— Мисс Мэри, опомнитесь! Не делайте этого! Не думайте о плохом! Как же мне потом жить, если я Вас не сберегу? «Какая же я эгоистка! — спохватилась я. — Трой ведь предупредил, что Нэнси заложница. Он не пощадил бы ее, случись что со мной». — Няня, милая, что же нам делать? — с отчаянием обратилась я к доброй негритянке, но тут в мою голову пришла новая мысль. — Давай лучше позовем хозяина или его жену, чем рисковать тобой. — Не стоит злить мистера Троя, — возразила Нэнси. — Он поймет, что его обманули, и придумает что-нибудь похуже, все равно настоит на своем. Мужчина, если уж чего захотел, лучше не перечить. Ничего, мисс Мэри, пейте, не бойтесь за меня, Вы всегда будете моей маленькой хозяйкой, что бы с Вами не случилось, — гладила она меня по голове дрожащей рукой. — Отольются этому Ироду Ваши слезы! Няня прижимала меня к пышной груди, а я снова ощутила, как опасные синдромы начинают искажать мои черты. Но тут откуда-то из подсознания пришла в голову спасительная, на мой взгляд, мысль. Метнувшись к столу, я схватила большой «химический» карандаш, лежащий возле стопки бумаги, и вручила его Нэнси. — Вот, держи крепче! Если я сама не оторвусь, как почувствуешь, слабость или головокружение, бей меня им со всей силы в живот или в шею, и не бойся, со мной ничего не случиться, проверено уже. Трой в меня большую палку воткнул, боль безумная, а ни следа не осталось. Рана тут же заживет, зато я опомниться успею. Только не терпи, я на тебя надеюсь. — О, Господи, прости меня! — только перекрестилась няня, сжав карандаш в ладони. Оттягивать больше не стоило. В этот раз я прокусила вену на шоколадном запястье, предоставив Нэнси большую возможность действий. Погружаясь в нирвану, я всеми силами старалась не утратить связи с реальностью, внимательно, насколько это возможно вслушиваясь в частое-частое биение сердца самого дорогого человека. «А ведь ей сейчас страшно, очень страшно», — мелькнула мысль, перебивая кровавую эйфорию. Я смогла остановиться, даже не приблизившись к опасной черте, сделав, по сути, лишь несколько больших глотков. А вскоре пришло насыщение и осознание, что сейчас мне этого вполне достаточно. Радость от победы над собой, от того, что няня не пострадала, оказалась столь сильной, что я снова едва не разревелась, в этот раз от счастья. Перевязав Нэнси запястье, я попросила ее заказать в комнату сытный ужин. Остаток вечера мы провели в разговорах, вспоминая счастливые дни, и стараясь не думать о плохом. Больше суток я не смыкала глаз и была очень измучена всеми последними событиями, поэтому, переодевшись на ночь, устроилась спать на широкой кровати, не дожидаясь возвращения кузена. Нэнси постелила себе на топчане в прихожей. Почти мгновенно уснув, я проснулась оттого, что рядом со мной устроился Трой. — Что ты здесь делаешь?! — воскликнула я, отшатнувшись — Мы не можем спать вместе! — Еще как можем, Мэри! Днем ты не сбежишь, а ночью попытаться можешь. Но я сплю очень чутко, так что сразу услышу, если ты захочешь встать! А, кроме того, у нас есть возможность прекрасно провести время, продолжить то, что не закончили вчера! — в своей насмешливой манере произнес он. Может быть, это результат моей сегодняшней победы, но почему-то в этот раз у меня не возникло панического страха, скорее, пришла какая-то решимость: — Трой, я буду тебя слушаться, я не стану пытаться сбежать, — твердо произнесла я. — Но, если ты тронешь меня, знай, что следующим утром ты проснешься с колом в сердце. Вернее, не проснешься вообще. И рука у меня не дрогнет, не сомневайся, я не промахнусь! Наступила тишина. Потом, чуть скрипнув пружинами, Трой поднялся на ноги. — Ладно, спи, не трону я тебя, — проворчал он. — Пойду дремать в кресле, — и мне