Обжигающий губы отвар, пахнущий травами, несколько ягод черники, теплый бок Витьки и его ладонь, к этому боку прижимающая. Что еще надо для счастья? Хрупкого, мимолетного, такого ценного. Долго сидеть не стали: их ждали беспокойная ночь и следующий день с переходом не менее сложным, чем сегодня. Шумели, укладываясь, ребята, вился над ними голос Хильды, которая старательно отделяла мальчиков от девочек, тихонько фыркали лошади, привязанные прямо у входа в башню, переговаривались часовые. Линда задержалась на улице. Подошла к краю, остановилась у парапета. Поковыряла носком сапога камень. Кто вообще додумался ограждение делать столь низким? Один неверный шаг – и полетишь в пропасть. А материала вокруг завались, никто не мешает сделать площадку чуточку безопаснее. С другой стороны, удобно. Она села на парапет, кутаясь в плащ, привалилась плечом к серой неровной стене башни. Взметнулись от ветра волосы, в лицо дохнуло речной свежестью. Линда втянула носом воздух, жадно, насколько хватало легких. Выдохнула медленно. Ее накрыло тем юношеским восторгом, когда делаешь что-то смелое и дурное, вроде сидения на краю крыши – или пропасти. – Идем спать, Лин, – раздалось от входа. – Да. Сейчас, – отозвалась, глубоко вздыхая вновь. И почему ей так хотелось взять побольше от ночи – всегда, везде? Словно опутывало ее той особой магией, что разливалась в воздухе, сверкала искорками звезд, звала в путь ветром и запахом остывающей земли. Словно было что-то такое… совсем ее… истинное, важное, что, задавленное рутиной, непременно исчезало с наступлением дня. Виктор подошел ближе, обнял за плечи, наклонился, целуя в макушку. – Все, – пробормотала она, – теперь точно никуда не пойду. Слишком уютно. – Уснешь ведь и свалишься. – Ты мне не позволишь, я знаю. – Свалиться? Или уснуть? Линда фыркнула, пряча усмешку в край плаща. – Надеюсь, и то и другое. – Хорошо. Ну-ка… И он подхватил ее с парапета на руки, словно маленькую девочку. Ухнуло сердце, подскочило к горлу. Она зашипела возмущенно: – Вик! Ты что это делаешь?! Прошел несколько шагов и поставил ее у стены, поодаль от края. Неспешно поправил сбившийся на ее плечах плащ, ответил серьезно, глядя сверху вниз: – Как это что? Мешаю тебе спать и падать. Сбоку, от двери, раздался смешок. Ивар хмыкнул с пониманием. И отвернулся. Линда потупилась, понимая, что видеть их сейчас могут многие. Что того и гляди явится Хильда и начнет ворчать, как всегда. Что под холодным взглядом старшего мага ей станет совсем не по себе и шальное настроение ночи улетучится разом. Но… какая, в общем-то, разница, кто их увидит и что скажет? Обратила к нему лицо, чувствуя себя так, словно стоит, балансируя на краю. Спросила, перекатывая слова на языке: – И что же ты придумал? Виктор качнулся к ней, будто ждал именно этого – знака с ее стороны. Вдавил в стену, обжег поцелуем, уверенным, страстным, и она рухнула в эту пропасть. Закружилась голова, и Линда вцепилась в ворот рубахи парня. По телу прошлись его руки, одна скользнула на поясницу, пальцы второй зарылись в волосы на затылке. Стиснул – крепко, сладко, прижал к себе еще плотнее, так, чтобы каждой клеточкой чувствовать его жар. От настойчивых поцелуев голове стало легко, а телу – томно, и Линда совсем потерялась во времени и пространстве. Отвечала с не меньшей страстью, по плечам гладила и спускалась пальцами на поясницу. И горела, горела… Он отстранился первым, и она застонала. Втянула со всхлипом воздух, словно до того не дышала вовсе. Лицо пылало, перед глазами плыло. Пальцы Виктора поглаживали заднюю поверхность шеи, и