1985 «Воробей-разбойник засвистал…» Воробей-разбойник засвистал у плетня, в немыслимой браваде — в теплые заморские места соловьев-разбойников спровадив. Отыскав в пожухлой лебеде семечками полную макушку — он грозил сородичей орде, он округу свистом брал на пушку. Перышки взъерошил на груди: «Чур, мое! Чур, нынче я пирую! Эй, чувырло, чур, не походи! Я тебе, чик-чик, поозорую!» Так шумел разбойник у плетня, но пора пугливых миновала — через миг там вся его родня, вся округа пела и клевала… 1986 Комарово Дачный дом, покинутый людьми. Все, как есть, исчезли в воскресенье — с кошками, лукошками, детьми, с банками компотов и варенья… Дом еще не верит и беречь сам себя старается от пыли. В нем еще поленья помнит печь. Стены, полки, кресла не остыли. Но скользит по комнатам пустым призрак запустенья и развала… И о чем мы, право, говорим — с нами, что ли, так же не бывало? Шелестит впотьмах какой-то сор. Вдоль забора – голоса прохожих. Дом глядит с надеждой сквозь забор — даже мало-мальски нет похожих. Только сумрак, только дождь и грязь, да под ветром пляшет, как живая — перед домом, намертво вцепясь в бечеву, – прищепка бельевая… 1986 «Вот женщина. Вот комната ее…» Вот женщина. Вот комната ее. Мужчина здесь – диковинное зрелище. С таким стараньем прибрано жилье — на кресла край присев, не пошевелишься. Беседуешь, салфетку теребя, и чувствуешь себя немного скованно, хоть виды здесь имеют на тебя