показалось, что он улыбнулся. Глава 5 Потянулись серые дни нашего совместного путешествия. По моему настоянию мы всегда брали в гостиницах два отдельных номера. Хотя я видела, что Трою это не нравится, но он уступил. Это давало мне возможность меньше видеть его и исключало постоянные препирательства. Мы редко задерживались на одном месте. Кузен никогда не говорил ни о цели нашего путешествия, ни о маршруте, а я и не спрашивала. Чтобы скоротать время в пути, брала с собой рукоделие — непременный атрибут светской девушки, чаще всего, вязальный крючок и мотки пряжи. В полумраке кареты я видела не хуже, чем днем. Благо, с нами была моя няня. Неграмотная и необразованная, располневшая африканка, бывшая рабыня, она была очень доброй и мудрой сердцем и всегда поддерживала меня в самые трудные моменты. И даже теперь, когда я стала вампиром, она не испугалась и не отвернулась, не оттолкнула, как это сделал покойный жених, а лишь сочувствовала мне и жалела. Во время этого путешествия мы стали еще ближе, хотя, к моему стыду, я вынуждена была регулярно пить ее кровь. Я просила Нэнси всегда держать при себе тот самый карандаш, на всякий случай, хотя с каждым разом все увереннее контролировала себя, и уже не теряла ощущение реальности, словно поверив в свои силы. Я даже могла, как прежде, дремать в дороге, положив голову на нянино мягкое плечо, не опасаясь, что, обезумев от жажды, наброшусь на нее. К моему облегчению, примерно через пару недель Трою наскучили мой унылый вид и неразговорчивость, и он стал позволять мне охотиться ночью, естественно, под его присмотром. Надо отдать должное, он оказался неплохим учителем, хотя часто бывал нетерпелив. Он на примерах доходчиво объяснял, где и как лучше выследить и подстеречь жертву, что внушить, а чего стоит опасаться. Кузен рассказывал, как определить по реакции человека, что он употребляет вербену, как эффективнее избавиться от трупа, если возникнет такая необходимость, делился знаниями о наших особенностях и возможностях. В итоге я признала, что Дамианос оказался во всем прав, и если не злить Троя, то он хороший наставник и вполне заботливый кузен. Стоял декабрь, темнело рано, да и погода часто портилась, так что иногда мне удавалось выходить и днем вместе с Нэнси, но, опять же, в сопровождении Троя. Постепенно я начала привыкать к нему, стараясь не вспоминать о плохом. Теперь он не казался мне таким уж чудовищем. Более того, он по мере сил старался обеспечить мне комфортные условия в дороге, а иногда мы с Нэнси даже посещали дамские магазины. Надо сказать, мода на широкополые шляпы и перчатки, а также жакеты, пальто и закрытые платья в пол во многом облегчала мне жизнь. При необходимости, даже в ясный день я могла пройти несколько шагов от кареты до крыльца отеля или магазина, отделываясь лишь покраснением кожи и небольшим жжением, которое тут же проходило. А весной можно использовать и зонтик от солнца. В Спрингфилд, штат Кентукки, мы прибыли к вечеру. Уютный отель оказался красиво украшен, пахло хвоей, а когда хозяин, вручив ключи от двух номеров, пригласил нас на поздний ужин, спохватившись, я поняла, что сегодня рождественский сочельник. Видно, совсем перестала следить за календарем. Нэнси попросила отпустить ее на ночное богослужение, а у меня настроение совсем упало. У всех людей сегодня чудесный праздник, а я оказалась проклятой. — Мисс Мэри, может, и Вы со мной? — позвала добрая женщина. — Мне бы очень хотелось, Нэнси, — вздохнула я, — но уж раз вампир не может без приглашения попасть в жилой дом, то, наверняка, в храм ему доступ закрыт. — А вот и нет, — вмешался вошедший Трой. — В церковь Джиэнпэоло я захожу без проблем. Видно, проклятий моего братца для этого недостаточно, — хохотнул