«Там, где мы жили, красиво. Тихо. Можно почувствовать, что ты в самом деле приходишь в себя». Мысль о том, что он вынужден приходить в себя по моей вине, разрывает мне сердце. Стив расстёгивает пуговицу пиджака, снова садится на диванчик. Рубашка туго обтягивает его круглый живот. – Когда мне было чуть за двадцать, я жил у Луизы. Снимал комнату, как и вы. А несколько лет назад снова приехал сюда, когда делал у себя в доме ремонт. – Вы пригласили её к себе на Рождество, – говорю я, и он улыбается. – Она сказала, что и вы приходили к ней в гости. Я ещё изобразила удивление, когда увидела в раковине не одну, а две кружки. – Ага, – он смеётся. – Луиза была немного замкнутой. Но вместе с тем невероятно сильной и невероятно доброй. – Да, – отвечаю я, – такой она и была. Он откашливается и достаёт стопку бумаг, скреплённых степлером. Я беру их и внимательно рассматриваю. – Итак, – говорит Стив, – это завещание Луизы. Как видите, в самом верху указано ваше имя. – Угу. – Под ним вы можете прочитать, что после смерти Луизы дом номер два на Фишерс-Уэй… Я моргаю, не в силах сосредоточнться на напечатанных буквах. – Почему… при чём тут я? Он улыбается, хлопает в ладоши. Поглубже вдыхает. – Она завещала этот дом вам, Эммелина. Он ваш. – Ч-что? Нет же! Это же не… это не… – Да. Да. Он ваш. Я не в силах сказать ни слова. Не в силах пошевельнуться. Я словно приросла к креслу, ноги стали свинцовыми, и, даже не глядя в зеркало, я чувствую, что бледна как смерть… Этот дом. Этот красивый викторианский дом с садами впереди и позади него. Дом, похожий на те, мимо которых я проходила по дороге в школу, мечтая, что однажды у меня будет такой дом и такая семья, как у Джорджии, как у других моих одноклассников, и надувные бассейны в саду, и семейные обеды за длинными столами. И три комнаты с цветами на окнах. Стив снова говорит, но его голос звучит так, словно он под водой. – Я понимаю, вы шокированы, – говорит он, не пытаясь скрыть своего удовольствия от моей реакции. Он говорит что-то ещё, и я отчаянно пытаюсь понять его слова, чтобы они стали реальностью. Но всё это по-прежнему кажется мне невозможным. У меня есть дом. У меня есть дом, принадлежащий мне по документам. Мой дом. Мой собственный дом. Я обвожу взглядом гостиную и беззвучно плачу. Потому что я хочу обнять Луизу. Я хочу сказать ей спасибо. Я хочу услышать её хриплый голос: «Все в порядке, Эмми. Ну, ну, хватит. Почему вы опять так размякли?» Стив объясняет мне формальности, мои следующие шаги, но я с трудом его понимаю. Мои руки трясутся, зубы стучат – я по-настоящему шокирована – и в конце концов он уходит на кухню, приносит мне сладкий чай и ждёт, пока я его допью. – Я позвоню через несколько дней, – говорит он, открывая машину, – когда всё устаканится. – И да, чуть не забыл, – он протягивает мне простой белый запечатанный конверт, – это вам, – и полиэтиленовый пакет, – а это для Элиота Барнса. От Луизы. Её кроссворды. Она сказала, что ему особенно удавались вопросы, связанные с малопонятной музыкой. Дорогая Эмми Блю, Милый домик с тремя комнатами, семья и тот, кто вас любит, – у вас всё это есть, только присмотритесь. С любовью, Луиза. Глава тридцать девятая – Тут как будто подросток живёт. – Отлично. Спасибо. – Этот запах потных шмоток и… – Разочарования, – добавляет Фокс, сжимая моё плечо. Мы стоим в дверном проёме и всматриваемся в тёмную, забитую всевозможным хламом гостиную Луизы. – Не думал, что скажу это, Эмми, но у Рози дома и то чище. – А ты был у неё дома? – спрашиваю я, с интересом глядя на него. Фокс закашливается. – Мало ли где я был. Лучше переключи своё внимание, – он сжимает руками мою голову и разворачивает лицом к коридору, снова к гостиной, к кухне, забитой грязной посудой, – на это