Лицо Лукаса чуть вытягивается. Он смотрит на свои руки, сжимающие перекладину балкона. – Семейное гнёздышко, – повторяет он. – Ты правда так думаешь, Эм? – это звучит не как вопрос, а, скорее, как издёвка. – Почему ты спрашиваешь? Он вздыхает, молчит, смотрит в небо. – Что случилось, Люк? – спрашиваю я. – Когда ты позвонил, ты сказал, что вы сильно поссорились. Теперь всё в порядке? Не хочу давить, но… ты ведь из-за этого меня сюда позвал? Лукас стонет, проводит рукой по лицу. – О Господи, это вышло так глупо. Мы немного выпили, стали обсуждать бывших, и… я рассказал ей о Холли. Помнишь Холли? Из универа? Миллион лет назад? – Помню. – Я ляпнул, что мы были помолвлены, и Мари была… в шоке. Я думаю о Мари, о том, как мы сидели за столиком в кафе. Как она призналась мне, что боится быть счастливой, не верит, что Лукас её выбрал, и я понимаю, почему такая ничтожная новость показалась ей огромной, как гора. – Дальше начался какой-то бред, – продолжает Лукас. – Знаешь, как это бывает, если перебрать вина. Да, наверное, надо было рассказать ей пораньше, но всё было так хорошо, Эмми, и… я не знаю. Я был почти ребёнком. Всё это неважно. Но Мари сказала, что важно, потому что она много раз прямо спрашивала меня, делал ли я ещё кому-то предложение, и я много раз отвечал, что нет. Я поджимаю губы. – Уфф. В общем, неприятная история. – Ещё бы. И да, я всё понимаю. Ей несколько раз разбивали сердце, она очень ранимая и… я сам подлил масла в огонь с этой поездкой в Бельгию, в том году, когда мы расстались. Ну помнишь, когда я писал той девчонке из Австралии, как мудак. Но вчера вечером это уже был полный бред. Гора и кротовая нора, есть разница? Я молчу, потом выпрямляюсь и смотрю на него. – Ты ей писал? – Что? – Ты писал Айви? Лукас сужает глаза, солнечные блики играют на его ресницах. – Не сейчас, конечно. Я про тот раз, когда мы расставались. В прошлом году. Ты же помнишь. – Да, – говорю я. – Но ты не говорил, что ты писал Айви. Ты говорил, что она писала тебе, а ты не отвечал, и вот почему вы с Мари поссорились. Из-за её паранойи на пустом месте. Кончик носа Лукаса, покрытый веснушками, розовеет. – Д-да? – Да. Лукас вздыхает, складывает руки перед собой, будто хочет хлопнуть в ладоши. – Послушай, это ничего не значит, Эм. Это просто глупый флирт, дурацкие сообщения, которые я не должен был отправлять, и я об этом жалею. Ничего страшного не случилось. Забудь. – Но зачем ты мне соврал? Лукас смеётся, но умолкает, увидев моё лицо. Отступает чуть в сторону. – Ты серьёзно? – Да. Да, я серьёзно. Зачем было мне врать, когда ты знал, что я всегда буду на твоей стороне? Он пожимает плечами, прячет руки в карманы, расправляет плечи. – Наверное, потому что мне было стыдно. Я сам не понял, что соврал тебе. Я думал, ты знаешь. – Нет, в то время я не могла этого знать. – Эмми, ну ладно тебе! – он заглядывает мне в глаза, натягивает почти беззаботную улыбку. – Мы с Мари женимся через две недели. Мы всё уладили. Айви пора забыть, она в прошлом. – Ага. Так, значит, все-таки вы женитесь? Он резко отшатывается в сторону, будто я дала ему пощёчину. – Что ты имеешь в виду? И внезапно я чувствую себя идиоткой. Я приехала сюда, чтобы ему помочь. Я думала, что ему нужна я, нужна моя помощь. Как было раньше. Как было много раз. – Я испугалась, что случилось страшное… твой голос по телефону, Лукас, я подумала, что ты… – Я знаю, я знаю. Понимаешь, я чуть с ума не сошёл. Я подумал: «Ну вот и всё». Вот почему я позвонил тебе. Но утром мы поговорили, перед тем как ты приехала. Мы всё обсудили, и… прости, я не хотел тебя беспокоить, – он сжимает мои плечи. – Для меня так важно, что ты рядом. Я смотрю на него и думаю: «Может ли такое быть, что он попросил меня приехать, отчасти чтобы выяснить, соглашусь я или нет?» Ещё я думаю об Айви. Это мелочь, да, но я защищала его сторону, когда они расстались, я считала, что Мари глупо и беспричинно его приревновала. И об Элиоте я тоже думаю. О чудесном, замечательном Элиоте, на которого всегда можно положиться, который