он. — Так что, пойдем все вместе, традиция, как-никак. Но предупреждаю сразу, я захожу первым. Если при входе, окунув пальцы в освященную воду, кивну, можешь смело поступать также. Если нет, просто сделай вид, что обмакнула руку. — Значит, это правда, что святая вода для вампиров губительна? — я вспомнила то, о чем читала когда-то в книге сказок. — Значит лишь то, что рьяный падре Джиэнпэоло добавлял в святую воду вербену, да и вообще везде, куда можно, — фыркнул Трой. — Чертов фанатик, он бы и клизмы ею делал, если бы таковая необходимость возникла. Как здесь — я не знаю, но должен быть готовым ко всему. Не хотелось бы, чтобы ты нас ненароком выдала. К счастью, вода в чаше при входе в украшенную деревянную церковь не вызвала ожогов, и мы с Троем спокойно прошли и уселись на последней скамейке. Нэнси, чтобы не раздражать белых прихожан, смешалась с толпой чернокожих, стоящих у стены, как это было принято на Юге. Богослужение проходило очень красиво и торжественно, но на сердце у меня не было той радости, как прежде. Знакомые слова и мелодии псалмов и рождественских гимнов, навеяли далекие и сладостные воспоминания о детских годах, унося меня в прошлое. Рождественский дух начинал витать в воздухе задолго до начала праздника, складываясь из приятных хлопот, нетерпеливого ожидания чуда и светлых надежд. Постепенно в него вплетался блеск начищенных бронзовых канделябров, запах свечей и еловых веточек, мишура ярких лент и звон колокольчиков. Я помнила это в мельчайших деталях, казалось, даже сейчас, через столько лет и испытаний, чувствую пряный запах свежеиспеченных няней булочек с корицей. Словно сейчас ворвусь со смехом на кухню, закружусь вокруг охающей кухарки и мне непременно позволят съесть ароматную горячую выпечку, хотя еще и не время ужина. Впрочем, возможно, эти мысли были навеяны витающим в воздухе предрождественским возбуждением и особым запахом, выплывающим из окрестных домов, перемешивающимся и долетающим до моего обостренного вампирского обоняния. Но каковыми бы не были мои воспоминания, ощущение светлого праздника исчезло. Я смотрела на радостные лица прихожан в нарядных одеждах и, казалось, между мною и ними пролегла незримая, но непреодолимая пропасть. Мне больше нет смысла загадывать желание на первую звезду, как и нет надежды на его исполнение. Имею ли право хотя бы молить о прощении, став монстром и столько раз нарушив важнейшую заповедь? Слышит ли господь молитвы таких, как я? Едва ли, ведь уже выходя после службы и оставив в кружке пожертвование, я так и не почувствовала ни облегчения, ни просветления в душе. Вернувшись под утро домой, я подарила Нэнси пушистую кружевную шаль, которую с любовью вязала все эти дни. Трою я не приготовила никакого подарка, едва ли мы с ним их заслуживали, хотя и не смогла отказать няне, в свою очередь связавшей мне теплые чулки. Однако, у кузена, кажется, было иное мнение по этому поводу. Он сообщил, что днем в особняке мэра Спрингфилда состоится благотворительный рождественский бал и предложил мне пойти немного развлечься. — Я дам тебе защиту на время, после праздника отдашь обратно, — заявил он, демонстрируя колечко с синим камушком, которое стянул с моей руки после обращения. — Пока я еще не настолько уверен в твоей преданности, чтобы мог оставить его тебе. Балы и танцы я всегда очень любила, да и возможность, наконец, свободно выйти на солнце меня очень обрадовала. — Но ведь это самое обычное кольцо, прежде оно принадлежало моей маме. Как же оно сможет меня спасти? — уточнила я. — Есть пара ведьм, которые владеют нужными знаниями для этого заклинания. Когда-то меня познакомила с ними моя создательница. Они очень неохотно делают подобную защиту, да и с