жилое помещение. – Фокс, конечно, засранец, но он прав, Эмми, – говорит Рози, стоя за моей спиной, так и не сняв дождевик. – Бардак тут жуткий. Я понимаю, ты выбросила уже кучу Луизиного барахла, но эта работа не по силам тебе одной. Время позволить кому-то прийти на помощь. Например, нам. Твоим друзьям. Позволь нам тебе помочь. – Да, – Фокс кивает. – Но сначала сходи-ка в душ. Я рада их видеть у себя в дверях, с сумками в руках. Я отпросилась с работы, потому что у меня насморк, но Рози диагностировала мне разбитое сердце. – Но у меня нос заложен, – возмутилась я в трубку. – Нос. Сердце. Это всё одно и то же, Эмми. У меня началась диарея, когда тот Алан меня бросил. Просрала свою любовь. Это нормально. Но за тобой кто-то должен приглядывать. Можно, мы сегодня к тебе зайдём? Я и Фокс. Старые привычки подсказывали мне отказать ей, но вместо этого я сказала, причём абсолютно искренне: – Да, конечно. Я полностью опустошена. Вот как я бы сейчас себя описала. Измучена всеми этими радостными и печальными потрясениями. Радостными, потому что дом номер два на Фишерс-Уэй теперь мой. Мой дом. И я ошарашена, в одночасье став домовладелицей. Счета. Содержание. И, конечно же, мечты о том, во что можно превратить этот красивый дом. И печальными, потому что Элиот уехал. Потому что прошло столько времени с тех пор, как его сильные руки обнимали меня, с тех пор, как я видела его лицо, слышала его голос, наблюдала, как рядом с его прекрасной фотографией в Ватсаппе появляется надпись «печатает», и ждала, улыбаясь, его следующего сообщения. – Ты пашешь на чистом адреналине, – сказала Рози, вручая мне полотенце. – Ещё бы твои миндалины не взбунтовались. Пора расслабиться. Сначала душ. Потом всё остальное. И вот я моюсь в душе в ожидании Рози и Фокса. Моих друзей. Двух человек, которым, как я осознала, я могу доверить всё, которые внизу грохочут кастрюлями, запускают пылесосы и стиральные машины, и всё это для меня. Я мою голову, сушу феном. Я раздвигаю шторы, открываю окна в спальне, переодеваюсь в приличную одежду: джинсы и топ. Наступил апрель, и стало теплее, и старые дубы начали покрываться новыми листьями цвета крыжовника. Я спускаюсь вниз и чувствую, что в доме уже становится светлее. Улавливаю запах лимонного дезинфицирующего средства и слышу, как Рози что-то кричит из кухни Фоксу сквозь громкий свист пылесоса. – Так-то лучше, – говорит мне Рози, в резиновых перчатках вытирающая уже оттёртую раковину. Посуда тоже вымыта и убрана. – Спасибо, Рози. – Садись, – она головой указывает на стул. – Я заварю нам чай, а Фокс приготовит обед. А потом будем приводить в порядок твою жизнь. Цикл нытья уже завершился. Рози и Фокс проводят у меня ещё четыре часа: моют, чистят, отскребают, помогают собрать в сумки вещи Луизы, чтобы отдать в благотворительные организации. Кухня и ванная сверкают, Фокс каким-то образом превратил захламлённую и пыльную гостиную в уютную и тёплую. Пахнет полиролем для мебели, и, прежде чем уйти, Фокс зажигает свечи, о существовании которых я даже не догадывалась. Рози оставляет мне ужин – карри, пахнущее кокосами. Она говорит, такое готовит её папа, когда она устала или грустная. – И оно помогает! После тарелки этой прелести мне вообще на всё насрать. Но бабушка делает его ещё круче. Чёрт её знает, что она туда кладёт, может, души мужиков в правильной пропорции. Мне легче рядом с ними. Весь вечер мы смеялись, болтали, валялись на диване, наслаждались сэндвичами и чаем, и я радовалась, замечая, как они переглядываются, улыбаясь друг другу. – Тебе он по-настоящему нравится, – шепнула я Рози, и, прижав пальцы к губам и широко распахнув глаза, она хихикнула и ответила: «заткнись!» – а потом добавила: «Блин, похоже, ты права». А теперь я сижу одна