачена мелкая была не в полупрозрачную сорочку, а в нормальную пижаму. — Только никто нас не предупреждал о последствиях. — Вот именно! — поддакнула я. — Так что выкладывай давай, что еще за подставу ты нам уготовил? — Ничего я не готовил, — кажется, и вовсе обиделся рыжий. — Ага, еще скажи, что ты тут вовсе ни при чем. И что все наше сегодняшнее невезение — чистой воды совпадение. — Нууу. Я это не специально, — опустив глазки в пол, все же признался паренек. — Значит, это все-таки ты! — поймала его на слове мелкая. — Нет. То есть не совсем. Не я это! — Смотрите-ка, врем и не краснеем! — вдруг раздалось с подоконника, и, обернувшись на звук, мы узрели призрака бабули, с трудом выкарабкивающегося из цветочного горшка. Вот и в нашем полку прибыло. Теперь-то рыжий засранец точно не уйдет от ответа. — С возвращением, бабушка! — радостно воскликнула Стасечка. — А нас тут обижают! — тут же сдала парнишку мелкая. — То есть за нос водят. Пытаются, — поправилась она. — Это вот этот, что ли, опечатанный? — Бабуля невежливо ткнула пальцем в гремлина.