вампирами стараются не общаться. Их собственные собратья — другие ведьмы — за помощь кровопийцам со свету сживут, да и после покоя не дадут, как мне рассказывали. Поэтому лучше держать это в секрете. Не смей никогда никому говорить, что мы имеем защиту от солнца, это наше преимущество. Мне ведьмы кое-чем весьма обязаны, поэтому не отказали, — поделился кузен. — Но худо будет, если слухи поползут. Надеюсь, что Трой никогда не узнает, что я уже успела поделиться этим с Дамианосом, или в первую очередь несдобровать именно мне. Через несколько часов, красиво уложив волосы и облачившись в светло-серебристое бальное платье с глубоким декольте, расшитое цветами серебряной канителью, я получила, наконец, мамино колечко. Осторожно протянув руку к солнцу, заглянувшему в отвешенное окно, убедилась, что теперь оно действительно не обжигает. Как же замечательно! Однако кузен решил этим не ограничиваться. Он достал из своего саквояжа довольно большую бархатную коробочку и, улыбаясь, подарил ее мне. Это оказался гарнитур из гранатового колье и такого же браслета. Украшения оказались изысканными и прекрасно подходили к платью, да и подарок не из дешевых, хоть и неожиданный, я должна испытывать благодарность, но меня почему-то это не обрадовало, словно мешало какое-то нехорошее предчувствие. Трой помог застегнуть замочек браслета и, прежде чем проделать то же с колье, раздраженно указал на золотое сердечко, по-прежнему бережно мною хранимое: — Да сними же ты это, наконец! Оно здесь неуместно. И вообще, как можно быть такой сентиментальной идиоткой? Молча сжав губы, я опустила цепочку поглубже в вырез платья, спрятав драгоценное сердечко на груди. Также молча кузен надел на меня вторую часть гарнитура и мы отправились на бал, хотя настроение у обоих было уже не таким радужным. В этот раз мы взяли наемный экипаж с открытым верхом и я любовалась окрестностями, освещенными низким зимним солнцем, практически вновь чувствуя себя человеком. Спрингфилд — самый обычный небольшой городок. Но я провела в темноте столько времени, что сейчас при свете дня он показался мне необычайно милым. Аккуратные двухэтажные дома, украшенные рождественскими венками и еловыми гирляндами, казались такими уютными, а горожане — веселыми и приветливыми. Жажду я утолила незадолго до отъезда, поэтому, когда начался бал, вообще позабыла все на свете. Я кружилась без перерыва, получая неимоверное удовольствие и от почти позабытых звуков вальса и от танцев, которые и прежде всегда любила, а теперь еще и чувствовала, как помогают мои новые ловкость, сила и грация. Трой тоже по-своему развлекался, хотя, ангажировав меня пару раз, предпочел, все больше мрачнея, прогуливаться с бокалом бренди, периодически останавливая одного из снующих официантов, которые разносили крепкий алкоголь вместе с шампанским и мороженым. Я была здесь никому не знакома, поэтому мужчины и юноши из местного общества, проявляя любопытство и интерес, наперебой представлялись и просили оставить для них танец. Я не успевала делать записи в агендами — бальную книжечку, но, помня о своем бдительном спутнике, старалась не увлекаться и не уделять кому бы то ни было чуть больше внимания, чтобы не разозлить своего Цербера. Когда вечер подошел к концу, как ни жаль, пришлось возвращаться к реальности, к тому же, от Троя сильно пахло алкоголем. Хотя он и утверждал, что вампирам спиртное только на пользу, тем не менее, на мой взгляд, в этот раз он заметно перебрал. По дороге он пытался делать мне какие-то пошловатые комплименты, то и дело хватая за руки; настроение от бала окончательно испортилось, и я не чаяла, как бы поскорее оказаться в своем номере. Однако, проводив меня, Трой вовсе не поторопился пройти к