от касаний этих немели ноги. Он смотрел – жарко, жадно, и взгляд этот воспламенял кровь не меньше, чем поцелуи. И глаза, синие, как воды реки, казались совсем черными. Он никогда не смотрел на нее так… горячо. Это было по-новому и очень, очень волнующе. Он сам сейчас казался другим. Открытым, страстным. Будто слетела шелуха контроля, обнажив главное. Кто ты. С кем хочешь быть. Здесь и сейчас. – Вик, – выдохнула она, – ты какой-то другой. Тебя там случаем не подменили? Не цапнула какая тварюшка за… что-нибудь? Он хмыкнул и притянул к себе, обнял, но иначе. Не жарко – тепло. Уютно. – Если меня кто и цапнет, ты узнаешь об этом первой. – Обещаешь? – Обещаю. Линда откинулась назад, заглядывая ему в глаза. Он отвел с ее лица прядь волос. Сказал проникновенно: – Я все тот же, Лин. Ты мне сразу понравилась, просто раньше я не хотел давить на тебя и пугать. – А сейчас… – А сейчас понял, что тебя хрен испугаешь. Она куснула губу и улыбнулась. – Я не боюсь, – произнесла отчетливо, не отрывая взгляда от его потемневших глаз. – Кажется, с тобой я вообще ничего не боюсь. Что-то важное творилось сейчас между ними. Что-то, на что не нужны слова. «Я доверяю тебе, – говорил ее взгляд. – Я буду с тобой. Что бы ты ни делал». И взгляд его, темный и теплый, отвечал: «Я знаю». Линде вдруг показалось, что не будь всего этого безумия: поспешного бегства, темных земель, горьких потерь – они ходили бы друг вокруг друга еще долго. Присматривались, делали шаг навстречу и два обратно, барахтались в плену собственных домыслов и ожиданий. Теряли драгоценное время. А эти три дня напомнили им: жизнь конечна, все мы смертны. Иногда – внезапно. Каждый день может стать последним. Так стоит ли откладывать важное? От двери донеслось чье-то ворчание, и девушка даже не сразу поняла, кто и что говорит. – …и эти туда же! – продолжал бухтеть парень. – Вчера Ваня с Маринкой, сегодня вы. На вас так темные земли, что ли, влияют? Стресс инстинкты подстегивает? – Юр-ра! – прорычал Виктор, а Линда, нервно усмехаясь, уткнулась ему в плечо. – Шел бы ты… куда шел. – И чего меня все посылают? – дурачась, вопросил парень. – Даже не знаю. Может, сам нарываешься? Юрка хмыкнул. – Завидуешь? – спросила Линда, искоса поглядывая на него. Щекой она прижималась к Витькиной груди, его руки обнимали, надежно скрывая от всего мира, и… в общем-то, ей было все равно, что товарищ ответит. Он скривился. – Вы такие сладкие, что аж тошно. И да, завидую я, завидую! Я, может, тоже с кем-то пообниматься хочу. – Ну… давай я тебя обниму, а? – предложила Линда. Парень подавился смешком. – Нет уж, спасибо. Девушка стрельнула в него взглядом. – Юр, а как же Алина? Он скрестил руки на груди, спросил как-то слишком ровно: – А что Алина? – Ей, наверное, сейчас холодно и одиноко. И я видела, как она на тебя смотрит. Руки Виктора напряглись, и Линда уткнулась носом ему в плечо, пробормотала: – Все, молчу я, молчу, пусть сами разбираются. Стало тихо. Только стучало под ладонями сердце Витьки, уютно рокотала река да орала в лесу дурная ночная птица. С приходом Юрки жаркие настроения вечера сошли на нет. Виктора окликнул Снур. Парень обнял девушку, шепнул, что скоро вернется, и исчез в густом сумраке ночи. Без него стало зябко, несмотря на плащ. Линда закуталась плотнее и подперла стену рядом с блондином, который почему-то не спешил уходить. – Маленькая она, Лин, – с тоской произнес он. – Маленькая? – фыркнула девушка. Так-то да, ей пятнадцать всего, но тут в этом возрасте уже замуж выходят. И разница у них небольшая, всего три года. Можно сказать, классика.