Когда я, наконец, взглянула ему в глаза, то была шокирована — в его глазах тоже стояли слезы. — Ладно, — произнесла я. — А теперь иди. Пожалуйста. Можешь посылать мне сообщения, если хочешь. Просто… не могу затягивать прощание… только не с тобой. — Хорошо, — ответил он. Я наклонилась к нему и быстро поцеловала в щеку, а потом бросилась к машине и резко захлопнула дверцу. Он медленно, словно нехотя, подхватил багаж и пошел по направлению ко входу. Увидев, как автоматические двери закрываются за ним, я наклонила голову, прижавшись лбом к рулю. Мои плечи затряслись, и я, наконец, дала волю слезам, которые так долго сдерживала. Нужно было отъезжать, ведь это была временная стоянка для высадки. Но я просто не могла сдвинуться с места. Разумеется, через некоторое время раздался стук в окно. — Уезжаю, уезжаю, — произнесла я, даже не поднимая глаз. Я уже готова была завести машину, но стук раздался снова. Я посмотрела в окно и увидела стоящего рядом Элека. В полном смятении я поспешно вытерла слезы и вышла из машины. — Ты что-нибудь забыл? Он бросил сумку на землю и молча кивнул. А затем ошеломил меня, внезапно обхватив мое лицо ладонями и нежно целуя в губы. Мне казалось, я таю в его руках. Мой язык инстинктивно потянулся к его губам, но он не открылся для меня. Он просто прижимал свои губы к моим и прерывисто дышал. Его поцелуй был непривычным, болезненным и полным горечи, потому что не сулил никаких обещаний. Это был прощальный поцелуй. Я отпрянула от него. Но он не отнимал рук от моего лица. — Я никогда не мог простить себе, что причинил тебе боль в первый раз, но заставлять тебя страдать дважды… Поверь, это последнее, чего бы я хотел в своей жизни. — Зачем ты сейчас вернулся? — Я обернулся и увидел, что ты плачешь. Я чувствовал бы себя полным мерзавцем, если бы расстался с тобой таким образом. — Ну, тебя никто не заставлял на это смотреть. Тебе надо было просто уйти, потому что таким образом ты сделал все еще хуже. — Я не хотел, чтобы ты осталась в моей памяти плачущей. — Если ты действительно любишь Челси, тебе не следовало целовать меня. Помимо своей воли последние слова я буквально прокричала ему в лицо. — Да, я ее люблю. — Он взглянул на небо, потом на меня. В его взгляде плескался океан боли. — Хочешь знать правду? Я и тебя люблю, мать твою! Просто я не осознавал, насколько сильно это чувство, пока не увидел тебя снова. Он меня любит? Я зло рассмеялась. — Значит, ты любишь нас обеих? Это уже раздвоение личности, Элек. — Ты всегда говорила, что хочешь, чтобы я был с тобой честным. Вот я честно тебе признался. Прости, если правда оказалась неоднозначной. — Преимущество Челси в том, что она с тобой живет. Ты очень скоро забудешь обо мне. Это все упростит для тебя. — Я обошла машину, чтобы снова сесть за руль. — Грета… не покидай меня так… — Это ты меня покидаешь. Я закрыла дверь, включила зажигание и отъехала от обочины. Посмотрев в зеркало заднего вида, я увидела, что Элек все еще стоит на том же месте. Может, я и была несправедлива к нему, так отреагировав на его признание, но если он честно признался в своих чувствах, то и я сделала то же самое. По пути домой я думала лишь о том, какой несправедливой может быть жизнь. Тот, кто покинул тебя, не должен был возвращаться и заставлять тебя испытывать боль разлуки снова. Когда я въехала на подъездную дорожку, то неожиданно заметила конверт на пассажирском сиденье. Там была тысяча долларов, наличными, которую я дала ему. Это означало, что накануне вечером мы кутили на его деньги. К деньгам прилагалась записка. Я взял их только потому, что не хотел, чтобы ты их проиграла. Но я и так у тебя в неоплатном долгу за все, что ты дала мне, поэтому принять от тебя деньги для меня совершенно невозможно. * * * Спустя два месяца после того, как Элек вернулся в Калифорнию, моя жизнь в Нью-Йорке вошла в привычное русло. После смерти Рэнди мать на некоторое время переехала ко мне, но в конце концов решила, что ей не нравится жить вдали от Бостона. Впрочем, учитывая, что за ней