всегда будет рядом, когда нужен мне, чтобы помочь Рози, или Луизе, или мне самой, как в тот вечер на скамейке под падающими звёздами. О том, каким стало его лицо, когда я вспомнила прошлое. Грусть в его глубоких карих глазах. Сожаление. – Лукас, – февральский холодный ветер кружит между нами, мою шею покалывают мурашки, – можно задать тебе один вопрос? – Да, конечно. – В тот вечер… когда нам исполнилось по девятнадцать. Когда мы играли в «Я никогда не»… Лукас смотрит на меня, кивает. Его щёки бледнеют. – Я хочу, чтобы ты мне рассказал. – О чём? Я сглатываю. – Это ведь был ты, да? – я уже знаю ответ. Я вижу ответ по лицу Лукаса, по языку его тела: его плечи напрягаются, челюсть выпирает вперёд. Точно так же он выглядел, когда я спросила его об Айви. Я всё знаю. Я всё поняла уже в ночь звездопада. Но я боялась посмотреть правде в глаза. Произнести эти слова вслух. И чтобы не думать о том, что всё, что случилось в тот далёкий вечер, произошло по вине Лукаса, я старалась пересилить эти мысли воспоминаниями о его хороших поступках, добрых словах, пока отрицать не стало легче. Но сейчас я хочу, чтобы он во всём признался. Здесь, передо мной, перед портом, по которому мы бродили, мечтая о нашем будущем. – Эмми, я не знаю, что ты… – Хватит, – говорю я спокойно. – Я хочу, чтобы ты мне рассказал. Лукас смотрит на меня, его грудь поднимается и опадает, губы приоткрыты. – Я… Эм, не забывай, пожалуйста, что я был молодой и глупый. Я никогда не забуду музыку, игравшую в тот сумрачный летний вечер. Быструю и бездушную музыку, на которую жаловался Элиот. Помню, как Стейси, державшая под руку Элиота, хихикала, высоко подняв над головой стакан. Как розовел в её пупке пирсинг в виде крошечной гвоздики, как Лукас смотрел на него, как скользил глазами по её телу, смеялся над каждым её словом. – Моя очередь, – сказала она, и Элиот потянул её за локоть, желая уложить обратно на шезлонг. – Я никогда не… – начала она, ухмыляясь. Моё сердце колотится, пульсирует в горле. Лукас кусает губу. – Стейси была просто сукой, Эм, настоящей сукой, и я тогда этого не понимал. Я был такой глупый, но я… она мне нравилась. И у них с Элиотом не было ничего серьёзного. Так, пара свиданий, и… Эмми, пожалуйста, пожалуйста, посмотри на меня. – Я никогда не… – Стейси снова захихикала. Она посмотрела на меня, и я улыбнулась, сжимая в руке напиток, потому что я считала её своей подругой. Я считала, что все в этой компании – мои друзья. Не похожие на ребят из школы. Впереди новая жизнь, с такими друзьями, как Лукас и Элиот. Друзьями, которые знают меня не как «ту девчонку». Друзьями, которые считают меня такой же, как они. – В тот вечер она спросила, встречаемся ли мы с тобой, и… Эмми, пожалуйста, не надо… Я отшатываюсь в сторону, ищу выход с этого бесконечного, всеохватывающего балкона. Мне не нужно даже, чтобы он заканчивал предложение. – Ты рассказал ей, – мой голос дрожит, – об изнасиловании. О Роберте Моргане. Это были твои слова. «Нет, конечно, я не встречаюсь с этой шлюшкой, она пыталась совратить учителя». Это ты ей сказал. – Нет. Нет. Это сказала она, не я. Я бы даже не подумал такого, – он говорит торопливо, сбивчиво, он шагает ко мне и протягивает мне руку, но я снова отступаю. – Я сказал ей правду. Что мы не встречаемся, потому что ты… ну, ты пережила такую травму… – он осекается, закрывает глаза. – Господи, я даже не знаю, что тебе сказать, – голос Лукаса ломается. – Мне было только девятнадцать, я был глупым, я был засранцем, я хотел впечатлить эту идиотку. Эм, ты для меня – всё, ты об этом знаешь. – А Элиот? Ты заставил его взять вину на себя. Зачем? – Я боялся тебя потерять. Это была глупая, пьяная ошибка, и я жалел о ней каждый день. Воспоминания о том вечере проносятся в моей голове, и я хочу вспомнить всё. Как я могла ничего не понять за столько лет? И почему Элиот сразу мне не сказал? Почему позволил мне жить с осознанием, что это он выбил меня из колеи, когда это был Лукас? Когда это был единственный человек, которому я верила почти всю свою жизнь?