Альтрес спрыгнул с коня. – Что случилось, дядюшка Шант? Родственниками они не были, но возраст, долгое знакомство… Шантен не стал нежничать, и рубанул, словно палашом. – В столице бунд, поднятый герцогом Альсином. Его величество Гардвейг мертв. Королева и принцы спаслись чудом, сейчас они здесь. Мы собирались выступать к Шедару и на столицу. Альтрес аж пошатнулся. Судьба, ты жестока… Он летел, спешил… и опоздал! – Когда? Шантен понял, о чем он спрашивает. И только вздохнул. – Два дня как. – Два дня? Альдонай! Если бы он не задерживался в пути, если бы не сидел в поместье, если бы… Нет никакого если. И брата тоже нет. И не верится, понимаете, не верится! Нельзя же так! Он же уехал, и попрощался с Гардвейгом, и помнит его вот такого, живого, веселого, ждущего сына, и… вернуться к могиле…. За что?! Из груди рвался какой-то волчий вой, и Альтрес что есть силы стиснул зубы. Спокойно, Лорт, спокойно. Ты выдержишь. Ради брата – ты выдержишь. – Милия… – Она жива, здорова, и дети с ней, все трое… – Трое? – Сына родила. Гардвейгом назвали. Альтрес все же не удержал слезинку. Скатилась, затерялась где-то на воротнике, запылилась… Шантен если и заметил, то великодушно не подал виду. И промолчал. – Могу я… – Увидеть? Пошли. Заодно и ее величество успокоится. – Расскажи пока. Как это случилось? Слова с трудом выходили сквозь стиснутые зубы. Но дядюшка Шант понял, и похлопал Альтреса по плечу. – Я сам плохо знаю. Графиня рассказала, ее величество вообще обеспамятела. – Графиня? – Лилиан Иртон, слышал? Альтрес даже с шага сбился. – К-как? – Гардвейг пригласил ее к королеве. Лорт понимающе кивнул, он-то знал, кому его брат был обязан своей ногой. – Графиня была с ней, когда все началось… Альтрес шел и слушал. И внутри у него кипело такое… Убивать буду, – про себя поклялся он. – Кровью ульетесь, когтями и зубами рвать буду, смерть звать станете, твари! Вы мне за все ответите! Вот за эту минуту бессилия, за опоздание, за… За брата. Внутренности вырву и сожрать на моих глазах заставлю! А потом дверь распахнулась. И Альтрес увидел Милию. Бледную, спокойную, лежащую в кровати… слава Альдонаю, живую! И детей рядом с ней, и Эда, и Кора, и верную Берту, и сверток в пеленке… И еще одну женщину. Высокую, светловолосую, с яркими зелеными глазами. Альтрес никогда ее не видел, но сразу узнал. Ее сиятельство Лилиан Иртон. И преклонил колено. *** Альтрес и сам не знал, кому кланяется. Королеве? Лилиан? Здесь и сейчас они для него были одним целым. Две женщины. Одна – которую он, он должен был беречь, но оплошал, подвел брата. И вторая – благодаря которой уцелела королева и ее дети. Его племянники. Жизнь и память Гардвейга. – Альтрес, – обрадовалась королева. Зеленоглазая прищурилась, но промолчала. Просто выразительно поглядела на Лорта, словно намекая, что надо поговорить. Надо, это Альтрес и сам понимал. Еще бы! Но сначала – королева, которая улыбнулась ему и опустила ресницы, разрешая подойти ближе. Альтрес поднялся с колен, пошатнувшись, подошел к кровати и коснулся ледяных рук Милии. Взял их в свои ладони, согревая. – Милли… прости меня. Королева чуть заметно качнула головой. – Мне не за что тебя прощать. Никто не ждал… – Я должен был подумать. – Ты не виноват. – Ваше величество, – резко вмешалась графиня. – Я все понимаю, но сейчас нам придется отпустить графа. Он вернется к нам, как только сможет. Альтрес посмотрел удивленным взглядом на женщину, которая осмелилась так нагло перебить их разговор, и был награжден невинной улыбкой. – Граф, вы с дороги и весь в грязи, а здесь недавно родившая женщина. Должна быть чистота. Это первое. И вам надо выступать с графом Шантен. На столицу, чтобы отомстить. Это второе. Мне кажется, вам сейчас не до женских слез, для них настанет время потом, когда все враги лягут под копыта ваших коней. Милия опустила веки, соглашаясь с графиней. – Да, Альт. Умоляю… не дай им уйти! Не знаю, кто там, что… пусть они заплатят!