присматривали Грег и Клара и я навещала ее по выходным каждые две недели, она довольно неплохо адаптировалась к своей новой жизни, которая постепенно налаживалась. С Элеком мы с тех пор не общались. Было до слез обидно ни разу не получить даже нескольких слов от него, особенно после нашего горестного расставания, но я не собиралась первой идти на контакт. Скорее всего, я никогда больше ничего о нем не услышу. Тем не менее мысли о нем не оставляли меня ни на минуту. Интересно, он уже сделал Челси предложение? Думает ли он обо мне? А что бы произошло, если бы я не ушла в свой номер в последний вечер, который мы провели вместе? Словом, несмотря на то что я вернулась домой и жила привычной жизнью, мои мысли постоянно витали где-то еще. Моя жизнь на Манхэттене была очень размеренной. Я много времени проводила на работе и каждый день возвращалась домой в восемь вечера. В те выходные, когда я не ходила выпить с коллегами, я обычно читала, пока не засыпала, просыпаясь с электронной книгой на подушке. Вечером в пятницу мы с соседкой Сулли заходили поужинать и выпить в кафе «У Чарли» неподалеку от моего дома. Посетителями там были в основном женщины до тридцати в компании бойфрендов или отдельные группки женщин разных возрастов. Но я предпочитала проводить время с моим приятелем — семидесятилетним трансвеститом. Сулли был крошечным мужчиной азиатского происхождения, который предпочитал ходить в женской одежде, и я долгое время даже не сомневалась, что это женщина, пока он не нарядился в облегающие эластичные штаны, и я не заметила под ними впечатляющую выпуклость, которая смотрелась непропорциональной для его хрупкого тела. Иногда я думала о нем, как о существе мужского пола, а иногда воспринимала как женщину. Но это не имело ни малейшего значения, потому что к тому времени, как я вычислила его половую принадлежность, я уже всей душой полюбила его как личность, и мне было совершенно безразлично, какого пола мой друг. Сулли никогда не был женат, у него не было детей, и он относился ко мне чрезвычайно трепетно, опекая изо всех сил. Всякий раз, когда в пивную «У Чарли» входил какой-нибудь мужчина, я поворачивалась к Сулли и игриво произносила: — Как насчет этого кадра? Ответ был всегда неизменен: — Недостаточно хорош для моей Греты… но я бы с ним трахнулась. После этого мы оба заливались хохотом. Я остерегалась рассказывать Сулли об Элеке, потому что всерьез опасалась, что она выследит его и надерет ему задницу. Но однажды вечером в пятницу после слишком большого количества выпитой «Маргариты» я в конце концов вывалила на нее всю историю от начала до конца. — Вот теперь я все понимаю, — задумчиво произнесла Сулли. — Что ты понимаешь? — Понимаю, почему ты каждый вечер в пятницу торчишь тут со мной и не идешь на свидание с каким-нибудь мужчиной. Почему ты так и не смогла никому открыть свое сердце. Просто оно принадлежит одному человеку. — Принадлежало раньше. А сейчас оно разбито. Как мне его склеить? — Иногда это не в наших силах. Сулли отвела глаза, и я заподозрила, что она знала это по собственному опыту. — Вся премудрость состоит в том, чтобы открыть свое сердце, даже если оно разбито. Ведь даже разбитое сердце все еще бьется. И я уверена, что найдется множество мужчин, которые не упустят возможность исцелить его, если ты им это позволишь. — Она помолчала, потом продолжила: — Но позволь мне тебе еще кое-что сказать. — Что именно? — Этот… Элек? — Да, Элек. Через «э». — Элек. Ему повезло, что я не сяду на самолет и не нанесу ему визит. Отстрелила бы ему яйца нахрен. — Я так и знала, что ты так среагируешь. Вот почему я и боялась тебе об этом рассказывать. — И мне непонятно, что это еще за Келси. — Челси. — Какая разница? Не может быть, чтобы она была лучше моей Греты, красивее ее, с еще более добрым сердцем. Этот парень просто полный мудак. — Спасибо. — Когда-нибудь он осознает, что совершил огромную ошибку. Он бросится сюда, а тебя уже здесь не будет и единственным, кто его встретит, будет такая старая карга, как я. * * *