себе. Придержав дверь, он последовал за мной. Решив, что дело в колечке, я вернула его, как и договаривались, но кузен резко привлек меня к себе и попытался поцеловать. Вскрикнув от неожиданности, я постаралась увернуться и оттолкнуть его. — Что это Вы тут делаете, мистер Трой?! — возмущенно уперев руки в бока, на пороге комнаты грозно стояла моя отважная защитница. Вампир обернулся, ослабив хватку, и я заметила, как вздувшиеся возле глаз вены искажают его черты, а губа приподнимается, обнажая клыки. Осознав, что ситуация может стать смертельно опасной для моей няни, я, резко вывернувшись, подлетела к ней и быстро заговорила, внушая: — Ты ничего не видела и не слышала. Трой сейчас уйдет. Ты зашла сюда, чтобы попросить посетить еще одно ночное богослужение, — а потом продолжила уже почти спокойно, буквально выталкивая ее из комнаты: — Да, Нэнси, иди, конечно, и помолись хорошенько за мою душу. Мне ужасно не хотелось оставаться наедине с нетрезвым кузеном, я понимала, что, скорее всего, он продолжит свои притязания, однако помочь няня мне все равно ничем не смогла бы, а рисковать ее жизнью я никак не могла себе позволить. Когда шаги негритянки затихли, я решительно повернулась к кузену: — Трой, уйди отсюда немедленно. Мы все с тобой решили в прошлый раз, — настойчиво и твердо проговорила я, хотя внутри у меня все трепыхалось от страха. — Я благодарна тебе за вечер и подарки, но это ничего не меняет в нашем договоре. — Хватит строить из себя недотрогу-монашку, Мэри! — развязно продолжил Трой, вновь попытавшись заключить меня в объятия. — Ты услала няню и правильно сделала. Теперь нам никто не мешает насладиться друг другом. Я покажу тебе, что такое настоящие вампирские утехи, и ты поймешь, от чего так опрометчиво отказывалась. Как бы ни пыталась я вырываться, молодой крепкий мужчина, разогретый алкоголем, заведомо сильнее, да и опыт в подобной борьбе у меня полностью отсутствовал. Сдавив меня так, что я едва не задохнулась, он настойчиво принялся жадно целовать мою шею, обдавая запахами бренди. — Так же нельзя, Трой, остановись, это неправильно! Я не хочу! Мы же договорились: я не убегаю, а ты меня не трогаешь, — сдерживая рвущиеся эмоции, уговаривала я его, пытаясь оттолкнуть и отстраниться. — Да не дергайся ты, дурочка, — настойчиво твердил он, опускаясь губами все ниже. — Мы — вампиры, для нас нет неправильного, а я хочу тебя, Мэри, давно хочу. Что, я зря с тобой вожусь столько времени? Тебе понравится, вот увидишь, сама еще будешь умолять меня продолжить. Мои познания в интимной сфере были совсем скудными. Весьма целомудренные женские романы, дозволенные в библиотеке пансиона, разговоры с подругами, да вот та назидательная беседа с воспитательницей о предстоящем замужестве. Но Трой — не мой муж, и я вовсе не обязана была заботиться о его потребностях, что бы это ни значило. Эти влажные грубые поцелуи ничего, кроме отвращения, не вызывали. — Не прикасайся ко мне, ты мне противен, омерзителен! — не выдержав, закричала я. — Другие нет, а я, значит, омерзителен! — в бешенстве взревел Трой. Он резко завел мои руки за спину, сжав запястья одной рукой, а второй рванул шнуровку корсета. Брызнув багровыми искрами, гранатовое ожерелье скользнуло на пол. Я осознавала, что слова мне уже не помогут, но зажатые руки не могли даже схватить нянин карандаш или канделябр, чтобы использовать вместо оружия. И тут что-то темное поднялось из глубины души, словно вспомнив, что я тоже хищник, и, даже не задумываясь о том, что делаю, я резко наклонилась и изо всех сил вцепилась в ухо кузена, крепко сжав зубы и рванув на себя. Заорав, Трой разжал руку и оттолкнул меня, схватившись за левую сторону головы. Между его пальцами стекали струйки крови.