за кухонным столом, глядя в окно и включив радио, как Луиза. Я скучаю по ней, сидя здесь, на её стуле. Я вспоминаю, как видела её здесь каждое утро, и это зрелище успокаивало, давало почувствовать себя не такой одинокой. Мы столько всего съели вместе за этим столом, так много смеялись, особенно когда Элиот составлял нам компанию. Теперь я смотрю в окно на звёзды. Эта-Аквариды можно будет увидеть очень скоро. Кажется, уже через две недели. При этой мысли моё сердце сжимается и так сильно болит. Я просто хочу поговорить с ним. Услышать его голос. Произнести его имя вслух. Я беру со стола телефон и, прежде чем передумать, позволить своему страху, своему сердцу взять надо мной верх, нажимаю на его имя. «Оставьте голосовое сообщение», – говорит его телефон, как всегда, если он выключен. Я никогда не оставляю голосовых сообщений. Но на этот раз не могу просто положить телефон на место. Звуковой сигнал. – Привет, Элиот, – говорю я жизнерадостно и беззаботно, – это я. Мне просто интересно, как оно там, на севере. Или на юге? Мы оба знаем, что география – не моя сильная сторона, да? Ха. Ну, это всё неважно. Мне хочется знать, как ты там устроился. Тут потеплело, и я уже видела в супермаркетах несколько полуголых людей, как будто тут август и мы на Сен-Барте. Спорим, теперь ты больше заскучал по дому! – я умолкаю. Нервно смеюсь. Сердце колотится. – Но да. Это… в общем, мы несколько недель не общались, и… я просто хочу знать, что у тебя всё в порядке. Но если не хочешь перезванивать, то и не надо. Я только хотела выяснить, как дела, и всё. В общем, ну… удачи! Всего наилучшего! На связи! Мои щёки горят, и меня тошнит. От своей наглости. От своей глупости. Я скучаю по нему. Я так по нему скучаю, что мне больно, и я снова вижу его несчастное лицо в ту ночь в отеле, прежде чем он ушёл. Вспоминаю, как он помогал мне с Луизой. С Марвом. Вспоминаю всё, что он для меня сделал. А теперь я звоню ему и чуть ли не пою в телефон? Что я вообще делаю? Я вновь отправляю сообщение. Щёки и уши горят огнём. – Привет, – говорю я на этот раз. – Мне так стыдно. Я… я несла какую-то чушь и делала вид, что мне вообще наплевать, перезвонишь ты мне или нет, но… мне не наплевать. Мне совсем не наплевать. И… я не сказала тебе, но мне так жаль, Элиот. Мне так жаль, что я всё это устроила. И я… скучаю по тебе. Я очень, очень скучаю. И мне бы так хотелось, чтобы ты был рядом. Но Канада тоже любит тебя. Канада с её кленовым сиропом, и красивыми блондинками в меховых шапках, и снегом, и… Я надеюсь, что у тебя всё хорошо. Я надеюсь, что ты счастлив. Пока, Элиот. Я кладу телефон на место. В доме тихо, если не считать приглушённого мурлыканья радио. Я обвожу взглядом сверкающую кухню. Мою кухню. Смотрю на пустой стул Луизы. На кастрюлю с карри, пахнущим имбирём и кокосом, на плите. Порядок. Мне нужно привести в порядок мою жизнь. Рози права. Цикл нытья уже завершился. Пришло время выяснить, кто я такая. Без Воздушного Мальчика. Без страха, который Роберт Морган вонзил в меня, как стрелу, так, что я не могу от него избавиться. Кем я стану, если смогу преодолеть этот страх? Без Элиота. Без потребности в ком-то, кто бы меня дополнял: без мамы, Марва, мужчины, детей? Элиот однажды сказал, что одной меня достаточно. И, как во всём, что касается созвездий и странной музыки, в этом он тоже прав. Одной меня достаточно. Я открываю замо́к блокнота, подаренного Элиотом, чистую первую страницу. И золотой Луизиной ручкой начинаю писать список. Дорогая мисс Эмми Блю, Спасибо за проявленный интерес к должности помощника психолога средней школы Фортескью-Лейн. Это электронное письмо подтверждает, что мы получили вашу заявку и вскоре свяжемся с вами, если работодатель пожелает организовать собеседование.